Конечно, речь не идет о том, чтобы «запретить» евангельские сопереживания современным художникам. Вся проблема в понимании возможностей именно искусства, в средствах и приемах интерпретации, доступных ему и не оскверняющих священного смысла.
Еще недавно так горячо клеймилась всяческая партийность в искусстве, а сегодня прежние оппозиционеры ретиво и откровенно проталкивают новое партийное искусство через резервы и ресурсы «Единой России». Президиум генерального совета «Единой России» поручил галеристу и политтехнологу Марату Гельману курировать им же придуманный партийный проект под названием «Культурный альянс. Региональный аспект». Естественно, что тут возникают несколько вопросов: почему именно Марат Гельман (культуртехнолог) становится новым идеологом от культуры ЕР (как горько теперь шутят журналисты – вторым министром культуры)? Как сочетается идейный курс партии на консерватизм (провозглашенный буквально накануне) с идеями и эстетикой радикальных культноваторов? Что прибавляет гельмановский проект (а он теперь очень хорошо известен по Перми) к имиджу «Единой России»? И, наконец, каков смысловой и содержательный аспект «современного искусства» в презентации Гельмана?
Новое местничество
Вскоре после обнародования «Культурного альянса» на Президиуме ЕР, он же презентовался на заседании Общественной палаты, где, по словам очевидца Бориса Куприянова, «высказывания Гельмана и других достойных, но зависимых людей, сводились к следующему: как бы сделать так, чтобы денег давали побольше, ведь если не дадут побольше, то их надо будет как-то перераспределять». В том, что «перераспределять» деньги Гельман сможет – нет никакого сомнения. Любопытна тут скорее установка, высказанная молодой партийной деятельницей М.Сергеевой и поддержанная партийцем-единороссом Алексеем Чадаевым. «Культурная политика может быть только партийной», — заявила М.Сергеева, а А.Чадаев поддержал ее в том, что деятели культуры просто обязаны придумать эту новую «партийную культурную политику». Борис Куприянов, пришел к выводу, что «в России есть культурная политика. И эта политика вполне соответствует пожеланиям Маши Сергеевой — она партийная. Делается она членами правящей партии и представителями правящего класса. Их имена известны: это Лужков, Кобзон, Бондарчук, Минаев, Борис Моисеев, Якименко и многие другие». Теперь список можно пополнить еще и Гельманом.
Так чем же гельмановский «Культурный альянс» (так и хочется написать «мезальянс») осчастливит русскую провинцию?
Между прочим, заметим, что ни Дагестан, ни Якутия, ни иные национальные территории (в планах есть только Татарстан) Гельмана не увлекают. Не увлекают, очевидно, по простой причине – продвигаемое им «бедное искусство» там не потерпят.
На официальном сайте «Единой России» М. Гельман уверенно заявляет: «Если мы не создадим нормальную культурную жизнь вне столицы, то мы потеряем страну. В этом случае проблема культурной политики станет уже непосредственно политической проблемой». Гельман пугает, а нам не страшно. Откуда такая уверенность, что провинция не имеет собственной культурной жизни и не способна обеспечить ее «за счет своих ресурсов»? Творчество Алексея Иванова (Пермь) напитано такой силы «региональным» своеобразием (при высоком присутствии идеи государственного строительства), что как-то изначально нагло и одновременно зловеще-жалко смотрелся гельмановский план по «улучшению» пермской культуры. Конфликт большого, талантливого писателя А.Иванова и культурменеджера Гельмана был просто неизбежен, как неизбежна была борьба с Гельманом всех художников и писателей, мыслящих и живущих не на поверхности модных траекторий «новаторского искусства». Интересно, — этот опыт раскола местной интеллигенции был учтен партийцами-единороссами, давшими «отмашку» гельмановскому пробегу (набегу) по (на) России(ю)? Я могу с уверенностью сказать, что пермская история повториться в Краснодаре и Нижнем, Вологде и Иркутске – всюду есть тот самый «региональный компонент», носители которого не захотят себя разрушать. «Единая Россия» руками новых проектировщиков явно углубляет уже и «без культурки от Гельмана» достаточно глубоко вырытую яму. Впрочем, всюду есть или наивные графоманы-реформаторы, или местные закомплексованные «либералы», готовые поддерживать и аплодировать любой дребедени и дряни с московским или иным «высокорейтинговым» лейблом.
Почему, собственно, единственный выход (из якобы культурной межеумочности провинции) Гельман видит в создании специфического «гельмановского пояса», представляющего «альянс городов», где будет проводиться «децентрализация культурной жизни»? «Этот проект — сетевой, — сообщает Гельман. — В том смысле, что в альянс будут включены города с большой численностью населения. Но они уже должны будут создавать вокруг себя свою сеть. Мы планируем через 2 года иметь где-то 25-30 городов…. Мы делаем поворот и говорим, что культура обеспечивает базовую потребность человека, одну из важных составляющих качества жизни. Поэтому она является не “социалкой”, она является частью развития. Наша политика будет направлена не на деятелей культуры, а на все население, а деятели культуры должны стать инструментами реализации программы». В прессе высказывались предположения, что на партийном уровне проект, вероятно, будет курировать секретарь президиума генсовета «Единой России» Вячеслав Володин (предполагается также, что финансировать дирекцию проекта «Культурный альянс» будет ЕР, «на все, что она предложит регионам, местные бюджеты должны будут найти деньги самостоятельно» (sic! – К.К.); а член президиума генсовета «Единой России» Андрей Исаев, рассказывают журналисты, так воодушевился гельмановским прожектом, что предложил ему возглавить комитет по культуре в следующем составе Госдумы. Как, однако, демократично: пока еще никто не выбирал Думу следующего созыва, а для Гельмана там уже и место от пыли очистили!
Увы, начинать стоило бы с культурного образования чиновников. Можно не сомневаться, что практически никто из них не видел арт-объекты, не читал критики на «новое искусство», продвигаемое М.Гельманом, а если и видел, то такому чиновнику заранее объяснили, что нужно понимать «современное искусство». А вот спроси их, что они «поняли», и что нужно «понимать» – вряд ли услышишь какой-либо вразумительный ответ. Культура чиновничества сегодня категорически низка – причем, степень культурного падения часто обратно пропорциональна месту в «табели о рангах». С такими чиновниками очень выгодно заниматься «региональными проектами», на них, можно легко предположить, завораживающе действует одно имя политтехнолога и близкого администрации Президента г-на Гельмана. В общем, все должны верить (и верят!), что Гельман – успешный арт-менеджер, а по его деятельности вообще можно судить о современной культуре нашей страны. Увы, приходится верить, если нет воли и достаточного культурного статуса, чтобы проверить.
Децентрализация культуры по Гельману – это искуственное формирование некоего «нового местничества», нового изоляционизма, — следовательно и идеология, его обслуживающая, неизбежно приведет к дальнейшему обособлению людей друг от друга. Местный культурный патриотизм необходим («немец к нам не придет – мы вятские»), и он есть всюду, причем в прекраснейших образцах! Но без личностной воли, связывающей художника с центром - духом, обеспечивающим единство русской культуры, — местный патриотизм превращается в бесплодный и опасный сепаратизм. У нас давно нет общего культурного пространства, общей истории, общей памяти. Мы давно уже не знаем, что происходит в естественно (и без Гельмана) сложившейся региональной культуре, чем живут там писатели и художники, и вообще творческие люди. Так что задача, на мой взгляд, прямо противоположена гельмановской децентрализации: это объединение и собирание русского культурного пространства.
Вот и опасаюсь, как бы этот культурный «пояс» из 25 регионов не стал удавкой для региональной культуры. И тут опыт Перми трагически бесценен.
Жива ли Пермь?
Осенью 2008 года сенатор Сергей Гордеев и Марат Гельман устроили в здании заброшенного пермского Речного вокзала выставку «Русское бедное» (теперь уже и альбом вышел под тем же названием). Кто-то счел успешным это начало, и уже через несколько месяцев в городе открылся Музей современного искусства PERMM (ну как же без европейничанья и латиницы…., а если учесть любимые гельмановские рассусоливания об индустрии культуры, то было бы славно принять и закон, требующий оплаты за названия фирм и пр., использующих в названии латиницу… Отчего же тут не включить рыночный-то механизм, глядишь и «русское» не было бы таким «бедным!) Ну, как говорится, лиха беда начало – дальше все развивалось с большим ускорением: посыпались новые выставки, проводились всяческие фестивали (фестивализация всей страны просто стала каким-то бедствием – вместо постоянной и регулярной культурной работы идет некий «выброс», фестивально-карнавальный фейерверк, демонстирирующий, что культурная жизнь, де , у нас есть и бьёт ключом…)
Не долго думая, Пермь была провозглашена новой культурной столицей России. Правда Россия об этом так и не узнала, а у глашатаев явно обнаружилось «наличие отсутствия» элементарной самоиронии… Да что и говорить, если образчиком выступал заштатный испанский городок Бильбао, который смогли раскрутить как туристический центр после того, как фонд Соломона Гуттенхайма выстроил там музей современного искусства. Заманчивый сей примерчик все же не сработал – не едут толпы туристов к Гельману и все тут, хоть сто раз самозванно назовись культурной столицей.
Но вернемся в проекту «Русское бедное». Собственно эта «бедность» так сказать предъявляла себя во всей красе: материалы арт-объектов – это в сущности, утиль-сырье: «источник художественной предметности — мусорка: «иконосы» из железяк, пенопласта, гофрокартона у Валерия Кошлякова, мифические животные из корыт и инструментов у Ольги и Александра Флоренских, картинный металлолом Дмитрия Гутова, золотое кладбище из чайных пакетиков Александра Бродского». (Выделено мной – К.К.) . Вся эта бедность хлама будет тут же «осмыслена» и «переведены» в идейно-стратегический план: якобы так ставится проблема экологии среды (и тут же, понятное дело, цитируется ак. Д.С.Лихачев с его высказываниями об экологии культуры). Фундамент, что называется, подведен. Идеологическая база, собственно, ничем новым не удивит: все тоже пережевывание краха недавней истории, когда «в считанные годы целые поколения – смыслы, эстетика, люди, быт – оказались на свалке истории. Если соц-арт – реакция на перепроизводство идеологии, то «Русское бедное» – на исторически закономерное после ее отмены “перепроизводство” хлама» (Ольга Орлова. Бедность и красота. 8 октября 2009 г.) А такие арт-объекты как, например, пятиконечная звезда из сигарет так и вовсе напоминают почивший, казалось, соц-арт тридцатилетней давности.
Вообще Марат Гельман мало озабочен последовательностью своих высказываний – это, надо полагать, и есть высший шик арт-технолога. Так, важным для него «открытием» именно в Перми, стало следующее: «А на выставке «Русское бедное» люди шли и думали, что бы они могли сделать. В их устах «я тоже так могу» было не отрицанием искусства, но признанием того, что они сами могут его сделать…..Все это выходит совсем по-бойсовски: в каждом человеке есть художник, важно его только разбудить. Губернатор, журналист или охранник, посмотрев экспозицию, срочно начинали креативить, придумывая новые объекты или вспоминая, что у них есть….Люди видят, как оно создается из совершенно бросовых материалов. Они очень быстро, практически сразу понимают, что это высокое искусство, видят, из чего это сделано» (За качество русского языка в приведенной цитате я не отвечаю – К.К.).
Просто читать неловко такие признания о «высоком искусстве» и губернаторах, что начинают тут же «креативить» (надо полагать вспоминают, какой хлам лежит где-нибудь в темном углу). Саморазоблачение и раздевание на этом не закончилось – это, так сказать, главная инсталляция, демонстрирующая «внутренний мир» самого Гельмана! Замечу, кстати, что в русском языке не нашлось русского эквивалента инсталляциям, перформансам, блокбастерам, и пр.. Язык словно сопротивляется временному и неподлинному, заимствованному, нес могущему стать «своим». …Поскольку как раз в это время, когда открылось «Русское бедное» и разразился кризис, то, естественно, журналист спросил Гельмана и о бюджете проекта. А он ответил так: «Многие из работ мы производили непосредственно к экспозиции (выделено мной – К.К.). На их изготовление ушло 170-200 тыс. «зеленых крокодилов». Умножь на три – получится общая смета». Бедные проектировщики – смету в 600 тысяч «зеленых» пришлось срочно осваивать, — не покладая рук производить объекты прямо к экспозиции…
Собственно название «Русское бедное» подразумевало несколько стратегий. Во-первых, Гельман снова выступил откровенным подражателем. Арте повера (итал. arte povera — бедное искусство) – это направление, оформившееся в итальянском искусстве (в Турине) в к. 60-х — нач. 70-х гг. XX века. «В основе его лежит,- читаем в Словаре, — создание объектов и инсталляций из простых предметов обыденной жизни, подобранных на свалках отбросов и принадлежавших, как правило, к обиходу мало обеспеченных слоев населения — мешков, веревок, старой поношенной одежды и обуви, элементарных предметов домашней утвари, земли, песка, угля, старых тряпок, кожи, резины и т. п..»
Выставка Гельмана побывала и за рубежами России – там она называлась «Russian povera» — «Бедный русский», потому как среднего рода в итальянском языке нет. Таким образом, тут тоже убивали двух зайцев: название отсылало к знакомому «Arte povera», а с другой стороны вместо распространившегося образа «нового русского» (криминализированного и сорящего деньгами), тут явился «бедный русский», который представал чуть ли не скупердяем, живущим с мусорки, с отходов цивилизации («Хорошая работа с образом соотечественника», — тут же констатировала критика). И эта тенденция – создания низкого, низменного, почти физиологически ощутимого ущербного русского образа сегодня как-то активно поддерживается отечественной арт-критикой. Мало того, эта «низменное как принцип» провозглашается трезвомыслием, антимечтательностью, антипрелестью в противовес некоему «коллективному Солярису», который якобы «видит-творит сны — бесполые (!?? – К.К.), бездумные, сладко-изнурительные, а любой, кто его будит, враг ему» (К.Анкудинов). Нет, не стоит так упрощать. Не стоит монополизировать право на «самоосмысление и самопонимание русской культуры» — для этого пока нет никаких интеллектуальных оснований у нашей журналистского типа критики. Понимает и осмысливает русская культура все-таки не сама себя, а через своих носителей, т.е. конкретных людей. К.Анкудинов, к сожалению, оказался не способен понять по существу своих оппонентов (он называет Лидию Сычеву и Марию Иванову). И дело, действительно, не в «новом реализме», в котором пока еще так мало нового. Дело в фундаментальных вопросах бытия. Вопрос первый: отношение к «общему» (которое теперь новой арт-критикой презирается). Для «коллективной памяти» (наличие которой чрезвычайно важно!) существенным является работа на продолжение этого «нашего общего» — работа свободная, личностно выбранная, когда в твоей собственной личности выработана эта потребность и возможность работать на самосохранение и развитие общего-целого. Именно тут ЛИЧНОСТЬ является двигателем, строителем, и т.д., а не там, где идёт индивидуальная застройка «под Юзефовича», или кого угодно из «приятных» тебе людей. И второе: нынешние «реалисты» (а там есть бытописатели, националисты-либералы, социалисты-реалисты пр. и пр.) вновь повторяют старые ошибки: реализмом выжигают идеальное, сапогами – Шекспира. Действительно, как-то много развелось докторов, подсовывающих «болящей России горькие лекарства», -«русское бедное». Вот только больная Россия – это не ВСЯ Россия. Есть Россия сопротивляющаяся, борющаяся, живущая в режиме ежедневного подвига, верующая, милующая, деятельно-милосердная….
А Пермь настиг тем временем новый проект Гельмана — «Евангельский», оцененный и верующими людьми, и талантливыми, тонкими экспертами (Романом Багдасаровым, координатором арт-проекта «Декалог XXI», в частности) как кощунственный. Вот некоторые образчики с выставки. Московские художники Д.Врубель и В.Тимофеева решили проиллюстрировать тест Священного Писания посредством фотографий новостных лент и Интернета (прежде Перми проект обкатали на ярмарке «АРТ Москва-08»). Они считают, что выполнили «современные фрески», в то время как жанр проекта – ни много ни мало как «медийный монументализм». Звучит завлекательно – медийный (то есть очень подвижный, скоропортящийся продукт, построенный на постоянном улавливании злобы дня) соединяется с пространственно-мощным «монументализмом», но в такого интеллектуального монстра уже никто не всматривается (к этому публика уже приучена). «Почему стала возможна эта выставка в Перми? – размышляет Роман Багасаров. — Не потому, что Гордеев и Чиркунов (губернатор Пермского края – К.К.) являются такими же кощунниками, как Гельман и Врубель. У них просто есть искреннее желание поддержать современные, актуальные тенденции в искусстве. Не удивительно, что они поручают организовать выставку известному московского галеристу. Но известность и компетентность Гельмана сильно преувеличены, по большей части они раздуты им самим. Создать образ успешного галериста для бывшего замдиректора ОРТ достаточно просто, Гельман находится в заведомо выигрышном положении по сравнению со многими своими конкурентами. Гордеев и Чиркунов не разбираясь в современном искусстве, не понимая всей серьезности затрагиваемых тем, будучи далекими от сферы искусства, фактически идут на поводу у таких недобросовестных кураторов, как Гельман. Конечно же, такие вещи происходят из-за неопределенности государственной политики в области современного изобразительного искусства. У нас дают широкую дорогу новым иконоборческим и десакрализаторским тенденциям, которые существуют в современном искусстве, при этом, очень редко поддерживают людей, занимающиеся в современном искусстве чем-то противоположным. Эту тенденцию активно поддерживают антицерковно и антихристиански настроенные арт-критики. Они не хотят видеть серьезного отношения к христианству». Мы не раз уже писали в нашем журнале о так называемом «актуальном искусстве», которое чрезвычайно агрессивно настроено не только по отношению к красоте, добру, классическим канонам, но и всеми силами старается вытеснить «консервативное» искусство, требующее от художника подлинных творческих усилий, — стараются скомпрометировать как неактуальное, скучное, серое, «академическое» и вытеснить его на обочину эстетических интересов общества. Пример нового гельмановского проекта, получающего поддержку ЕР – это еще одно доказательство того, что «государство потеряло интерес к созданию большого государственнического изобразительного стиля и к поддержанию связей с предыдущими эпохами развития русского искусства» (Р.Багдасаров). И вообще, все это напоминает РАПП и его оголтелую малограмотную активность. Неграмотно, зато политично!
Актуальное искусство давно пользуется приемами эпатажа, скандального самовыражения, откровенного осмеивания религиозных (нравственных, культурных) норм. Так и здесь, в «Евангельском проекте» художники, в сущности, позволили себе прием насмешки на традицией понимания евангельских тем и сюжетов (достаточно привести один пример: на фасаде пермского музея был помещен баннер с двумя криминального вида, ощерившимися беззубыми подростками, а внизу красовалась «надпись» : «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает». (цитата из Евангелия). В «Евангельском проекте» есть и еще одна типичная для «актуальщиков» картина: на ней юный наркоман делает сам себе укол в вену. Тут же и надпись: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие». Вот было бы страшно интересно узнать, как трактует сей образчик проекта губернатор Чиркунов?
Конечно, речь не идет о том, чтобы «запретить» евангельские сопереживания современным художникам. Вся проблема в понимании возможностей именно искусства, в средствах и приемах интерпретации, доступных ему и не оскверняющих священного смысла. А вот если «Русское бедное» соединить с «Евангельским проектом», то можно увидеть тенденцию – создания непривлекательного (отвратительного) образа современной России. Можно увидеть «антииконографию» и анти-Россию.
Пока же М.Гельман по-прежнему занимает пост директора Пермского музея современного искусства, т.е. пребывает в должности, позволяющей безоглядно (при поддержки местного министра) заниматься анти-модернизацией культуры города Перми. Вообще, особые страдания Гельмана, повторяю, связаны с «обделенностью» провинции «современным искусством», с неспособностью провинциалами его «понимать». Мало того, свой проект Гельман почему-то представляет как альтернативу «министерскому, бюрократическому управлению культурой», что, собственно, звучит весьма комично – ведь пермские проекты были осуществлены именно пермской же бюрократией, чиновничеством, да еще и наверняка единороссами. К тому же, как писали пермские газеты, Гельман говорил о том, что «пермским культурным проектом, …заинтересовались в администрации президента, и после полутора месяцев обсуждений чиновники согласились под эгидой государства транслировать пермский опыт в другие регионы». Таким образом, альтернативу бюрократии… составили чиновники к тому же «под эгидой государства»! Учитесь господа, учитесь так критиковать бюрократию, чтобы она тут же проявила всяческие инициативы против себя! И денег отвалила!
Так что красивые словеса о модернизации культуры (опять все на те же бюджетные – они же во многом «партийные» — деньги) читаются странно, Всё это весьма «технологично», но и отменно цинично. Гельман встает в оппозицию сам к себе. Сам себя вроде бы как высекает – понарошку, чтобы вновь, как ни в чем не бывало «забрасывать дрожжи» в культурную среду других городов.
Автор проекта «Культурный альянс» упрямо подчеркивает, что он занят не политикой, а только культурой. Вряд ли. Верить политтехнологу – себе дороже. Ведь он сам не раз критиковал власти за то, что они не стремятся к большей либерализации общественной жизни, а потому, по Гельману, потребность в свободе может «сливаться» в область культуры; мало того, по убеждению автора нового партийного искусства, «активация культурной жизни должна снизить социальную напряженность» (Евгения Пастухова. Соль. 28 мая 2010 г.), что якобы доказал уже пермский эксперимент. Протестная энергия выплескивается в дискуссии об искусстве, а значит, — логически завершим мысль, — чем наглее, провокативнее «искусство», тем жарче дискуссии и активнее выброс энергии! Но при этом политтехнолог Гельман зачем-то нам говорит, что политикой не занимается, да к тому же политикой он не занимается на партийные деньги! Так и никак иначе мыслится им общественная модернизация России: «Новации в культурной жизни везде и всегда воспринимаются людьми как “воздух свободы”. Знаковые события в культурной сфере, новые артефакты и новые переживания сами по себе уже являются ответом на вопрос “что изменилось?” — говорит директор пермского музея» (цит. по Е.Пастуховой, там же). Вот только как столицами назначают сами себя, так и со «знаковостью» получается все какая-то самодеятельность и самозванство. И то самое «все население», на которое направлено острие культурных акций «Гельмана и К*» – то самое «население» ничуть и ни в чем не стало «свободнее» после, например недавнего мультимедийного фестиваля «Живая Пермь», который проходил с 8 по 12 июня. А 17 июня пермские журналисты Людмила Каргопольцева и Василий Бубнов подводили итоги фестиваля в статье «Пять дней в ЖП», раскрывая суть вопроса в подзаголовке: «Дорогостоящий культурный марафон в Перми прошел без участия зрителей». (Статья так важна и отменно написана, что мы решили поместить ее в продолжение темы целиком). «Живая Пермь» состояла, по словам инициатора, из 195 событий (?!) и включала 20 арт-проектов. Было там всякое: очевидно, пермский художник Сергей Тетерин, тоже был использован как «инструмент реализации программы». Его проект назывался «Изобретение поэтофона». Сам Тетерин рассказывает о нем так: «Водружение в книжном магазине действующего арт-объекта — телефонного аппарата для связи с духами знаменитых поэтов-футуристов — Маяковского, Бурлюка, Каменского». Что и говорить, страшная модернизации искусства произошла в тот день в Перми! На уровне примерно последней трети XIX cтолетия, когда так моден был спиритизм и вызывание духов знаменитостей! Только тогда в этих духов верили, а сегодня так, забавляются, прикалываются. Ну, чем не прогресс!
Пермский опыт со всей очевидностью показал, что «актуальное искусство» — это отлично организованная группа. Организованная куратором, политиком и менеджером Маратом Гельманом., которому теперь указано нести в провинцию «модернизацию» культуры. Да и то правда, как прочитала в каком-то из блогов об «актуальном искусстве»: «Еще десять лет назад в московских галереях резали свиней, рубили иконы, ели водку в виде желе, и, раздевшись догола, бросались на публику. Сегодня это вряд ли возможно: поход в “правильную” (читай к Гельману – К.К.) галерею в светских кругах по значимости приравнивается к посещению модного spa-салона». А вот остальным, то есть населению, которому не доступны spa-салоны, бросим, как кость примерно такое: «Современным художникам нужно ампутировать детородные органы, руки и языки. / И всё это сжечь на ритуальном костре, пепел развеять в малиннике для удобрения почвы, чтобы медведям было, что поесть». (из «Поэмы о современном искусстве» сподвижника Гельмана — Плуцера-Сарно) . Что-то демоническое, нечистое, дискомфортное чувствует «население», посещая выставки от Гельмана и читая тексты от Сарно. Ну так и что? Кураторы и прочие ответственные лица тут же объяснят вам то, что вы не поняли. Отлакируют по высшему классу, завернут в красивую обертку дискурсов и коннотаций, биологических ритмов и мифологических предчувствий. Впрочем, честно сказать, и это уже плохо «работает» — особенно в провинции, которую гораздо легче развести на социальном…. А ежели кто вдруг усомниться в «чудесных способностях культуры» модернизировать общество и сознание, — то таким, будьте спокойны, быстро объяснят, что они не правы. Вот уже и директор Приволжского филиала государственного Центра современного искусства в Нижнем Новгороде Анна Гор подтверждает, что «Культурный альянс» «не получится без поддержки первых лиц регионов. Важны не столько деньги, сколько политическая воля и желание, которые в провинции — в дефиците». Ну что ж, скоро придет Гельман. Гельман все исправит. И будете вы по его (а не своей) воле тратить огромные бюджетные деньги на «Живой Нижний», будто теперь вы там все (без Гельмана-то) исключительно мертвые, несовременные и безвольные. А вот смелая ульяновская чиновница Татьяна Ившина ради «актуального искусства» готова все преодолеть, даже, как сообщают журналисты, «если оно вызовет неприятие, как это было в 2001 году, когда Ульяновск был объявлен “Культурной столицей Поволжья”» . Вот так-то! Только для кого оно тогда предназначено, это «актуальное искусство» – для чиновников, боящихся авторитетного Гельмана? Не слишком ли дорогая для «населения» плата?
Капитолина Кокшенёва
Комментарии:
11-04-01 19:06 Олег Антонов
Отличная статья — ее нужно распространять по России огромными тиражами. Я уверен, что многие люди думают так же. Ответить
11-04-04 09:47 Андрей Б.
Гельманы со своими делишками — сор, шелуха. Даже не ветер, а ветерок истории сдует их в зловонную канаву, и следа не останется. Больна Россия, плоть измождена, ползают сладострастные вши. Но дух её им неподвластен; придёт время, и вновь воссияет, как солнце, вечная русская культура, и в страхе разбежится вся нечисть. Спасибо, Капитолина Антоновна, ваши статьи очень бодрят. Чувствуешь волнение, хочется говорить высоким словом о высоких вещах. Ответить
11-04-06 19:05 Капитолина Кокшенева
Благодарю Вас, Андрей! Конечно, мы живем верой, но вера всегда сопровождается большими испытаниями. В культуре тоже. Боюсь, что русский слух сегодня у многих тоже искажен и вкус испорчен. Да, я стараюсь писать актуальную, бодрую и художественную критику. Если есть у меня читатели — я и довольна. Ответить