Ехать оставалось совсем немного. Справа – чёрное, распаханное поле, слева – разномастный лес, сыплющий листвой под колёса автомобиля. Всё чаще попадались грибники. Их корзины и вёдра были заполнены до краёв. Алексей пожалел, что нет у них времени отдаться неспешной грибной охоте. Вдыхать особый влажноватый аромат земли, смешанный с хвоей (вот и сосны показались) – это почти наслаждение, что-то из детства. «Может, остановимся, спросим?» – предложил он отцу. Отец вышел из машины и скоро зашагал по направлению к очередным грибникам: серый плащ распахнут, сзади болтается хлястик с пряжкой, шляпа на голове сдвинута на затылок. Глядя на то, как он щурится от яркого солнца, оглядываясь по сторонам, прежде чем перейти дорогу, Алексей с удивлением отмечает, что в отце, кажется, ничего не изменилось. Таким для него он был и двадцать лет назад, и тридцать. Теперь отцу семьдесят. «Или я просто так привык к нему?»
Расчёт был таким – выехать в девять утра, не позже; доехать за два с небольшим часа, благо погода располагает; а то зарядят потом дожди, разве выберешься, если грязь будет непролазная? Обратно двинуться в четыре, не позже, чтобы до сумерек обернуться – пока к отцу заедешь, потом в гараж, на это тоже время нужно. Выехали, однако, после десяти.
Спуск вниз. Река Девица. Машина резво, по кривой, скатывается в пойму. Приходится притормаживать. Кажется, что длится это долго. Деревня Болдырёвка. Луга сверкают на солнце. Как всегда важные гуси. Девочка в длинной юбке с хворостиной в руке. «Да, места дивные, – соглашается отец. – Я здесь жил в сорок седьмом году, школу заканчивал, – рассказывает отец. – Мать – в Красном жила, дедушка твой – в Белгород уехал на повышение квалификации». Дорога снова поднимается вверх. По обеим её сторонам возвышается лес. Деревья, словно могучие исполины в роскошных шапках. Зрелище преисполнено величия и строгой тайны.
Алексей тоже выбрался из машины – ноги затекли, надо размяться, – и неожиданно закачался – от необъятного простора, ширины леса, синевы неба. Всего было слишком много. Близость леса становилась похожа на исполненное обещание, возврат утерянного когда-то состояния. Возобновившийся запах сладковатого гниения, отчётливой и хранимой прели затягивал вглубь воспоминаний. Втянуть в себя шумно воздух – и пропасть, забыться. «До Красного по этой дороге доедем?» Отец расспрашивал краснолицего, скупого на слова и эмоции грибника. Кажется, он сказал «да» и махнул рукой, указывая путь, – Алексей не слышал, он стоял в стороне. Лес обнимал его со всех сторон. Он закрыл глаза.
Тётка жила рядом с Красным, в Сетище. Её восемьдесят пять. Она одна, но как-то умудряется управляться по хозяйству. Ходит – уже совсем согнувшись. Говорит: я когда вверх голову подниму, мне плохо становится, в глазах тёмно, а в землю смотреть – мне привычнее. Вся жизнь в работе, без дела не сидит. До сих пор сама вскапывает огород, сажает картошку, лук, морковь, капусту – всё, что положено. Раньше отец Алексея приезжал ей помогать, но в этом году заболел и попал в больницу. К осени – снова приступ: сердце и желудок оказались связаны одной нитью боли. Тётка написала письмо: «Как вы там? Скоро приедете?» У неё белёная хата, ещё в лучшие времена крытая шифером. Во дворе ярко-зелёная, мягкая трава. Она сразу от калитки стелется. Направо – сваленные в беспорядке дрова, старая рассохшаяся лавка. На ней сидит тётка Анна, рядом – две кошечки, они то жмурятся, вытягиваясь в удовольствии, то играются между собой. За дальним плетнём – угол сада, тихое, потайное место. Дородные сливы. Дальше, за огородом, богатый орешник. Так было в прошлый раз.
«Дальше куда?» Отец уверенно кивнул налево. «Что, прямо в лес?» – спросил Алексей. «Да, тут дорога короче, чем по асфальту». Грунтовая – так казалось вначале. Какое-то сомнение всё же было. Но впереди, метрах в ста пятидесяти, стоял чей-то автомобиль. Вокруг никого. Грибы, наверное, собирают, подумал Алексей. О другом он и думать и не мог. Что тут думать, сказал отец, смелее. Алексей включил передачу и тронулся с места. Через несколько секунд они уже сидели в плотном капкане. Двигатель ревел впустую – их «жигулёнок» всё глубже зарывался в песок.
В Красном Алексей впервые побывал ещё до школы. Тогда летал самолёт, смешной «кукурузник». В воздухе, правда, было не смешно – болтанка страшная. Маленький Алексей судорожно бледнел, его невыносимо тошнило. А потом полёт заканчивался, и наступала благодатная пора. Самое яркое впечатление оказалось и самым неожиданным: он навсегда запомнил могучий дубовый лес, заваленный мёртвыми жуками-оленями. Их было бесчисленное множество, и все лишены каких-либо признаков жизни. Эта картина подавляла своей скорбной тишиной. Алёша раньше никогда не видел таких жуков – только на картинке в энциклопедии. Да, прямо настоящий олень – с рогами. Отец сказал ему, что если между рогами жука сунуть палец, то запросто можно пальца этого лишиться. Вот такой это был жук. Когда в деревню поедем, пообещал отец, сам убедишься. Одного жука Алёша привез домой, в город. На ватной подушке, в узкой коробке из-под конфет «Птичье молоко», он хранился среди бабочек и прочих насекомых. Даже мёртвый, он вызывал уважение. Когда Алексею иногда случалось наткнуться на эту коробку взглядом, что-то сжималось у него внутри, и снова возникала перед глазами земля, усеянная тысячами жуков, и вырастал немой свидетель – дубовый лес.
Любые потуги оказались напрасными. Ни вперёд, ни назад – только вниз, всё глубже. Оба вышли из машины в расстроенных чувствах. Тёмно-синяя «тойота», что послужила им знаком для продолжения движения, оказалась пуста. Она тоже завязла в песке. Где хозяин? Отец принялся собирать сучья, чтобы подложить их под колёса. Алексей поднялся от лживой дороги и вошёл в лес. Кругом одни сосны. Нагнулся за веткой, валявшейся под ногами. Снова влажный, волнующий запах – острее, ближе – опавшей хвои, скользкого рождения и одновременно склизкой гнили. Разворошил узнаваемый холмик. Маслята. А вон ещё и ещё. Даже собрал их по инерции и тут же подумал: к чему теперь? Вокруг не было ни души. Бросил на землю.
Сучья тоже не выручали – сколько их не подкладывай. Положение становилось аховым. На часах уже начало второго. О брошенной «тойоте» даже не хотелось задумываться. Небо жило своей жизнью, оно ещё больше наливалось солнечной синевой. Сосны как всегда молчали – как дубы о жуках. Позади, со стороны шоссе, иногда доносился шум проезжающего автомобиля. Люди ехали как надо, по правильной дороге. Надо было искать помощь.
Для Алексея было полной неожиданностью спустя десятилетия обнаружить, что в Красном сохранились стадион с футбольными воротами, деревянная арка входа и по обе стороны неё две гипсовые фигуры футболиста и лыжницы на постаментах. Раньше они были покрашены серебряной краской, а теперь – бронзовой. Они существовали ещё до рождения Алексея. Для него этот простенький стадион с фигурами являлся самым старым местом в Красном. За последние несколько лет село обновилось. Самое удивительное – открылся пивной бар с настоящим немецким пивом. А вот книжного магазина не стало.
Отец вернулся к шоссе. Алексей остался один. Через полчаса он увидел, как с другой стороны к нему направляется человек. Алексей сразу догадался, что это владелец «тойоты». Кому же ещё оказаться в этом глухом месте? Парень, лет под тридцать. Улыбнулся и подал Алексею руку: «Встретились два идиота». Его товарищ по несчастью рассказал, что ходил к дому лесника, но никого там не нашёл. Он практически местный, и всё равно вляпался… Подальше ещё виднеются избы, трубы дымятся, – может, там у кого есть трактор? И всё же решили попробовать ещё раз. С «жигулями» так ничего и не вышло. За руль сел Сергей (так звали парня). Он газовал, а Алексей напирал сзади руками и телом. Ну давай, левее… Едва ли не искрами вылетал из-под колёс песок, сучья непослушно сваливались – до желанной кромки леса продвинуться не удавалось. Сергей снял кепку, почесал голову и предложил: давай с моей попробуем потыркаться, у неё передний привод, вдруг получится? И получилось – даже легко как-то. Нужно было только усилие Алексея: он из последних сил толкал, уже и на колени встал, молния на куртке разошлась, – и пошла вдруг «тойота», вылезла на правую сторону, а там всякие ждут лесные пути-дорожки, выведут куда надо.
Снова вниз. Река Потудань. Село Солдатское. Пейзаж всё так же притягивает внимание. В прошлый год до Сетищ добирались через Репьёвку, по хорошей грунтовой дороге, и по полю – так ближе всего. Сентябрь выдался сухим, дождей совсем не было. Теперь той уверенности нет – вдоль дороги стали попадаться лужи, и вариант с полем оказался под сомнением, можно застрять в грязи. Отец решил ехать через Горки.
Не волнуйся, сказал Сергей, уверенно ведя «тойоту» между деревьев, – тебя тоже вытащим. Алексей беспокоился, что бросил машину, – вернётся отец, увидит, что его нет, что подумает? Верно ли подумает? Лесника по-прежнему не было дома. Во дворе стоял трактор. Поехали дальше. В тех избах тоже никого не оказалось. Встретили только чумазую девочку, играющую со щенком, и рассудительную женщину с коромыслом. Она поправила платок на голове и указала, как добраться до какой-то артели, – там техника всякая имеется, это недалеко. Техники действительно оказалось в избытке. Это было скопище разнообразных механизмов и машин. Вот только людей не было. Ни единого человека. Им обоим это показалось странным. Они уже долго так катаются (Алексей всё беспокоится, как там отец) по раздолбанным дорогам в лужах, но никого больше, кроме девочки и женщины, не встретили. Люди словно куда-то неожиданно испарились. Все, разом. Оставив дома, дымящиеся трубы, кур, клюющих что-то в траве… Алексею стало казаться, что они бессмысленно кружат на одном и том же месте. Лес, поле, снова лес… Сергей сбавил скорость и неожиданно спросил: слышишь, как стучит? Алексей напряжённо прислушался к машине: нет. И тут вдруг оба увидели, как вперёд покатилось левое колесо.
«Вот так ещё раз повторится, «скорая» через час приедет, и поминай как звали», – проговорил отец. Алексей сидел на табурете у его больничной койки. Он держал в руках письмо: «Ну что там Анна Филипповна ещё пишет?» – спросил отец. Сливы нынче не уродились, а картошки прорва, уже выкопала. Когда приедете? Здоровье всё хуже. И руки уже не те, и сил на всё не хватает, чтобы поправить. Сарайчик совсем обвалился, крыша худая. А я всё про вас думаю, как вы там поживаете, как здоровье ваше. Дай Бог, чтобы не болели, берегите себя… «Если не в сентябре, то в октябре обязательно», – сказал отец.
Хорошо, что скорость была небольшая, проговорил Сергей и полез в багажник за инструментом. Алексей вздохнул. Уже три часа. Отец, конечно, вернулся к машине. Тоже нервничает. Почти так и оказалось, когда справились с поломкой и завершили неудачный круг. Он не нервничал, у него было озабоченное лицо. Хлястик плаща волочился по песку. Отец прилаживал буксир к подводе. Неказистая лошадка дёргала головой. Рядом стоял мрачноватый мужик (телогрейка, засаленный картуз) с опущенными вожжами. «Мы…» – начал было Алексей. «Понятно», – сказал отец и махнул рукой: «Садись за руль». «Давайте я, – вызвался Сергей. «Налево не пойдёт, там дороги нет, – пояснил мужик. – Назад вытяну и направо, к лесу».
Алексей двигался строго за «тойотой». Дорога была неровной, румяные стволы сосен начинались вздыбленными корнями. Выехали к асфальту и распрощались. Отец полез в карман плаща и достал таблетки. «Ты как?» – спросил Алексей. «Ладно», – поморщился отец.
Ярко-зелёный почтовый ящик на заборе. Калитка с засовом. Тётка Анна услышала шум двигателя и вышла из хаты во двор. «А я всё жду, жду. В ящик загляну, нет ли письма. А то на дорогу выйду, как машина какая проедет, – может, ко мне?» Сразу слёзы в её глазах. Обнялись с отцом. Потом Алексей подошёл. «Да вот застряли в лесу, – начал рассказывать отец. – По полю не решились. Столько времени потеряли!» «Ну идёмте в хату», – говорит тётка Анна. Потолки низкие, приходится наклоняться. Вместо двух кошечек – одна. «А Муську какой-то зверь погрыз». «Какой зверь?» – удивился Алексей. «А кто его знает. – Тётка Анна развела руками. – Из леса пришёл».
Хочешь одно, получается другое. Она привязана к земле, они – к своим обязанностям. Есть ещё обстоятельства, которые управляют всем. Алексею завтра на работу, отцу – в поликлинику. Час прошёл в разговорах и воспоминаниях. Главное – как и что. Покосившийся сарай глядит на них с немым укором. Отец вздыхает: «Дотемна надо бы вернуться». Тётка Анна с ведром идёт за луком. «И мешок возьми под картошку», – говорит она Алексею.
Обратная дорога склоняется к полю. Сказали, что там сухо, есть наезженная колея. Но лес ещё ближе. «Так куда?» – Алексей повернул голову к отцу. Решение принято. Где-то справа, за деревьями, остаётся дом лесника. А вот дальше – вопрос. Пока раздумывали, рядом проехала «волга». Догнать её не успели, она исчезла. «Куда сворачивать?» – ещё не тревога, но всё же… Лес стал совершенно незнакомым – вытянулся, посуровел. Вдруг показалось, что в посеревшем пространстве разом увеличилось число сосен. Их горделивая высота была враждебной. «Куда?» Дыхание начинает суетиться с вопросами. Далеко впереди виден просвет. Показалось – вот он выведет к шоссе. По прямой. Только надо быть увереннее. «Смелее!» – подбадривает отец. Грязь, лужи – всё больше и больше, дорога – выше. Они идут на подъём. Мотор ревёт. Рельеф слева становится круче. Надо прижиматься к деревьям, иначе можно увязнуть. «Смелее! Дотянем, немного осталось!» – упорствует отец. «Куда?» Алексей вдруг понимает, что дёргает руль как сумасшедшая механическая кукла. От неожиданного удара выскакивает зеркало в салоне и падает на приборную доску. Пока что ясно, что они живы. Ни царапины. Им нечего сказать друг другу. Каждая секунда молчания отдаёт вечностью. Оба выбираются из машины. Непонятно, как они перескочили поваленный ствол и врезались в сосну. Лобовое стекло цело. Перед слева смят, крыло оттопырилось, капот криво приподнят. Поваленная сосна смягчила удар, но и отрезала им возможность выбраться обратно. Алексей поднял голову. Небо отдалилось на расстояние забвения. В настороженной тишине ещё явственнее выступил знакомый запах сырости и гнили. В нём было что-то непреложное и манящее. Алексей закрыл глаза. До дома отсюда было сто двадцать километров.
Назойливая мошкара лезет в лицо. Тётка Анна выводит Алексея со двора в сад: «Слив себе наберите, мне одной столько много не надо». Ей привезли хлеба, булок, консервов разных, колбасы копчёной, шоколада и даже бутылку кагора. «А очисток не забыли?» Очистками она называет сосиски. Любит их очень.
Уже подступили безнадёжные сумерки. Спасение неожиданно пришло сверху: в просвете показался тряский самосвал. Скрипя и переваливаясь, он добрался до них. Водитель с напарником помогли освободиться из плена. Они же и подсказали, как выехать на шоссе: легковой машине по прямой никак нельзя, надо направо поворачивать. Асфальт вселяет уверенность. Машина, как бы там ни было, едет. Совсем стемнело. Левая фара вывернулась и светит прямо в небо, пропадая в бездонной черноте. Капот заклинило. На нейтральной передаче двигатель периодически глохнет. Алексей тогда нервничает. Отец молча смотрит перед собой. Или тихо говорит: «Спокойнее». Начинает накрапывать дождь.
Отец воткнул вилку в розетку. Сначала заработал звук, потом появилось изображение. «Вот так напрямую и включай, – сказал отец. – А стабилизатор не трогай». Телевизор привезли ей несколько лет назад. Чёрно-белый, с круглой ручкой переключения каналов. В деревне берёт всего два. И того достаточно. «Вот спасибо, наладил, – радуется тётка Анна. – Хоть вечерами когда что посмотреть. А зимой так особенно: дни короткие; как завьюжит, навалит снега – прямо тоска, скучно». Потом она рассказывает, что ей предлагали перейти в дом престарелых. Она даже побывала там, ей понравилось: «Кормят, и кровать есть, тумбочка – всё, как положено. Да только я не уйду отсюда никуда. Буду здесь доживать, как уж есть». И печалится: «Совсем негодная я сделалась. Пора видно, как говорят, подковы отрывать… Я вот всё думаю и думаю: почему нам так не везёт? Какие же мы несчастные! Жизнь вспомнишь – и что хорошего? Больше плохого… Да, а грибы? Грибов возьмёте?». Отец утешает её и говорит, что теперь они с Алексеем приедут летом.
Виктор Никитин