Сергей Беляков: До выхода романа «Асан» все говорили, что премия у Маканина в кармане. Но вот роман появился, сначала в «Знамени», затем вышел отдельным изданием. Чем больше людей его читали, тем больше нарастало недоумение, которое сменилось раздражением, особенно после того, как «Асан» получил трехмиллионную «Большую книгу». Против Маканина сложился целый фронт от Аллы Латыниной в «Новом мире» до Аркадия Бабченко в «Новой газете». К ним присоединился и Николай Александров на сайте «Open Space». Ветераны чеченских войн были просто возмущены: Маканин в Чечне не бывал, он толком не знает ни о Чечне, ни о войне. Роман его искусственный, сухой, скучный, лживый, наконец, малохудожественный.
Нашлись у романа и защитники, среди них либералы – Наталья Иванова, Андрей Немзер, умеренный почвенник Кирилл Анкудинов и, как ни странно, Герман Садулаев. У каждого были свои резоны защищать роман, каждый нашел убедительные аргументы. Самым последовательным и принципиальным защитником оказался Евгений Ермолин. Смысл его пространного комментария в ЖЖ можно свести к известной фразе Ленина: «Очень своевременная книга».
Книга и в самом деле «своевременная», актуальная, но имеет ли право писатель эксплуатировать в своих целях чеченскую тему? Можно ли оправдать наспех слепленный роман актуальностью темы?
Андрей Рудалев: Насчет наспех слепленный – это достаточно сомнительное утверждение, которое мы, по большому счету, ничем не сможем подтвердить. Какие-то детали, как я помню, Владимир Семенович уточнял у Александра Карасёва еще на липкинском форуме 2006 года. Кто-то может начать утверждать, что и «Кавказский пленный» явился подготовкой к написанию этого романа, и к нему автор шел поступательно многие и многие годы.
Но проблема даже не в этом, а в том, что, как и в случае с любым крупным произведением, литературное сообщество разделилось на два лагеря. «Асан» и, это крайне важно, спровоцировал дискуссию, вызвал диспут. Спор этот стал не просто внутренним литературным делом, но он обратил внимание извне на актуальную литературу. Скорее всего, это был сознательный расчет Маканина, он пошел на определенную провокацию.
Честно говоря, роман меня также не впечатлил, читая его, я был разочарован. Но с другой стороны, аргументы по типу «не был, не видел, не участвовал» к литературе мало имеют отношения. Действительно, есть вещи, которые без личного прочувствования невозможно представить. Это любовь, смерть, религиозное переживание… Мы же говорим о детализации, о ситуации, которую можно смоделировать. Не обязательно резать людей и быть преступником, чтобы написать «Преступление и наказание», «Бесов» и «Братьев Карамазовых», можно пережить личное мистическое сопричастие со смертью, всю же прочую логику из этого можно реконструировать.
Или же предлагается впасть в своеобразные нигилизм и начать запрещать всякие разговоры, к примеру, о Средневековье под той мотивировкой, что мы там не жили, нам логику жизни тех людей невозможно представить? Но ведь пишутся «Цивилизации Средневекового Запада» и «Монтаю»: представители «школы Анналов» довольно убедительно (по письменным памятникам) реконструируют менталитет средневекового человека…
Но, как я понимаю, защитники «Асана» делают акцент не на правдоподобии, а на выводах, авторских обобщениях, на том, что Маканин смог подняться над материалом и довольно независимо характеризовать эту ситуацию, не так ли?
С.Б. Выводы и обобщения тоже небезупречны. В «Асане» хорошо видны «слабые места» писателя Маканина, точнее его особенности – рационализм и презрение к деталям.
Маканин рационалистичен, а война иррациональна по природе. Если верить Маканину, то войну начинают исключительно для заработка, воюют ради денег, умирают за пачку купюр. Не думаю, что обобщение близко к истине. Сводить даже такую «бизнес-войну», как Первая чеченская, к череде коммерческих операций нелепо.
Кроме того, Маканин всегда пренебрегал деталями, бытом. Он ведь математик, поэтому предпочитает создавать математические модели, а не реконструировать реальность. Книги Маканина вряд ли станут ценным источником для историков будущего. В них мало «фактуры». Дело даже не в том, что Маканин не бывал в Чечне. Георгий Владимов не сидел в лагере и не воевал, но написал «Верного Руслана» и «Генерала». Владимов работал с источниками, много лет он корпел над мемуарами советских военачальников, собирал материалы. Владимов и сам писал за этих военачальников, вел «литературную запись». Я не знаю, как работал Маканин, но советов Карасёва и мемуаров Трошева (ссылок на другие источники «Асана» я не встречал) явно недостаточно для сколько-нибудь достоверной картины чеченских войн. Жаль, Маканин не узнал у Карасёва, что солярку возят не бочками в грузовиках, а наливняками, что мобильников в Чечне года до 2002-го не водилось, что Чечня – нефтеносная страна, и чего-чего, а горючки там хватало.
Маканин искренне полагал, что написал хороший роман. Он попытался его защититься от критики Аркадия Бабченко: «Запрет (торговать самодельным бензином – С.Б.) был строг, – писал Маканин. – Настоящий был запрет!.. Неужели писатель Бабченко… может… не понимать, что запрет порождает дефицит». Очень маканинский ход мысли. Логично, но неверно, а главное – разрушает структуру «Асана». Если Чечня была островком правового государства, если законы и запреты там что-то значили, то каким образом появился майор Жилин со своим солярочным бизнесом?
Кстати, вечный майор Жилин, лет десять охраняющий такой же вечный склад, – фигура не реалистическая, а уж скорее эпическая, но «Асан» все-таки на эпос не тянет. Нет в истории человечества такого эпоса – эпоса о любви к деньгам.
Если считать всерьез, что роман Маканина о Чечне, о чеченских войнах, то надо признать его полнейший провал. Если роман не о Чечне, а я убежден в том, что это роман не о Чечне, тогда дело другое.
А.Р. Сергей, на самом деле, я со многими твоими высказываниями солидарен. Конечно, это роман не о Чечне. Можно вслед за Аркадием Бабченко именовать его «фэнтези на тему Чечни», мне же он показался своеобразным симулятором компьютерной игры.
«Асан» — эпос, притча, иносказание… Все эти определения от лукавого, и они совершенно не работают в данном случае. Возможно, это черновик, один их этапов глобального эксперимента, который пытается проделать Маканин….
По ходу нашего разговора мне вспомнилось одно из высказываний Владимира Семеновича, которое он произнес на семинаре в Спасском-Лутовиново в 2007 году, относительно современной прозы о Чечне. Он сказал, что от похожести опыта пишущих людей возникает похожесть их текстов и из этого – ощущение, что они топчутся на одном месте. Поэтому «Асан», на мой взгляд, это эксперимент, определенная провокация, попытка преодоления ощущения похожести.
Как я знаю, в последнее время Маканин много рассуждает на тему литература и кинематограф, о мышлении словом и мышлении образами. По его мнению, в свое время роман победил, потому как мы стали видеть все, что в нем происходит. Это писатель как-то назвал «искушение видением». Роман произвел кинематограф, которого интересуют только сцены, а не слова, и сейчас он все более подменяет литературу. Мы разучились читать, видя слово, пошло чистое мышление образами и поэтому все больше в последнее время пишется не проза, а кино, сценарии к кинофильмам. Возможно, это и позволило Алле Латыниной утверждать о наличии нескольких пластов в романе. В данной терминологии первым уровнем будет сцена, вторым – слово. И это слово, рассуждая об «Асане» мы еще не совсем прочитываем.
Можно однозначно заклеймить роман и отбросить в утиль, но всегда интересно посмотреть с другой стороны. Как-то я спросил мнение об «Асане» своего друга лингвиста и человека очень тонко разбирающегося в литературе Романа Попова. А ожидал типичного пренебрежительного высказывания, но услышал другое, поэтому попросил оформить его высказывание письменно: «Немногие критики отмечают, что Маканин в «Асане» нашел новую форму для военного романа, показал «нового романного героя», что книга эта – мудрая и яркая метафора.
Странное дело, Маканин, насколько я знаю его творчество, никогда не писал сугубо реалистическую прозу, а скорее притчевую, каждый раз моделируя свою картину мира. Но если раньше ему на это никто не пенял, то теперь и малейших расхождений с реальностью не прощают. Потому что взялся за тему, на которую требуется писать почти документально, без доли вымысла? Иначе – всё ложь?
С другой стороны, когда действительно большой писатель, притом другого поколения, обращается к новому для себя материалу и в своей художественной манере, иначе, чем это уже принято, осмысляет, использует его, приподнимаясь над натуралистичностью описаний – так это надо приветствовать, а не хулить.
Отдельный разговор о языке «Асана». Единственное, что пока можно сказать до начала серьезного исследования, – он не бедный и не сырой, как предполагают критики. Он новый, а потому непривычный – как для самого Маканина, так и для всей современной литературы в целом».
Так что получается, мы просто не готовы к новизне, явленной в маканинском романе?
С.Б. Кто ищет, тот найдет. При желании можно найти новизну практически в любой вещи. Поищем и мы. Что нового в языке «Асана» – не пойму. Маканин, кажется, никогда и не занимался созданием какого-то нового языка. Он писатель-«социолог», а не писатель-«лингвист». Что до маканинского героя, то герой-то старый-престарый, можно сказать – классический, толстовский. Маканин неслучайно назвал его «Жилиным». Да, тот самый Жилин, старый честный служака в новых обстоятельствах. Маканинский Жилин оказался в стране, где сложился совершенно новый политический режим – монетократия (термин Белковского) и появилась новая религия – религия денег. Западный индивидуализм в стране беззакония мутировал, превратился в монстра. Успех любой ценой. Выше личного счастья нет ничего на свете. Нет ни товарищей, ни друзей, ни государства, ни родины. Есть только «мое», личное счастье, которое дают только деньги. Деньги стали законом, идолом, смыслом жизни.
Всякий организм в новых и к тому же неблагоприятных условиях или погибает, или приспосабливается, чтобы выжить. Жилин выжил, приспособился. Он – один из многих. Ворует, как может. Трезво оценивая собственные силы, отказывается торговать оружием. Не по этическим или патриотическим соображениям. Просто не такого он полета птица. Идеал Жилина – дом на берегу реки – идеал многих жителей России, из тех, у кого еще нет своего новенького, комфортабельного дома. Жилин такой, как все. Если он и «новый», то не как герой военной прозы.
Я ведь не отрицаю «Асан» в принципе. Как роман о современном обществе он очень интересен. Но ругают его неслучайно. Владимир Семенович Маканин и в самом деле не бытописатель, он никогда не стремился к воспроизведению действительности, но умел уловить тенденцию в развитии общества, определить социальный тип. Кто вспомнит, как геологи из «Гражданина убегающего» в глухой сибирской тайге зачем-то копают (лопатами?) землю. Что можно найти таким образом, какие полезные ископаемые? В «Испуге» описан штурм Дома советов (октябрь 1993-го). Но в главе «Старость. Пятая кнопка», одной из лучших в романе, речь идет о телеканале «Культура», созданном только в 1997-м. Но все эти несообразности Маканину прежде прощали. А вот на этот раз не простили, потому что он забрел на чужую территорию. Прикрыл свою социальную притчу камуфляжем военной прозы. Получил премию и полный короб разгромных отзывов.
Со времен «лейтенантской прозы», а возможно и раньше, после «Живых и мертвых» Константина Симонова, или еще раньше, после «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова у нас появился своеобразный «канон» военной прозы: о войне писать честно и точно, не лгать, не фантазировать. Ложь – порок неустранимый, даже если она вызвана не злым умыслом, а невежеством автора. Окопная правда – идеал, образец. Даже чеченские романы Проханова Мария Ремизова как-то ругала за «недостоверность», а Проханов был куда ближе к традициям отечественной военной прозы, чем автор «Асана».
Я приветствовал бы разрыв с традицией, если «Асан» оказался на голову выше «чеченских» рассказов Карасёва, Бабченко, Наумова, ярче, интересней, талантливей. Если бы Маканин превзошел сам себя, наконец. Но ведь этого не случилось. Хотя Александр Карасев и Аркадий Бабченко, Илья Плеханов и Алексей Наумов, не относятся к моим любимым авторам, к ним я отношусь с почтением, они все-таки работают в русле этой традиции, и слава Богу. И читать их рассказы интересней, чем «Асана». «Аргун», «Дизелятник», «Как просто быть солдатом» – живые, а маканинский «Асан» мертвый. Свою социологическую схему Маканин не оживил, не превратил трактат в художественное произведение. Процесс превращения социологии в литературу не успел закончиться.
А.Р. Рассуждать о главном герое Асане-Жилине можно, но это будет другой, по сути, разговор. Все нападки на его «имморализм» снимаются оговоркой, что он является отражением и олицетворением современного мира. Деньги, деньги, деньги, но он не может отпустить от себя «шизов» и спасает их ценой собственной жизни… Ситуация странная, малоправдоподобная, но, по большому счету, в теории допустимая.
Так вот, по моему стойкому убеждению, и я еще раз повторюсь, «Асан» выполняет функцию сознательной провокации. Этой книгой не столько Маканин хочет сказать новое слово и, тем более последнее с последующим закрытием темы, сколько пытается столкнуть большой пласт людей размышляющих, пишущих на данную тему с топтания на одном месте. И может, действительно, в этом случае он хотел нам показать не картинку, относительно которой только ленивый не высказался, что это – ложь, а спровоцировать на новое слово… То есть вместо сцены, сценария к возможному будущему кинофильму подтолкнуть на написание настоящей прозы, которая есть слово. Разве нельзя предположить такой задачи у художественного произведения?
А премия и короб разгромов – это только благо для книги и современной литературной ситуации. Жесткий спор, который вызвал Маканин многим лучше, чем ритуальное алаверды и ставший практически обязательным обмен жеманностями… Литературный процесс – это сражение и вовсе не на деревянной палочке верхом и не со стрельбой конфетти из декоративных пушек. Владимир Семенович именно об этом напоминает, принимая удар колючих и жгущих стрел по всем фронтам.
С.Б. Может быть, так и есть. Тема актуальная, дискуссионная. Маканин человек умный и расчетливый, прекрасно понимал, что сторонников у его романа будет много (авторитет Маканина в литературном мире нерушим), будут и противники. Однако на такой сильный отпор, какой оказали Латынина и Бабченко, скорее всего не рассчитывал. Иначе не стал бы оправдываться, вступать в спор с тем же Бабченко на страницах «Новой газеты».
Наверное, Владимир Семенович правильно сделал, что написал о Чечне. Правильно, если рассуждать с точки зрения литературного агента, издателя, словом, предпринимателя, а не художника. Не знает Маканин чеченских реалий, но ведь Бодров-старший тоже их толком не знал, однако взялся снять фильм о Чечне (это было двенадцать лет назад). И выиграл «Нику» (в пяти номинациях!), «Кинотавр» и «Хрустальный глобус». Даже на «Оскар» номинировался. За что? За актуальность! Сейчас этот фильм забыт, забыт прочно. Такова судьба всех однодневок. «Асан», конечно, не однодневка, но к творческим удачам я его не отнесу. Повторю, это удача коммерческая. Это умная и важная, но все-таки слабая для такого писателя вещь.
Перед «Асаном» Маканин написал «Испуг», роман, на мой взгляд, выдающийся. Но «Испуг» оказался слишком тонкой работой. Критики в большинстве своем видели в истории старика Алабина только рассказ о чудаке-эротомане, не разглядев подлинный смысл «Испуга». Может, Маканин и в самом деле разозлился на литературную общественность. Взял да и выдал, что попроще.
А.Р. Удача коммерческая и успех литературный – большая тема для разговора. И, действительно, кажется, что «Асан» написан как коммерческий продукт, по крайней мере, реклама, его пиар сделали свое дело. Но в чем здесь коммерческий интерес? Шум вокруг роман скорее всего вторичный признак. Чеченская проблематика для широких масс отодвинулась на периферию и уже не будоражит сводками теленовостей. Понятно, что для Маканина война лишь фон, пограничная ситуация, при которой лучше всего высвечиваются язвы нашего общества. Недаром в одной из своих статей критик Кирилл Анкудинов сказал, что эта книга не о Чечне, а о коррупции.
Приведу для примера мнение человека со стороны, так сказать независимого эксперта. Замечательный музыкант, лидер нижегородской группы «Хроноп» Вадим Демидов на форуме своего сайте написал: «это мощнейшее чтиво, автор круто модернизирует понятие «военный роман». Это роман о чеченской войне, но не о победоносной, а теневой, о той, которой не пишут в газетах, и молчит телеграф. Читается роман на одном дыхании. Послевкусие мрачное — в какой жопе мы живем! Но читать обязательно! Достоверно…
У каждого своя правда — у Маканина своя, у ветеранов-чеченцев — своя, совершенно к роману не относящаяся. Маканин в «Асане» подметил одну очень важную тенденцию. Бизнес стал позвоночником нашей жизни, и не важно где — хоть на войне даже. Ценное наблюдение. До Маканина нигде об этом не было написано столь убедительно. А Чечня для него площадка для этого серьезного разговора. Естественно, это не далеко не все поняли. И цепляются за детали. А детали — это чепуха».
Люди многое находят в этой книге и уже по этому одному назвать ее полным провалом и конъюнктурной фикцией едва ли можно. После первоначальной волны неприятия вполне возможен этап взвешенного ее осмысления и повторного прочтения.
С.Б. Коммерческий интерес очевиден – разве три миллиона «Большой книги» уже ничего не стоят? Да и продажи романа, удостоенного самой денежной литературной премии, должны подскочить. О коррупции на чеченской войне писали с января 1995-го. О коммерческой подоплеке войны не говорил только ленивый. В художественной литературе эту тему открыл вовсе не Маканин, а Проханов в романе «Чеченский блюз».
Роман Маканина, конечно, не только о коррупции. Коррупция – это лишь частный случай, лишь элемент системы, основанной на полном торжестве индивидуализма и беззакония, на принципе – «Можешь – воруй, не можешь воровать – не мешай другим». Маканин эту систему моделировал и, самое главное, моделировал неизбежный результат ее функционирования – гибель, распад.
В целом, модель Маканина верна. Мало кто станет с ним спорить. Начальник летного училища экономит топливо, поэтому у пилотов нет надлежащей летной практики. Авиакомпания опять-таки экономит, штрафует экипаж за перерасход горючего. У начальников растут банковские счета, появляются уютные домики, у кого не берегу реки (мечта майора Жилина), а у кого и на берегу теплого океана. Самолеты, естественно, падают, люди гибнут. Эта система действует повсеместно. В промышленности, в армии, в образовании, в науке. Не случайно же наши ракеты не взлетают. Не случайно от нашей техники отказываются даже постоянные покупатели. Так что в общественном значении романа я не сомневаюсь. Но роман – не статья. Актуальность, аналитичность, доказательность не спасают «Асан». Маканин хочет быть актуальным, но иногда это желание приводит его в тупик.
В лучших вещах Маканина гармония содержания и формы, мысли и художественного образа. Читать – одно удовольствие, как писал девяносто лет назад другой критик о другом писателе «каждая буква – нарядная, каждая страница – с изюминкой». Но ведь есть у Маканина и вещи, интересные только филологам, историкам литературы. Кто сейчас станет читать некогда актуальный «Лаз»? Устарел, на мой взгляд, и знаменитый «Сюжет усреднения». Сейчас, в эпоху нового неравенства, о каком усреднении речь? Идея стареет раньше литературы. В наши дни «Асан» столь актуален, что мы готовы простить автору и сухость, и схематизм, и незнание реалий чеченских войн. Но рано или поздно (будем оптимистами) наступит другое время, воровство перестанет быть нормой. Найдутся ли тогда читатели у «Асана»?
А.Р. Практически у каждого автора есть книги, так сказать, «устаревшие». Говорить о будущем движении и жизни книги – все это гадательные вещи. Литературный процесс сложнопредсказуем, это особая масса перегноя (прошу прощения за грубое сравнение), в котором многое перегорает, растворяется, что-то, наоборот, чуть ли не чудесным образом начинает прорастать и укрепляться в силе…
Важно то, что в настоящем, как бы там ни было, «Асан» — удача. Оказалось, что литература еще что-то значит для нашего общества. Она будоражит, провоцирует, возбуждает эмоции, и еще не до конца превратилась в блестящую игрушку, висящую на стене, «бесславную и безвредную». За одно это Владимиру Семеновичу низкий поклон, за одно это я бы дал ему с десяток «Больших книг»!