Современная фантасмагория в двух действиях
Действующие лица:
Аркадий Львович Дульчиков
Люба Попышева
Махахорин
Вадбольский
Подхолюзин
Мамедов
Трещалов
Кузякин
Куракина
Митька
Сенатор
Клещивцев – младший
Клещивцев – старший
Дуська
Действие первое.
Кабинет начальника одного из департаментов очень важного российского министерства. Все добротно, солидно – и особенно внушительно выглядит массивный дубовый стол, можно подумать, что сперва этот стол здесь поставили, а потом уже построили кабинет. На столе – строгий порядок, в вазе – букет белых роз. По ходу спектакля иногда будут высвечиваться также апартаменты для отдыха. Дверь кабинета открывается, входит его хозяин, Аркадий Львович Дульчиков, в ведомственном кителе с генеральскими погонами. Генерал уселся за стол – и вдруг повел себя как-то странно. Произнес тихо: «Держи в руках честь стола!» — и этот самый стол обнял, и расцеловал его, с чувством, даже страстно. Потом снял трубку прямой связи с секретарем.
Дульчиков. Любовь Леонидовна, я начинаю прием.
Люба. А можно мне на секунду?
Дульчиков. Валяй.
В кабинет вошла секретарь Люба, высокая эффектная блондинка не более двадцати трех лет. Она подошла вплотную к Дульчикову, легкими прикосновениями мягких пальцев дотронулась до его висков, грудью скользнула по мужскому плечу.
Люба. Может, сейчас… развалетитесь , Львович?
Дульчиков. Пусть пройдут первые посетители… а потом – перерыв на час. Телефонные переговоры с правительством… поняла?
Люба. Поняла, Львович.
Секретарь улыбнулась, показался язычок, сжала локоть Дульчикова.
Дульчиков. Кто у нас первый, Любаша?
Люба. Господин Махахорин.
Дульчиков. Махахорин… это интересно. Зови!
Люба вышла из кабинета.
Дульчиков. Ой, чуть не забыл. Надо же снять подслушку.
Дульчиков едва успел нажать кнопку под столом, как на пороге возник Махахорин.
Махахорин. Приветствую вас, дорогой Аркадий Львович! Лучшие пожелания вам от всех членов Святого Синода Русской православной церкви. Вы православный? Вижу, что верующий. Такие люди нужны христианской вере… Вам звонили сверху о моем визите?
Дульчиков. Откуда сверху?
Махахорин. С самого-самого.
Дульчиков. Не припомню. Простите, как ваша фамилия?
Махахорин. А вы меня не признали?
Дульчиков. Пока нет.
Махахорин. Так я же Семен Семенович Махахорин! С Мостийского завода. Директор. Обижаете. Не признать Махахорина… Я же друг вашего шефа!
Дульчиков. Какого, простите?
Махахорин. Министра.
Дульчиков. Министра? Мне никто ничего не говорил… Чем могу помочь такому симпатичному человеку?
Махахорин. Вы, конечно, знаете, с каким неимоверным трудом восстанавливается русская церковь. Сколько храмов разрушено прежним режимом, какое количество священников было замучено извергами. Но где взять деньги для воскрешения святынь? Надо ведь ежедневно производить все необходимое для церковной жизни: праздничные календари, свечи, иконы, стихари, потиры, кадильницы, крестики и так далее. Тут, Аркадий Львович, капитал необходим огромный. В настоящее время такую широкую номенклатуру товаров выпускать – изворотливость нужна и связи с богоугодными людьми. Ведь все это делается, чтобы в душах россиян опять воцарился дух Христов… В прошлый раз церковь просила ваше ведомство об освобождении от налога на добавленную стоимость. И Бог помог: прежний руководитель департамента господин Наврайский снял с нас НДС. Ожили! Лампады и свечи, паникадила и латунные венцы озарили храмы. Слово Божье зазвучало с новой силой! Но теперь – новая беда. Не дает она Святому Синоду и всем православным христианам спокойствия и душевной благодати! Мы лишаемся основного символа, главного знака нашей веры – креста…
Дульчиков. Как так, упаси Бог? Какая же вера без креста, без образа воскресения? Что, наши чиновники налог или лицензию на изготовление крестов ввели? Тут, любезный, мешкать недопустимо! Пусть ваш самый главный с письмом к президенту обратится. Что за порядки вводит этот Мреф? Налог на крест! Тут я категорически против. У вас имеется заявление в адрес нашего ведомства или на мое имя?
Махахорин. Ой, спешите вы, уважаемый! Тут еще подумать надо, что и как писать! Вопрос непростой. Вначале дело требуется решить, а потом уж письмо готовить. Или я не прав?
Дульчиков. Помилуйте, скажите все как есть, а то я вас не совсем понимаю. Говорите, чего же решить-то надо?
Махахорин. Надо снять акциз. Это по вашему ведомству.
Дульчиков. С чего акциз-то снять? Ведь кресты делаются не из акцизных материалов! Олово, медь, алюминий… Что, вы хотите сказать, снять акциз с золота? С серебра?
Махахорин. Да! Именно так.
Дульчиков. Да как же это возможно? Золотые кресты делает не только завод православной церкви. Все ювелирные мастерские страны занимаются этим бизнесом! На это ежегодно уходит десять тонн золота и двадцать – серебра. Выпуск только золотых крестов даст оборот в сорок пять миллионов долларов, а акциз составит около трех миллионов в год. Кто позволит так беспардонно грабить страну?
Махахорин. Давайте договариваться, Аркадий Львович, умница вы наш, какие будут предложения?
Дульчиков. Передо мной лежит закон, какие же тут могут быть варианты для размышлений? Вы находитесь в государственном ведомстве. В пятистах метрах от Администрации Кремля!
Махахорин. А у меня предложение есть. Можно высказать?
Дульчиков. Говорите!
Махахорин. Никто не услышит?
Дульчиков. Кроме меня тут никого нет.
Махахорин. Речь идет о пяти тоннах золота.
Дульчиков. Да, и что?
Махахорин. Мне нужно акцизное освобождение на пять тонн золота.
Дульчиков. Лихо берете! Вы хотите прикарманить два миллиона долларов бюджетных денег?
Махахорин. Прикарманить? Церковь просит вас помочь, чтобы у верующих не возникало чувства ненависти к правительству. И так, а нынче особенно, чертовщина гуляет по России!
Дульчиков. Послушайте, я чиновник. Переживания верных прихожан меня не интересуют. На службе моя Библия – закон.
Махахорин. Даем пятьдесят тысяч долларов за десять тонн золота. Они должны быть свободны от акциза.
Дульчиков. Вы, буквально только что, говорили о пяти… Но меня этот вопрос вовсе не интересует.
Махахорин. Акциз же не вами снимается! Вы готовите лишь пакет документов в правительство! Основные расходы нас ожидают именно там.
Дульчиков. Семен Семенович! Ваше предложение меня не заинтересовало. Оно дурно пахнет.
Махахорин. Наш заводик – это субъект внутрицерковного хозяйствования. Церковь отделена от государства, что позволяет ей иметь производство для собственных нужд. Золото для нас – материал, украшающий скудный быт прихожан, наши праздники. Зачем верующим по ювелирным салонам шататься? Конфессиональную золотую атрибутику пусть у нас покупают. Дешевле! Без акцизов! Все освящено служителями церкви. Ведь религии нужен капитал, любезный Аркадий Львович! Как православные соборы поднимать? Из каких источников финансировать реставраторов, каменщиков, иконописцев? Если вы лично начнете вести этот гуманитарный проект, то мы сможем заплатить вам сто тысяч долларов. Одним траншем. Вперед! По любому адресу! Хоть наличными!
Дульчиков. Ой, Семен Семенович, меня трудно соблазнить! Это пустое дело. Оставьте! За свой стол я держусь самозабвенно. Я до мозга костей государственный служащий. Все, что вредно стране, тяжелой болью отзывается в моем сердце. Выводите меня из игры и действуйте. Министерство у нас большое. Если будет прямое распоряжение сверху, я препятствий чинить не стану. Без проблем дам свое согласие. Подумайте, я вас не тороплю.
Махахорин. Да что тут думать-то? Лучше с вами дело иметь, чем министерские пороги обивать. Даю сто пятьдесят тысяч. Начнем работать, дорогой вы наш. По рукам, генерал! Неужели вы сами хотите послать меня наверх? Чтобы премия осталась на другом столе?
Дульчиков. Вы не убедили меня, любезный. В прихожей народ толпится. Можете жаловаться, что государственный советник третьего ранга Дульчиков пренебрежительно отнесся к нуждам Святого Синода, Русской православной церкви, директора завода и так далее… Можете даже снять меня, отнять у меня стол! Хотя он для меня – жизненная опора. Я без стола, что другой без семьи, без родины… так что вот так! Был рад с вами пошутить, Семен Семенович. Если возникнет какой вопрос…
Махахорин. Минутку, подождите! Прошу вас. Я еще не все сказал. Главный аргумент оставил на последнюю минуту. Дайте собраться с духом. Смелость нужна в этом деле особенная… дам двести пятьдесят тысяч долларов за полный разрешительный пакет.
Наступила пауза. Дульчиков встал, прошелся по кабинету, выглянул в окно на Маросейку и сказал самому себе, тихо-тихо: «Вот если пожар, как тут спрыгнешь? Четвертый этаж. Костей не соберешь! А если бежать придется?»
Махахорин. Вы что-то сказали?
Дульчиков. Нет, это я так… Я готовлю документы только от своего ведомства. Составлю текст письма на имя нашего первого стола. Оно должно быть подписано вашим первым столом. В работу кабинета министров не вмешиваюсь. Только после полной выплаты премии возьмусь за дело.
Махахорин. Замечательно! Прелестно! Где передать премию?
Дульчиков. Когда?
Махахорин. Зачем откладывать это приятное событие? Уже к обеду я буду готов.
Дульчиков. Банк «Рубин» на Сивцевом Вражке. Спросите Бридчикову. Она просмотрит купюры и уложит их в ячейку.
Махахорин. Вам сообщить, что дело сделано?
Дульчиков. Не беспокойтесь, я сам получу сигнал из кредитного учреждения. Если сегодня все состоится, то завтра начнем подготовку вашего дела. Приходите, уважаемый, в одиннадцать утра.
Махахорин. До скорого!
Махахорин вышел из кабинета.
Дульчиков. Непростой тип… Надо держать ухо востро… Если он сегодня к Бридчиковой не попадет – бьюсь об заклад, у него есть коварный план! Информацию получил: действительно есть связи, и под меня копает. Хочет своего за мой стол посадить. Надо что-то придумать. В напряжении его держать… В напряжении…
И тут господин Дульчиков обхватил стол обеими руками, прижался к нему коленями, башмаками уперся в боковины и стал его так усердно и даже, пожалуй, страстно целовать, что могло показаться, что он, стол этот, вызывает у чиновника самые настоящие сексуальные чувства.
Голос секретаря (по прямой связи). К вам, Аркадий Львович, господин Вадбольский.
Дульчиков. Да!
В кабинет входит Вадбольский.
Вадбольский. Добрый день! Спасибо, что нашли время меня принять и выслушать.
Дульчиков. Так-с, чем могу служить? Говорите, пожалуйста, предметнее. У чиновников моего уровня постоянно не хватает времени. Прошу изложить суть проблемы или предъявить заявление.
Вадбольский. Я от господина Слузова…
Дульчиков. Это от какого Слузова?
Вадбольский. Из генеральной про-ку-ра-ту-ры.
Дульчиков. А, ну да, помню. Уважаю! Садитесь. Слушаю вас.
Вадбольский. В Дворянском собрании Москвы наметился кризис. Точнее, он продолжается уже не один год. Якобы князь Нарицын прикарманил огромные суммы, вырученные от коммерческого использования нашей резиденции. Чему я лично никак не хочу верить. Стало известно, что в начале января вы направите к нам аудиторскую проверку. Часть Дворянского собрания поддерживает Нарицына, другая — Башмакова. Граф Слузов посоветовал обратиться к вам за содействием, чтобы ваши чиновники… мягкость проявили. Деликатность. Князь Нарицын страдает сердечной недостаточностью. Как бы не помер наш предводитель!
Дульчиков. А граф Слузов, это кто – брат прокурора?
Вадбольский. Нет, нет. Прокурор Слузов и есть граф.
Дульчиков. Странно, в досье о российских чиновниках сказано, что Слузов из крестьян.
Вадбольский. Может быть. Коммунисты оставили нас не только без собственности, но и без родословных.
Дульчиков. Вы тоже представляете дворянское сословие?
Вадбольский. Да! Вадбольские – старейший княжеский род России. Можно добавить еще два слова?
Дульчиков. Пожалуйста. Но генеалогия аристократических семей меня не интересует.
Вадбольский. Понял! Тогда не буду утомлять. А вы сами не хотите получить княжеский или графский титул?
Дульчиков. Это с моей-то фамилией?
Вадбольский. А что? Дульчиков… Чем Дульчиковы хуже Дашковых, Воронцовых, Лопухиных, Чернышевых? Вы, прошу прощения, помогите нам… И ваше имя станет звучать совершенно по-другому: государственный советник третьего ранга князь Аркадий Львович Дульчиков. Лучше же?
Дульчиков. А почему Слузов не стал князем?
Вадбольский. Он сам захотел быть графом.
Дульчиков. А, понятно.
Столоначальник встал, прошелся по кабинету и, опять посмотрев в окно на Маросейку, едва слышно пробормотал: «Как тут спрыгнешь при пожаре? Остаться в живых шансов не так уж много. Сгоришь или задохнешься от дыма… А стол? Как его-то при пожаре сохранить?»
Вадбольский. Простите, не расслышал.
Дульчиков. Я говорю – кто главнее: князь или граф?
Вадбольский. У кого больше денег и связей.
Дульчиков. А, ну да…
В этот момент зазвонил внутренний телефон. Дульчиков взял трубку и услышал голос Любаши: «К вам на прием прибыло известно лицо. Разрешите доложить? Это срочно».
Дульчиков. Заходи!
В дверях появилась секретарша.
Люба. Депутат пришел.
Дульчиков. Что еще за трибун с Охотного ряда? Какого созыва? У одних полномочия закончились, у других еще не начались.
Люба. Он вечный. Я его с детства помню.
Дульчиков. Как его фамилия?
Люба. Подхолюзин.
Дульчиков. Подхолюзин?! Зови немедленно. Дружище Вадбольский! Подожди пока в приемной! Утешу известное лицо нашей Думы, тут же тебя приглашу. Депутаты – люди справедливые, но капризные!
Выходя из кабинета, Вадбольский столкнулся с Подхолюзиным, который словно бы отодвинул Вадбольского в сторону.
Подхолюзин. Привет начальникам! Где тут можно сесть? Чиновники твоего ведомства стали такими строгими, что без разрешения боюсь выбрать себе стул. Ха-ха-ха!
Дульчиков. Да что вы такое говорите?! Я с радостью желаю служить вашему превосходительству! Какой вопрос, глубокоуважаемый, необходимо решить? Я весь – внимание.
Подхолюзин. Слушай, генерал. Твои люди наехали на Баргузинский деревообрабатывающий комбинат. Ошибка! Грубейший промах! В прошлое воскресенье весь коллектив как один проголосовал за нашу партию. А ты их тут же наказываешь. Или ты – не наш?
Дульчиков. Нет, что вы, я стопроцентно ваш! В партийный актив Северо-Западного округа вхожу. Все мои клиенты получили наказ только за наши идеи голос отдать!
Подхолюзин. Что же ты периферийных партийных друзей топишь? Что, трудно найти других? Может, очки тебе заказать? Пенсне подарить? Бинокль? Список неблагонадежных юридических лиц фельдъегерской службой прислать?
Дульчиков. Там крупные нарушения…
Подхолюзин. Как, ты опять за свое?! Опять ничего не понял? Не видишь? Я сам пришел! Я твой порог переступил! Я здесь! А ты опять о нюркиных ботах…
Дульчиков. Смекнул! Нарушений уже меньше стало. А после проверки, надеюсь, грехи совсем исчезнут.
Подхолюзин. Так-то лучше. Но перед тем как говорить, полезно думать. Что значит «надеюсь»? Ты должен точный ответ дать. Надеются на танцплощадке! Тут обязательность нужна!
Дульчиков. Прошу прощения, все будет в порядке. Деревообрабатывающий комбинат в Баргузинске – законопослушная фирма. Там никаких нарушений не может быть, поэтому их никак не обнаружат. Нельзя же найти то, чего нет и не было!
Подхолюзин. Ты оказался умным человеком, генерал. Продвинуть тебя по партийной линии? Умные, преданные люди всегда востребованы. Чего ты хочешь? Стать главой Северо-Западного округа?
Дульчиков. Спасибо большое! Из ваших добрых рук мне все по сердцу. В правительстве нас курирует господин Сантапукин. Чтобы историю с Баргузинским комбинатом закрыть полностью, а потом оберегать его от наездов чиновничества, мне высокая крыша нужна. А она в дефиците. Тут можно попасть в такой переплет, что мало не покажется. Например, у министра, господина Арипова, мощная команда контролирует всю деревопереработку России. В ее жерновах оказаться – врагу не пожелаешь. Вы меня понимаете? Опасность большая. Скажите, вам нужен такой человек, как я? Способный по первому сигналу броситься на помощь, чтобы отстоять ваши интересы? Преданный и учтивый? Знающий, как дела делаются? Никто на Баргузинский комбинат носа не сунет! Пусть мужики балагурят – мой стол их оберегать станет. Генерал Дульчиков будет им защитой! Но как практик скажу вам следующее: без господина Сантапукина никакой прочности в этом деле достигнуть нельзя…
Подхолюзин. Сантапукин, говоришь… а что, я хорошо знаком с ним… но за крышу Сантапукина ты не только Баргузинский комбинат для меня охранять станешь, но и целый список других фирм! От Приморья до Балтии. От Диксона до Мацесты. Не слышу одобрительного радостного крика. Где он? Генерал?
Дульчиков. Готов, на все готов, ваше превосходительство! Становлюсь вашим крепостным! Приказывайте! Все, что угодно. Только дайте в заступники вице-премьера. Скажите ему, что Дульчиков готов и ему служить. С таким же усердным рвением! С неистовством члена нашей правящей партии! Где список фирм, которые необходимо обслуживать по понятиям, с закрытыми глазами, с забетонированными ушами, с отрезанным языком? Дайте возможность отличиться!
Подхолюзин. Сегодня я встречаюсь с человеком, о котором идет речь. Поговорю с ним о тебе. Я упрочу твою служебную карьеру. Пока он сам останется в правительстве – жить тебе начальником. А там видно будет. Люди, которые мне служат, непотопляемы! Но не огорчай меня длинным языком и непослушанием. На Троекуровском кладбище места покойникам всегда найдутся. Понял, о чем я? Что касается Баргузинского комбината – снимай своих людей и готовь справку о чистоте предприятия. Это станет первым взносом в бюджет твоей преданности. Список других фирм, которым я покровительствую, получишь сегодня к вечеру. Я позвоню тебе во второй половине дня. Все, я отчалил!
Депутат встал и направился к выходу, а Дульчиков только успел выкрикнуть: «Спасибо за доверие!». Аркадий Львович снова подошел к окну и взглянул на Маросейку, — его тянуло туда словно магнитом, — и произнес отчетливо, поскольку оставался в кабинете один: «Что же делать-то при пожаре? Тут не спрыгнешь. Бежать, выходит, некуда… А как жить за бугром? Там такого вертепа нет. Не помрешь ли ты со скуки, голубчик Дульчиков? Очереди к твоему столу там не выстроятся…»
Вошла Люба.
Люба. Аркадий Львович, кому зайти?
Дульчиков. Пусть войдет Вадбольский.
Вадбольский тут же возник на пороге.
Дульчиков. Так-с, милый человек. Вашу просьбу придется выполнить. Я очень уважаю господина Слузова. Да, у меня к вам небольшое дельце, навязал один из приятелей. Такова наша чиновничья жизнь! Есть одно старинное ожерелье. Все в изумрудах, а центральный камень – пятнадцатикратный бриллиант. Оно якобы принадлежало… Да, графине Марии Сергеевне Голенищевой-Кутузовой. Графиня была замужем за братом Николая Второго, Великим князем Дмитрием Александровичем Романовым. Никаких документов, подтверждающих версию об ожерелье, конечно, нет. А надо бы иметь! Так-с, если Дворянское собрание даст бумагу, удостоверяющую, что ожерелье действительно принадлежало названной светской даме, и что это подтверждается князем таким-то и графом таким-то… Ну, вы понимаете. Всего необходимо иметь пять-шесть подписей. Точное описание ювелирного изделия вы получите от госпожи Архаровой. Она найдет вас сама. Как, договорились?
Вадбольский. Буду рад посодействовать! Бегу к Нарицыну. Да, по поводу вашего княжеского звания: разрешаете сделать первые шаги? Уверен, что Дворянское собрание единогласно одобрит эту инициативу. Могу ли я успокоить товарищей, что ваша комиссия будет милостива при аудите?
Дульчиков милостиво кивнул.
Дульчиков. Но почему «товарищи»? Неужели в Дворянском собрании Москвы вы называете друг друга этим забытым коммунистическим словом?
Вадбольский. Простите, запамятовал. Спасибо за радушный прием, ваша светлость князь Дульчиков! Всего доброго!
Вадбольский попятился назад и вышел из кабинета.
Дульчиков (удовлетворенно потирая руки). Теперь губернатору можно докладывать, что его свадебный подарок дочери вице-премьера потяжелел в цене. Значительно подорожал…
Голос Любы (по прямой связи). К вам господин Мамедов.
Дульчиков. Пусть входит.
Вошел Мамедов.
Дульчиков. Так-с, слушаю вас.
Мамедов. Спасибо, да, что приняли.
Дульчиков. По какому делу пришли меня беспокоить?
Мамедов. Совсем не беспокоить! Мне этот ваш бывший начальник сказал, что мой вопрос Дульчиков решит. Он вам звонил?
Дульчиков. Это кто – наш бывший начальник?
Мамедов. Его фамилия Сапфиров!
Дульчиков. Ах, Сапфиров… Так в чем суть? Расскажите коротко. Вы же сами видели, какая длиннющая очередь в приемной.
Мамедов. Пожалуйста, да. В моих интересах о деле говорить. Вы знаете ресторан «Кардаш»? Это «друг» по-нашему.
Дульчиков. Не знаю, но это неважно. Продолжайте.
Мамедов. Начальник, я хозяин этого ресторана. Ко мне каждый день люди из правительства ходят. Говорят: тебе фискальная служба все расходы спишет. Пришел узнать, как списываются расходы. Какое заявление писать? Честное слово, много денег надо списать!
Дульчиков. Что у вас в сумке?
Мамедов. Как «что»? Еда! Лучшие блюда ресторана принес, да. Один раз попробуете – всю жизнь за Мамедовым ходить будете!
Дульчиков. Как вас пропустили с этой сумкой? Ума не приложу, как пускают к нам с ношами?!
Мамедов. Как не пустят, что вы! Ваш начальник охраны тоже ко мне ходит. Веселый человек, да. Клянусь!
Дульчиков. Кто именно сказал вам, что я спишу расходы вашего ресторана?
Мамедов. Я же говорил, Сапфиров!
Дульчиков. Кто к вам ходит, кроме нашего начальника охраны?
Мамедов. Честное слово, клянусь, фамилий не знаю. Правда, не знаю. Лицо знаю, а кто такие – не знаю. Милиция ходит, пожарные ходят, участковые ходят, санэпидемстанция ходит, торговая инспекция ходит, охрана природы ходит, ЖЭК ходит, прокуратура ходит, Статистическое управление ходит. Кто еще? Налоговая инспекция ходит, борьба с наркотиками ходит, Дума ходит, Совет Федерации ходит, автоинспекция ходит… Все ходят. У меня, уважаемый, одни убытки! Спишите, пожалуйста, семнадцать миллионов рублей. Год заканчивается, да. Что, мне на эти деньги еще налог на прибыль платить? Честное слово, совсем не честно! Вкусной едой угощаю все правительство, а еще налог плати! Не может быть такого в России! Русские люди умные, да. Справедливые, да. По понятиям живут, да.
Тут господин Мамедов стал вытаскивать из своей сумки блюда из ресторана «Кардаш».
Мамедов. Вот это долма из ягненка, вот это боз-баш, наваренный на курдюке, пальчики оближете, это мясистые помидоры из Нахичевани, это шакер-чурек, а это люля-кебаб из козленка, очень вкусно, да. Это шашлык из каспийского осетра, а это пахлава. Начальник, очень вкусно, да! Спишите семнадцать миллионов рублей, клянусь, на ваших правительственных чиновников потратил, да!
Дульчиков. Так-с, ты перенеси свои яства в комнату отдыха, это справа. Касательно твоей просьбы: мне нужен пофамильный список тех чиновников, которые задаром у тебя в «Кардаше» гульки устраивают. Иначе я ничем не смогу тебе помочь.
Мамедов. Как мне фамилии спрашивать, да? Они испугаться могут. Что я скажу, клянусь? А если они обидятся и меня закроют? Что друзья скажут? Позорная новость облетит Москву и Баку: Мамедова ресторан закрыли, да! Мамедов доносчик. Мамедов сука! Как я дальше жить стану? Нет, начальник, найдите другое решение, да. Клянусь, очень прошу!
Дульчиков. А ты бери у каждого визитку. Делай на ней пометки, кто сколько должен, и передавай мне. Тогда я подумаю, как помочь. Понял? Мне эти фамилии неплохо бы знать…Ну, иди, Мамедов, когда соберешь материалы, можешь еще раз заглянуть. Давай!
Мамедов. Спасибо, да! Помогите, начальник. Не шутка, клянусь, совсем не шутка эти семнадцать миллионов рублей! Посоветуй, да, что делать?
Дульчиков. Иди, иди! Я все сказал.
Опустив голову, Мамедов медленно, боязливо оглядываясь на суровое лицо столоначальника, шепча что-то себе под нос, пошел к выходу. А Дульчиков снова подошел к окну, взглянул на Маросейку и стал думать. В моменты этих раздумий — сейчас и далее – сцену лучше затемнить, оставив в луче света одного Дульчикова.
Дульчиков. Так-с, тут совершенно точно при пожаре бежать некуда. Надо шоферу Митьке поручение дать, чтобы веревку купил длиннющую да варежки шиповатые. Тогда шанс есть! Если веревку за отопительную батарею привязать, то можно и стол спустить, и самому на улицу съехать. На Маросейке оказаться. А если офис ведомства сгорит, то прямо на улице клиентов можно обслуживать. Стол-то останется целым! Браво! Мысль пришла замечательная. Очередь к моему столу среди людской уличной толпы затеряется. Шпики никак не поймут, кто из них ко мне, кто в магазин «Свет», а кто в редакторскую фирму к Семиной в дом десять. Тут деньги можно поднимать немереные. Но есть мысль еще лучше: а что если отсюда, из кабинета, на веревке – прямо за бугор? А? Не через этот вонючий Шереметьево, а по морозному, в огнях елочных украшений воздуху? К рождественскому празднику? В центр Европы! А? А, голубчик Дульчиков? Ну, скажи ты мне, а? Прямо в Берлин, Париж, Лондон! В семизвездочные рестораны… Вот только Махахорин… Задумал он что-то.
В это момент в кабинет вошла Люба.
Люба. Что это вы так долго? Я уж жду не дождусь! Куда мне? Сразу в постель?
Дульчиков. Минутку, Любаша! Садись за стол и пиши приказ о комплексной проверке завода в Мастийске, где директором Махахорин. Потом начинай составлять поименный список межведомственной комиссии по проверке этого предприятия на предмет уплаты НДС, таможенных платежей и пошлин. Документ можно дополнить поручением в Центральный округ города Москвы: проверить все торговые точки, где реализуются изделия этого заводика.
Люба. Аркадий Львович, давайте поработаем после того…
Дульчиков. Что это с тобой, Любаша? Сейчас же садитесь писать! Лишь после дел наступит потехе час! (Вдруг). Только – нет. Приказ – не из нашего ведомства. Я перед Махахориным чист! Позвони Ахряпову – пусть он подпишет. Скажи: я просил. Ну, держись, Махахорин!
Дульчиков подошел к окну, взглянул на Маросейку, и пока Люба писала приказ, снова стал размышлять вслух.
Дульчиков. Значит, если наше ведомство сгорит, а я со своим столом выберусь, то пока всех по новым кабинетам не рассадят, останусь единственным чиновником на службе, а? Ну и что, что холодно? Можно в стеганом пальто, в оленьих валенках да в норковой ушанке прием посетителей вести. Дорогая одежда позволит поднять тарифы за услуги! Не будет ни министра, ни пятнадцати его заместителей, ни двадцати семи начальников департаментов. Один я! Лишь один государственный советник третьего ранга светлейший князь Аркадий Дульчиков. Звучит-то как гордо, а? Настоящие вопросы начну самостоятельно решать! Сколько денег потянется в мои карманы! Так, может, создать пожар? Поджечь? Как поджечь? Да просто! Пустить красного петуха. Рассчитаться с Митькой, он все сделает, как надо – и пусть горит окаянная, а? Бутыль керосина всего-то надо. Улица Маросейка так узка, так много здесь машин и пешеходов, что пожарные только на пепелище и успеют приехать. Из всего Министерства останется лишь один столоначальник – предусмотрительный господин Дульчиков. Со своим столом, печатями, деловыми бумагами. Как, а?
Люба. Что дальше делать, Львович?
Дульчиков. Ты текст приказа составила?
Люба. Написала. По образцу, как раньше. А теперь что?
Дульчиков. Пошли к дивану.
Дульчиков с Любой скрылись в апартаментах для отдыха.
Некоторое время из апартаментов слышатся вздохи, возня.
Голос Любы. Устал, Львович? Ты не волнуйся, все получится.
Снова возня и вздохи. Потом из апартаментов выходит Дульчиков в трусах.
Дульчиков. Что же это? Раньше со мной такого не бывало. На этой чертовой работе можно и импотентом стать.
Дульчиков с поникшей головой садится за стол, привычно обхватывает его руками… И вдруг стол начинает светиться, вздрагивать, издавать нечленораздельные звуки – и возникает ощущение нарастающего эротического экстаза. Дульчиков в испуге отпрянул от стола, потом снова обхватил его, почувствовав, как наливается мужской силой. Нежно прижался щекой к гладкой полированной поверхности.
Дульчиков. Дуся моя…
Стол отозвался новым свечением и судорогами, и вдруг – или показалось – что-то преобразилось в нем, и в неодушевленном предмете смутно обозначились признаки существа женского пола.
Дульчиков (восторженно). Дусенька…
И тут генерал отпрянул от стола и стремительно бросился в апартаменты для отдыха.
Вздохи, возня.
Голос Любы. Ох, Львович! Ох, миленький! Ох, какой же ты сильный! Еще, Львович, еще…
На сцене темнеет, в луче прожектора остается только светящийся, дрожащий, продолжающий преображаться стол, издающий эротические звуки, которые сливаются с криками Любы. Потом звуки затихают, и свет гаснет вовсе.
Действие второе.
Господин Дульчиков спал. Это был дневной сон – короткий и богатый на яркие на видения. Картинки перед глазами были такими необыкновенно правдивыми, что он ни при каких обстоятельствах не позволил бы себе считать, что все с ним происходящее является всего лишь сном. Что он находится не в реальной, а в виртуальной жизни.
Далее идет пантомима.
А виделось ему совершенно невероятное: под руку со своим столом, который генерал стал теперь называть Дусей, входил он в один из дорогих столичных бутиков на Кутузовском проспекте. Фигурка у Дуси была самая отменная, а вот лица ее он никак не мог разглядеть. Оно пряталось в каких-то исписанных убористым почерком бумагах. Сверкали лишь темные глаза. Их таинственный блеск напоминал генералу почерневшие замочные наличники, которые сияли на ящичках его стола. Господин Дульчиков искал ей вечернее платье.
Дульчиков (восторженно). Дуська! Здесь – все твое!
Дуська (спокойно). Понятно, что мое. Кто был бы ты, если б не я.
Дульчиков. Знаю, Дусенька, знаю.
Дуся была капризным существом. Ей практически ничего не нравилось. Взбалмошная барышня брезгливо перебирала дорогие наряды, как чиновник с кислой физиономией перелистывает скучную почту. Вокруг нее носились консультанты, ее обслуживали менеджеры, модные вещи подносили ей вышколенные, строгие, но всегда с улыбкой на лице продавцы. Наконец Дуся выбрала платье по вкусу и с совершенно не мебельной, а. скорее, артистической грацией пошла в примерочную кабинку. Дульчиков ждал некоторое время, а потом забеспокоился и заглянул в примерочную кабинку. Там никого не было. Именно в этом месте видений Люба легонько толкнула его в плечо.
Люба. Просыпайтесь, Львович! Вас посетители ждут. Господин Трещалов на очереди.
Дульчиков. Нет, никогда! Стол я не отдам! Нищим останусь, но не видать им моего стола! А эту Дуську, сволочь, изменницу, я проучу…
Люба. Какую, простите, Дуську?
Дульчиков. Я знаю, о ком говорю. Ну, ты, Любаша, иди. Я оденусь и через пять минут продолжим прием посетителей. Да, вот еще что. Если позвонит Подхолюзин, оставь ему мой мобильный номер, а баргузинской команде передай мой приказ возвращаться и закрывать расследование с чистейшим протоколом. Ясно?
Давая распоряжения, Дульчиков одевался.
Дульчиков. Ну вот, я готов.
Люба вышла, и буквально через секунду в кабинет ворвался коротко постриженный невысокий крепыш лет тридцати. За ним следовал тигровый бультерьер, мускулистый, с широкой грудью, низкими ногами, с акульим прикусом и крупным крысиным хвостом.
Трещалов. Слушай, мужик, а тебя долго пришлось ждать! Если бы знал, то зашел бы после жратвы. Из-за тебя желудок у меня пустой. Да и пса обозлил. За эти неудобства ему очень хочется ползадницы у тебя оттяпать. У меня самого кулаки чешутся твою рожу помять. Скверно встречаешь! Я же тебе не перхоть с пиджака ментовского! Не перо с птичьего рынка! Я – представитель вороньей команды. Понял, чинуша? Нас обязаны не только в твоем офисе уважать, но и на этажах куда более высоких.
Дульчиков. Что вы, милейший! Извините, что задержал. Совещание по итогам года.
Трещалов. Не называй меня «милейший»! Я тебе не гей, понял?
Дульчиков. Как изволите вас величать?
Трещалов. Ты имеешь в виду, как мое имя? Называй меня просто: бешеный кран!
Дульчиков. Как, простите? Башенный кран?
Трещалов.Нет же! Как слышал: бешеный кран. Понял?
Вдруг Трещалов поднял стул и грохнул им об пол. Прочная мебель выдержала удар.
Дульчиков. Чем могу служить? Какая помощь нужна?
Трещалов. А тебе что, Заноза ничего не говорил? Врешь, все сказал!
Дульчиков. Запамятовал, старый стал. Напомните, о чем речь шла?
Трещалов. Что, нашу просьбу забыл? Как это, дурень? Если ты в кителе, то думаешь, я из тебя мозги не вытрясу? Так измордую, что на свиную тушу будешь смахивать! Понял? Сразу все вспомнишь! Такого еще не было, чтобы наши просьбы забывались. За нашей группировкой знаешь кто стоит? Бери письмо и ставь подпись. Там все указано. Но не спрашивай, что там написано. Сам читай! Ты что, думаешь, я знаю, о чем в нем идет речь? Дурень! Жду три минуты. Потом начинаю бить рожу, как повара бьют отбивную перед прожаркой. Понял?
Дульчиков (взяв бумагу). Так… Возвращение НДС за экспорт водочной продукции. Общая сумма возврата сто тридцать миллионов рублей… Таможенная декларация на вывоз вашей продукции есть? Какие у вас вообще документы имеются?
Трещалов. Какая декларация? Ты что, спятил?
Что-то такое было в голосе Трещалова, что пес мгновенно среагировал: его глубоко посаженные черные глазки злобно уставились на господина Дульчикова, короткий, сильный корпус замер в ожидании команды, мощная челюсть чуть приоткрылась, крупные лапы напряглись.
Трещалов. Осталось меньше двух минут. Тобой займется пес. Он обучен рвать погоны и откусывать носы. Если ты знаком с российским законодательством, то должен знать: владелец собаки не несет никакой ответственности за причиненные увечья. Максимум штраф! Присудят оплатить уколы от бешенства. Заставят подкинуть лекарям. Но тебя пес порвет! И ничего, слышишь, ничего мне за это не будет. Они у меня все – вот где.
Трещалов сжал огромный кулак… А потом разжал его, схватил еще один стул и тоже грохнул его об пол. На этот раз стул развалился.
Дульчиков (после короткой паузы). Я подпишу.
Государственный советник третьего ранга подошел к столу, взял «Паркер» с золотым пером и подписал злополучную бумагу.
Дульчиков. Вот резолюция. Теперь ничто не мешает вам получить возвратные деньги. Но прошу вас, уберите от меня собаку. Побаиваюсь за свой китель.
Трещалов. Что китель, руку потерять можешь, а то и голову или стол. Не гнушайся дружбой с нашей группой. Если такой неприветливый случай, как сегодня, повторится, то плохо твое дело. Капут! Знаешь, почему нас вороньей командой называют?
Дульчиков. Извините, нет-с!
Трещалов. У нас вороны на службе. Не простые птицы – выученные. Впрочем, служат не только крылатые. Много всякого зверья. Они наши поручения выполняют. Без дискуссий, без сопротивления. Надо, например, Дульчикова заставить бумагу подписать. Или Пупсикова деньги по обязательствам платить. Зачем мне собственные кулаки пачкать? Для этого у нас и летучие, и ползучие, и кусачие. От них никуда не спрятаться. В щель пролезут, в скважину проползут, в форточку влетят, автомобиль перевернут. Ты понял, чинуша? Не пытайся от нас прятаться. Дурить наших простодушных парней. Мы никого не прощаем. Одна команда: фас! Ты понял? Ну, я пошел.
Так же быстро, как вошел, Трещалов покинул кабинет, вместе с собакой и подписанной бумагой.
Дульчиков. Пронесло… (Секретарю по прямой связи). Зайди!
Попышева тут же оказалась в кабинете. Глазами он показал ей на беспорядок. Секретарь все поняла и принялась за уборку.
Дульчиков. Пусть Клещивцев заходит. Но впускай его без пса или любой другой твари. Чтобы таких историй, как с Трещаловым, у нас больше никогда не было. В мой кабинет с бультерьером! Скандал! Набери на компьютере: «С животными и птицами вход к начальнику категорически запрещен!». Эту табличку установишь у входа в мой кабинет. Немедленно! Поняла?
Пока секретарь наводила порядок, Аркадия Львовича вновь потянуло к окну с видом на Маросейку.
Затемнение.
Дульчиков (в луче света). Клещивцев… Это сын руководителя городского пожарного ведомства. Нужный человек в нашей работе. Лучший способ закрыть дело о нарушениях российского законодательства – если пепелище вместо архива обнаружить. Да, пожар нынче многими востребован, а? Ведь пламя уничтожает не только имущество, но и улики! Необходимо помочь молодому человеку с трудоустройством. Но куда его? В какой департамент? В охрану? А может, к себе в отдел, а? Совсем неплохо! Вместо того, чтобы упрашивать по каждому случаю главного пожарного, делиться с ним приличным гонораром, не лучше ли его сыну такие поручения давать? Дела будут делаться быстрее, но главное – цена вопроса упадет. Тариф в подвал скатится, а? Мне же дешевле станет… А что это я все — о пожаре?.. (Кабинет вновь освещается). Ну что, Любаш, готово? Приглашай Клещивцева!
В кабинет вошел молодой человек лет двадцать пяти. В руках он лениво держал какие-то бумаги.
Дульчиков. Так-с. Присаживайтесь. Как ваш батюшка? Здоров? Я буквально вчера с ним общался. Умнейший человек! Гордость российского пожарного дела! Искренне хочу вам помочь. Где изволите начать трудовую жизнь? Карьера какого эксперта вас интересует?
Клещивцев. Куда папенька определит, там и начну. Зачем самому-то голову ломать? Лучше, чем он, не придумаю. Нынче многие папеньку просят, чтобы он меня к ним пристроил. Так что работы вокруг много.
Дульчиков. Согласен, молодой человек, способным людям работу найти несложно. Какое у вас образование? Где учились?
Клещивцев. У меня много разных дипломов. Авиационный инженер подойдет? Или агроном, технолог мясной промышленности, спиртовик, учитель физкультуры, экономист… Пока я никак не пойму: что вам, собственно, от меня нужно?
Дульчиков. Я потому вас спрашиваю, что хочу понять: какая работа близка вашему сердцу?
Клещивцев. Вы папеньку спросите.
Дульчиков. Обязательно задам этот вопрос! Но он тоже меня может спросить: а что сын сам-то хочет? Что же мне ему ответить, если…
Клещивцев. Дайте мне стол. Большой и красивый, как у папеньки. С ящичками, полочками и сейфом, чтобы подарки складывать. Есть у вас такой?
Дульчиков. Молодой человек! Чтобы достичь высокого положения вашего отца, генерала получить, иногда необходимо поработать. Я запомнил, что у вас имеется диплом экономиста. Вы баланс сможете прочесть? Понять?
Клещивцев. Дяденька, что же вы меня о таких глупостях спрашиваете? В первом классе я читать научился. И балансы, и сказки, и басни – все читать умею. Вот, даже строки одного баланса помню: «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…»
Дульчиков. Ну да, баллады, балансы. Это все очень близко. Вы талантливый выпускник столичного вуза. Пишите заявление. С понедельника выходите на работу. Получите майорскую должность и стол с большим количеством ящичков. А через полгода выдадут форму с погонами майора. Если четко будете выполнять мои требования, то через год-два получите полковника. А там и звание генерала высветится! Как, устраивает? Есть другие пожелания, а?
Клещивцев. А уже в понедельник в форме майора нельзя на работу явиться?
Дульчиков. С твоим отцом посоветоваться надобно. А что это за бумаги у тебя в руках?
Клещивцев. Копии дипломов.
Дульчиков. Выбери диплом экономиста и вместе с заявлением о приеме на работу оставь у моего секретаря.
Клещивцев. Тогда я пошел?
Дульчиков. Иди! (Не удержавшись). Баллады с балансами не путай – и все будет хорошо.
Клещивцев. Чиво?
Дульчиков. Говорю: все будет хорошо.
Клещивцев. Конечно, будет. Раз папенька велел.
Клещивцев выходит.
В этот момент раздался телефонный звонок, а потом голос секретаря.
Люба. На проводе Подхолюзин.
Дульчиков. Слушаю вас, ваше превосходительство!
Голос Подхолюзина. Что нового в Баргузинске?
Дульчиков. Предприятие чистое. Ни одного нарушения. Трудно представить, кто написал донос. Дал команду, чтобы комиссия возвращалась. Там ей совершенно нечего делать!
Голос Подхолюзина. У меня состоялся разговор с известным лицом. Все очень хорошо. Список, о котором я говорил, тебе подвезет мой помощник. Начинай работать. Ты, надеюсь, все понял?
Дульчиков. Значит, известное лицо одобрило наш план? Могу рассчитывать на преференции?
Голос Подхолюзина. Все в порядке. Меньше болтай. Пока!
Свет гаснет. Дульчиков в луче прожектора.
Дульчиков. Крыша Сантапукина, крыша Сантапукина… Зонт вице-премьера, кабинета министров! Это ведь доход вдвое увеличится. Нет, втрое! И за бугор можно будет свалить… Уже в будущем году! Браво, Дульчиков, браво!
Сцена освещается.
Генерал подошел к бару, быстро взял бутылку, налил и выпил стакан водки «Большой» и сразу же решил повторить. После второго стакана он бросился целовать и обнимать стол, всем телом прижиматься к нему, стал шептать нежные слова. Общение со столом прервал голос Любы по прямой связи.
Люба. Господин Кузякин!
Дульчиков. Он же завтра должен был… Зови!
Господин Кузякин уже входил в кабинет.
Дульчиков. Вас рекомендовал господин Жаслупин? Один из моих шефов? Светлейшая голова нашего ведомства?
Кузякин. Точно-с.
Дульчиков. Чем могу быть полезен? Друзья начальников для меня – мои старшие советники. Приказывайте, кому тумаков надавать!
Кузякин. Я не по прямой жалобе или просьбе, я посоветоваться пришел. В последнее время меня… национальная идея мучает.
Дульчиков. Так-с, интересно, слушаю.
Кузякин. Все чаще и глубже начинаю я чувствовать, что мне этот мир непонятен. Вот только что прошли выборы. Теперь почти все медиа — институты разглагольствуют о поражении демократических сил. Но есть ли у нас в России демократическое мировоззрение вообще? Демократия начинается не с речей, а с собственного поведения. Если политик ведет образ жизни типичного буржуа, то кто ему поверит, что он отстаивает демократические идеалы? Демократы Европы ездят на велосипедах, мотоциклах, автобусах, недорогих машинах. А не на автомобилях класса люкс! Они носят одежду среднего сословия, а не мировых брендов! Они едят не в роскошных ресторанах, а в доступных среднему классу местах общественного питания. Пьют не вино по тысяче долларов за бутылку, а пойло, которым довольствуется народ. Они доступны, их можно потрогать, покритиковать! Наш народ за свободу не борется. Он ожидает получить ее в мраморном зале, под звуки государственного гимна, от публики в смокингах, в бабочках, с бриллиантовыми булавками. Какое разочарование!
Заблуждение! Свобода не приходит сверху, уважаемый генерал, она завоевывается снизу. В борьбе! В ссадинах и синяках! В протестах и бунтах! Не укоренился в стране перманентный гражданский протест! А общество без новаторства мертво. Реформы нашего уклада тонут в желании приспособиться, прибиться к чужому плечу. Взгляните, как целуются наши чиновники! Давеча в Екатеринбурге я попал на банкет по случаю избрания нового губернатора. Мужское чмоканье заглушало эстрадную музыку! От силы объятий расходились швы прочных костюмов! Но что такое эти поцелуи? Признание в любви и страсти – или символ покорности, знак преданности, сигнал общности? Или в мужской нежности вы ищете защиту своих интересов, которую реальная жизнь и конституция вам дать не могут?
Дульчиков. Вы, батенька, не гневайтесь на российский быт. У них там, за бугром, заскоки похлеще наших. Ну и что, что мужики целуются? Братством называем мы эту традицию!
Кузякин. Что же это ваше братство заведено лишь среди чиновников, признанных артистов и коммерсантов? Почему среди инженеров, ученых, таксистов, врачей, бухгалтеров, летчиков, учителей таких особых проявлений любви друг к другу никак не встретишь? Нет, уважаемый генерал, тут совсем другое дело. Поэтому я и напросился к вам на прием. В российском обществе, особенно среди тусовщиков, частенько можно слышать: когда хотят оскорбить человека, указать на его отвратительные поступки, низменные личные качества и чувства, то с удовольствием пользуются словом «педераст». На самом деле геи – преданные, высокочувствительные существа, очень далекие от человеческих пороков. Общественная инфантильность, глухота и слепота, неспособность разглядеть истинное в этих оригинальных людях вызывают и у меня, и у моих друзей чувство глубокой обиды! Убежденность в несправедливости толкнула нас к созданию «Альтернативного Союза». Цель этого общественного объединения – сплотить единомышленников вокруг новаторских идей реформирования общественной жизни России. Это чрезвычайно актуальная национальная тема. Вступайте, Аркадий Львович, в наши ряды! Становитесь активным членом нашего движения. Кстати, в него входят многие известные лица. Господин Моренов из правительства, господин Круглов из Администрации Президента, Чупринин и Ряжев из Совета Федерации, члены руководства Генеральной прокуратуры, некоторые губернаторы, министры и заместители министров, видные депутаты Государственной Думы, телеведущие популярных каналов, военные. Вы же хотите спасти Отечество от лжи и двуличия? От двойных стандартов? Желаете жить в комфортной стране? Признаваемой общественностью других государств мира?
Дульчиков. Хотелось бы знать круг моих обязанностей. За что придется отвечать? Курировать что, а?
Кузякин. Вы аудитор. В команде нам необходимо иметь эксперта, способного по косвенным признакам оценить доход интересующего нас субъекта. Люди, близкие к власти, тусующиеся в кремлевских лабиринтах, потеряли чувство гражданственности. Они не платят и не собираются платить налоги со своих доходов. Например, большая часть членов Совета Федерации или нижней палаты. Живут, как богатеи Запада, как миллионеры Востока. Что стоит за каждым из них? Сколько денег они проедают? Каковы их источники пополнения собственного бюджета? Или артисты эстрады. Нам нужно знать, сколько денег они берут за концерты. Платят ли налоги? Или все деньги – это исключительно черный нал? Государство этим не интересуется. Лучше обняться с артистом! Чмокнуться! Прослыть либералом! Именно те, кто сами нарушают законы, чаще всего используют слово «педераст» с криминальным, унизительным оттенком. Какая несправедливость! Зачем чернить законопослушных граждан? Талантливых и одаренных людей? Если уж использовать это понятие, то оно должно звучать уважительно. Мы же не оскорбляем словом «поэт», или «музыкант», или «влюбленный». Генерал, вы нужны Отечеству. Давайте бороться вместе! От вас совершенно не требуется, чтобы вы стали этим самым. Уверяю вас, тут необходимо исключительно собственное решение.. и мы будем его уважать. Вы симпатичный мужчина, я уверен, что в будущем сами станете совсем нашим.
Дульчиков. Я готов… Готов вам помогать. Зачем от государственных дел прятаться? Полезное дело задумали: российскую законность укреплять, налоговую дисциплину на новый уровень поднять! Согласен, не по декларируемым средствам живет наша богема. В роскоши купается, а в бюджет копейки перечисляет. Я подумаю. Дело серьезное. Встретимся недельки через две.
Кузякин. Договорились. Тогда я пошел. Уверен – будете нашим. Совсем.
Дульчиков. Да, до встречи!
Свет гаснет. Дульчиков в луче прожектора.
Дульчиков. Слава богу, приставать не стал… А то бы пришлось с ним – в постель. Ради такого дела. А, может, в этом что-то и есть… С ним – вместо Любки. Вместо Дуськи… Какой Дуськи? О чем это я? Что-то голова пошла кругом. А так – совсем неплохо. Под их крышей трясти политиков и артистов. Круглов из Администрации Президента. Моренов из правительства, Чупринин и Ряжев из Совета Федерации – влиятельные сановники. Тут можно уйму денег заграбастать. Стол – укрепить. (С нежностью.) Мой стол. Сантапукин – крыша в кабинете министров. Кузякин – это, если получится, более широкий диапазон власти. Удачный день, голубчик Аркадий Львович! Тут не только на дом в Лондоне, тут и на виллу в Ницце останется. И тогда департамент этот – да гори он синим пламенем! (После паузы.) Кроме его… Ее… (Снова любовно обхватывает руками стол.) Но почему Жаслупин – про это – ничего не сказал? Он-то – с ними? Слышал, что с ними. Надо поговорить с Жаслупиным… Все проверить, все выяснить. Спешить здесь не стоит.
Сцена освещается. Голос Любы по прямой связи.
Люба. Елена Дмитриевна Куракина.
Дульчиков. Прекрасно! Жду с нетерпением!
И пошел навстречу входящей Куракиной.
Куракина. Хочу вас обнять! На носу рождественские праздники, а вы, милый Аркадий Львович, весь день на работе проводите! Что так? Прелести мира уже вам неинтересны? Отторгли шикерию? Утонули в женской ласке за кулисами публичной московской жизни? Из вашего замечательного букета беру белую розу.
Госпожа Куракина изящным движением вытянула цветок из вазы, стоящей на столе, обломила стебель и вставила розу в петлицу своего темно-зеленого жакета.
Куракина. Вам нравится?
Дульчиков. Да, прекрасно!
Куракина. Зная, что вы большой любитель красного вина, я принесла вам ящик великолепного пьемонтского напитка. Разрешаете моему личному помощнику внести вино? Он у вас в приемной.
Аркадий Львович тут же связался с секретарем.
Дульчиков. Проводи-ка, Любаш, да побыстрее, помощника госпожи Куракиной ко мне в апартаменты. Через черный ход. Да и сама туда направляйся: надо разогреть в микроволновке азербайджанские блюда. Открой пару бутылок прибывшего вина. (Куракиной). Елена Дмитриевна, вы-то сами пьете? У меня сегодня особенный день! Прошу к столу!
Куракина. Что такое, любезный? Католик празднует Рождество?
Дульчиков. Ничего подобного! Я не очень почитаю христианский календарь. Православный и католический. Я праздную сегодня, я праздную сегодня… Я праздную сегодня визит красивой дамы! Сердце мое радуется. Душа поет, хочется выпить итальянского вина…
Куракина. Пока мы не начали гулять, можно пару слов о деле? Меня привел к вам ужасный случай. Я представительница древнейшего княжеского рода России – Куракиных. Даже мой муж Белохвостов – он в Совете Федерации у председателя референтом служит – взял мою фамилию. Здесь, у вас, я представляю Дворянское собрание Москвы.
Дульчиков. Я все знаю, пойдемте лучше выпьем. Стол уже накрыт. Хочу стакан итальянского вина!
Куракина. Что вы знаете?
Дульчиков. Вы хотите просить меня за Башмакова, да? Жаждете, чтобы наше ведомство вскрыло махинации по аренде офиса Дворянского собрания и возбудило против Нарицына уголовное дело. Не правда ли?
Куракина (не сразу, озадаченно). Пора к столу. Посмотрим, чем столичные генералы дам угощают!
В этот момент в кабинет вошла Люба и склонилась к уху Дульчикова.
Люба. Вас очень просит Махахорин. Уже третий звонок от него. Что ему сказать?
Дульчиков. Я сам возьму трубку… Привет, Семен Семенович! Ну, что? Проверочную комиссию к вам направляют? Их двадцать человек? Да что вы? Мне ничего не известно! Помочь? По телефону это не обсудишь, необходимо встретиться. Завтра утром? Нет! Никак нельзя. Я еще от Бридчиковой никакой информации не получил. Вначале одно дело надо завершить, потом за другое браться. А? Вы уже на Сивцевом Вражке? Хорошо, если Бридчикова позвонит, то я вас завтра жду. Если нет, то встретимся в другой раз. Не волнуйтесь. Если по-хорошему, любой вопрос можно решить. Конечно, сам бог велел свой стол защищать! Прощайте! (Тихо.) Проняло. Будет в другой раз знать свое место.
Куракина. Хочу вина!
Куракина и Дульчиков перешли в апартаменты.
Куракина. Теперь понимаю, почему вы так много времени на работе проводите. Радости много. А это дорого стоит. Вон как у вас глаза заблестели. Какая испарина на лбу! Какая улыбка на лице! Вы что, приготовили мне подарок? Нарицын уже повержен? Меряет шагами камеру «Матросской тишины»? А вы сами стали графом! Граф Дульчиков! Так, что ли?
Аркадий Львович поднял бокал красного вина.
Дульчиков. Выпьем, сударыня! Я знал, что вы мне графский титул предложите. Хочу заметить, я никак не против. Пьем за графа Дульчикова!
Куракина. За графа Дульчикова! Да! За вас, добрый вы человек! Аркадий Львович! Вам прекрасно известно, что члены Дворянского собрания – пока люди не богатые. А расходов у нас уйма. То одно необходимо сделать, то другое. Можно ли рассчитывать, что новоявленный граф, известный в столице генерал, одарит наше аристократическое общество спонсорским взносом? Тут не требуются какие-то заоблачные цифры. Двадцать тысяч долларов, двадцать пять. Как вы на это смотрите?
Дульчиков. Не мешайте гулять, не приставайте с мелочами! Я хочу пить! У меня сегодня великий день!
В апартаменты быстро вошла Люба. Она подошла к господину Дульчикову и склонилась к его уху.
Люба. Звонила Бридчикова. Просила срочно передать: «Все о’кей».
Дульчиков. Иди, Любаша. Пока! Для всех я занят. Придумывай, что хочешь: совещание, командировка, на приеме у руководства. (Елене Куракиной.) Угощайтесь, княгиня, наслаждайтесь восточной кухней! Только вам я сегодня полностью доступен. День выдался трудный, но удачный. Его кульминацией стал ваш визит. Браво, Елена Дмитриевна! Превосходное «Баролло» от Гаи. Темный рубин – любимый цвет моего свободного времени. А легкий вкус смородины, пробивающийся сквозь терпкий аромат винограда, и мягкое ощущение танина, оставляющее гармоничное послевкусие, вызывают у меня истинное наслаждение. Спасибо, мадам! Прекрасное вино вы мне презентовали. Еще пару бокалов – и благодать снизойдет на мою душу.
Куракина. Аркадий Львович, разрешите мне о своем деле… к вам не так просто на прием попасть. Поэтому извольте, пожалуйста, выслушать.
Дульчиков. Повторяю: мне хорошо известно, какие обстоятельства привели вас в мой офис. Вам надо упечь за решетку Нарицына, чтобы сохранить в целости Дворянское собрание, а потом его предводителем избрать господина Башмакова. Так же, а? Конечно! Кстати, ваш графский титул за двадцать пять тысяч долларов мне совершенно не нужен. Откуда такие деньги у скромного чиновника? Он мне и за сто долларов не нужен. Подумаешь – граф! Я вот государственный советник, генерал, и своим званием не торгую.
Куракина. Разрешите перебить: есть много желающих, готовых целых пятьдесят тысяч за титул платить. Была даже одна дама, чей спонсор за титул княжны сто тысяч долларов предложил. Что ж тут плохого, если Собрание Дворян делает вам такую огромную скидку? Даже многие чиновники платят полную стоимость. Давеча замминистра Дрязгину и из Московской мэрии Шапкину в Колонном зале титул вручали… Поверьте, многие в очередях стоят!
Дульчиков. Генералы в сомнительном спонсорстве не нуждаются. Я просил вас оставить эти темы. Елена Дмитриевна, вы мало пьете. Примкните душой к моему скромному празднику. Вино сделает вас свободной от предрассудков, подскажет правильную линию поведения в общении с генералом. Спешите! Поднимайте бокал. Пьем за торжество власти в России!
Куракина. Я никудышный собутыльник. Да и уходить мне пора. Я так поняла, мою просьбу вы выполните?
Дульчиков. Если красивая женщина просит, я всегда иду навстречу!
Куракина. Тогда я пошла. Надеюсь, что пьемонтское вино доставит вам удовольствие.
Дульчиков. Пока! Выход – вот здесь. (После ухода Куракиной). Как же, пойду я тебе навстречу. Нарицына посади, да еще двадцать пять тысяч выложи. Дура!
Наконец столоначальник остался один. Он пригасил яркий свет, налил себе вина, выпил, снова наполнил бокал, откусил небольшой кусочек сморщенного холодного шашлыка, заел его какой-то южной травкой. Глаза его стали слипаться, потом совсем закрылись. Шутки ли, выпить триста граммов водки и бутылку «Баролло» от Гаи – четырнадцатиградусного вина!
Митька Кондрюшкин внес в кабинет столоначальника толстую, с кулак, веревку. Одним ее концом обвязал отопительную батарею, остальное смотал в круг и положил на подоконник. Потом прибил к потолку лебедку, к двум ножкам дульчиковского стола прикрепил канат, перебросил его через блок, а конец оставил на столе. Господин Кондрюшкин работал молча, со знанием дела и в добром расположении духа. Потом Митька вытащил из сумки небольшую бутыль, вылил из нее на пол в углу кабинета, почти у двери, какую-то жидкость, керосин, наверное, зажег спичку и бросил на мокрое пятно. Кондрюшкин с любопытством стал наблюдать, как запылал пол в углу. Когда кабинет наполнился дымом, он вытащил из кармана несколько листков. Митька небрежно швырнул бумаги в огонь и быстрым шагом направился к выходу.
Митька (выходя). Счета за веревку и керосин. Кому они теперь нужны, эти счета?
Аркадий Львович в апартаментах почувствовал едкий запах.
Дульчиков. Неужели это Митька красного петуха пустил? Тогда срочно тикать надобно. Стол спасать! Как же я без стола-то, а? Никак невозможно!
Аркадий Львович бросился в свой кабинет. Часть помещения была уже в огне и дыму. Только тут столоначальник по-настоящему перепугался. Он подскочил к столу, с помощью лебедки быстро поднял его на уровень подоконника и вдруг признал в нем Дуську.
Дульчиков. Дуська!
В кабинет вбегает Люба.
Люба. Львович, горим! (И увидела, что происходит. И закричала истерически.) Ой, мамочка! А-а-а!
Дульчиков. Не до тебя, Любка! Спасайся сама!
Люба выбегает из кабинета, продолжая кричать.
Дуська. Прогнал, наконец, шлюху. Надоела она мне. Давно пора.
Дульчиков. Да мне на нее…
Дуська. Об этом после поговорим. Что сейчас делать будем?
Аркадий Львович стал расцеловывать Дуську со страстью влюбленного.
Дульчиков. Дуська, Дуська, не дам я огню твои ноги лизать. Ты ведь вся моя! Или вместе сгорим, или вместе выживем!
Дуська. Гореть не намерена! Сам все затеял, сам и выпутывайся.
Генерал торопливо открыл окно на Маросейку, вытолкнул стол на подоконник, водрузил на него свое кожаное кресло, забрался на него, потянул за канат и начал было спускаться – но тут заметил, как с соседнего балкона младший Клещивцев в мундире майора подмигивает ему.
Клещивцев. За спасение требую сто тысяч долларов! Плати наличными – или гори в огне Страшного Суда!
Дульчиков. За что? Я же тебе майора выхлопотал!
Клещивцев. Прошлое и будущее не в счет. Выкладывай зеленые. Мне сегодня жить надо! Я в политику тороплюсь. Спешу карьеру строить! Что мне завтра? Будущее? Это для вас, для дурачков!
Тут Дульчиков заметил, что огонь подступает к канату.
Дуська. Плати немедленно!
Дульчиков осторожно слез с кресла на стол, открыл ящик, вытащил из него сто тысяч долларов и бросил их на балкон в физиономию Клещивцева.
Дульчиков. Давай, спускай быстрее! Огонь почти у самого носа!
Молодой человек сделал неведомый тайный знак рукой. Какая-то волшебная сила стала опускать на тротуар стол, кресло и Дульчикова с трогательной заботой, с мягкостью VIP-сервиса. Генералу даже показалось, что спускается он не на столе, а в обнимку с Дуськой. И не просто в обнимку, а в совершенно недвусмысленной позе. Что его губы то и дело касаются ее тела, и вот-вот наступит оргазм. Сладчайшая истома настигла его прямо на улице. Он медленно, несколько даже лениво слез со стола, снял с него кресло и занял свое рабочее место. Многие записавшиеся к нему на прием уже выстроились в очередь. Казалось, вся Маросейка заполнилась публикой, стремящейся к столоначальнику Дульчикову. Лица посетителей были напряжены. Один держал сумку, другой – портфель, кто-то – ящик, пакет, шкатулку, чемодан, мешок. Но тут произошло неожиданное: к чиновнику на прием пришло известное лицо из Совета Федерации. Вслед за ним появились рабочие в спецовках с надписью «Мэр – строй», огородившие чиновника и сенатора ширмой из тяжелого сукна.
Дульчиков. Чему могу служить, сенатор? Я — весь внимание.
Сенатор. Разрешите открыть на Старой площади магазин по продаже мышей и других мелких грызунов? Этот бизнес весьма актуален в преддверии будущих выборов.
Дульчиков. Прошу прощения, не совсем понял: какая связь между важнейшим политическим событием нашего Отечества и всяческой тварью?
Сенатор. Вы, генерал, бывали в зоомагазине?
Дульчиков. Когда-то очень давно. А что?
Сенатор. Элитные хищники питаются грызунами, а их в столице бессчетное количество. Они свободно носятся по нашим мостовым. Вон сколько их на вашей улице! Бизнес можно выстроить замечательный. Моя команда ловит крыс, ваша – продает их Прагатову.
Дульчиков. Кто он, Прагатов?
Сенатор. Менеджер избирательных технологий, он же – дрессировщик змей и хищных птиц. А удавы, орлы, ну и шакалы, конечно, – локомотивы любой избирательной кампании. Соглашайтесь, дружок Аркадий Львович, зарабатывайте себе еще одну звездочку!
Дульчиков (тихо). Очень нам нужна твоя звездочка! Мы охотимся за другими ценностями.
Сенатор. Вы что-то сказали?
Дульчиков. Нет-нет, вам послышалось. Я обдумываю ваше заманчивое предложение.
Как только известное лицо из Совета Федерации попрощалось с господином Дульчиковым, ширма из плотной ткани тут же исчезла, и Аркадий Львович увидел, что посетителей уже нет, а вся Маросейка заставлена пожарными машинами. Из одной из них показались Клещивцев-младший в форме майора и Клещивцев-старший в форме генерала.
Клещивцев-младший. А ведь полковника обещал.
Клещивцев-старший. Обманул, значит. Ну, этого я тебе, Аркадий Львович, не прощу.
И направил мощную струю из брандспойта прямо Дульчикову в лицо. Струя отбрасывает Дульчикова от стола, за который он цепляется из последних сил.
Дульчиков. А-а-а-а! не отдам!
Затемнение.
Снова кабинет Дульчикова. Люба поминутно отвечает на телефонные звонки.
Люба (в разные трубки). В Кремле. В командировке. На совещании. Когда закончится? Наверное, через час.
Заглядывает в апартаменты отдыха, где мечется в беспокойном сне Дульчиков.
Люба. Перебрал, Львович. Какой час? Часа два – минимум. (Снова телефонный звонок). Часа через два кончится. (Снова звонок). Часа через два. (И вдруг в сердцах). А хрен его знает, когда все это кончится!
Бросает трубку. Телефоны продолжают звонить.
Александр Потемкин