Человек отменяется

Глава 19

 

Оглядывая посетителей ресторана «Пушкин», Виктор Дыгало обратил внимание, что публика в основном скучала. Посетителей осталось уже немного, и казалось, их ничто не интересовало. Уж очень невыразительно выглядели физиономии. «Да сейчас и время-то мертвое, ни день, ни вечер, чуть больше шести часов, — подумал архитектор. — Ничего типичного пока не увидишь. Подождем, я ведь специально час выделил взглянуть на шикерию. Что это за новое сословие? Публика скоро начнет прибывать». Виктор Петрович заказал бокал вина и вернулся к своим размышлениям. Дыгало вспомнился научный эксперимент. В искусственный пруд внедрялась хищная рыбешка. Через некоторое время в водоеме отмечалось быстрое увеличение ассортимента зоопланктона. И, напротив, достаточно удалить из него, например, морских ежей, питающихся водорослями, как разнообразие питательного материала довольно быстро сокращается. Иными словами, для развития в любой среде многообразия «биологической инфраструктуры» необходим хищник. Дыгало вспомнил это, на первый взгляд, противоречащее здравому смыслу наблюдение ученых, для того чтобы еще и еще раз убедить себя в необходимости радикально выступить против всего человечества. Но обрушиться на него не отъявленным мизантропом, злодеем высшей гильдии, а идейным сторонником качественного изменения самого гомо сапиенс. «Более трех миллиардов лет землю и океаны монопольно заселяли одноклеточные бактерии и водоросли всего нескольких видов. Почему это происходило? По каким причинам эволюция находилась в застое? Никакого движения за такой колоссальный период? С ума сойдешь! Один ген и все! Три миллиарда лет — и всего лишь один ген! Одна клетка! Да потому, что не было «хищника», своего Дыгало, который стал бы трясти эти примитивные существа, питаться ими, мстить им, громить их! И вдруг он появляется. Некто Кембрий! Скорее всего, как две капли воды похожий на Виктора Петровича! И начинается великая атака на все тогдашнее население. Кембрий в борьбе с монополистами использует все виды оружия: от обжорства Гаргантюа до ломки телесной архитектуры госпожи Ольги Слуцкер. И эволюция началась! Мутации закрутились, закружились, понеслись создавать земных тварей. И уже многообразие вновь появившихся видов исчисляется тысячами. Самые разные, экзотические и тривиальные, они наполняют все среды обитания. Если проследить происхождение «эротического» тела Ксении Собчак, то оно восходит к предкам, жившим пять с половиной миллионов поколений назад, к мушке-дрозофиле кембрийского периода. А «прародитель» бесподобно красивых глаз Оксаны Федоровой — светочувствительное пятно на головке плоского червя времен палеозоя. История соблазнительной груди Анфисы Чеховой обращена к началу виллафранкского яруса плиоцена, а именно к молочному брюшку пятнадцатисантиметрового стегоцефала. А если проследить истоки собственной ненависти к человечеству, то ее импульсы доведут исследователей к самому многоуважаемому Кембрию».

К столику подошел мужчина с бриллиантовым перстнем. Не говоря ни слова, он уселся на стул и жестом подозвал официанта: «Принеси-ка мне рюмку водки «Большой». Положи несколько черных оливок. Потом обратился к Дыгало: — Хотите уничтожить человечество? За что? Или это шутка? Ведь такое совершенно невозможно представить! Вначале я подумал, что у вас некий бизнес-план, даже заинтересовался. Я депозитник…

— Что это?

— Я удобно размещаю свои капиталы по банкам и прекрасно живу за счет процентных начислений.

— По-моему есть другой термин… Депозитник? Впервые слышу.

— Готов, впрочем, вложить деньги в высокорентабельный, но скоростной проект.

— Скоростной? Опять что-то новое…

— Утром инвестиции, вечером возврат капитала плюс дивиденды. Все очень просто, — довольный собой, депозитник усмехнулся.

— Простите, я не по этой части. Я вам уже говорил, бизнес совершенно чуждая для меня материя.

— Молодой человек, чем же еще можно заниматься в этой жизни? Бизнес, секс, гульба… Что еще? Немного политики, футбол… Ведь по-настоящему больше ничего человеку не надо. Некоторые еще играют в карты, в рулетку. Но я не люблю проигрывать, поэтому в казино не ходок. Живу спокойно. А вы? Почему хотите уничтожить человечество? У вас неприятности? – он отпил из рюмки и вдруг спросил: — А деньгами нельзя утрясти это дело? Они любые двери, если надо, раскроют нараспашку и закроют на сорок замков. Что надо-то? Расскажи о своих бедах, может, я свой интерес найду, тогда помогу тебе, сниму с крючка…

— В прозектуре пятнадцатой горбольницы группа заинтересованных лиц ищет спонсора. Некоему врачу Леониду Андреевичу Раздуваеву требуется финансирование его научной программы. Он надеется избавить общество от суперанималов и суггетеров, чтобы лучшие люди – неоантропы — смогли совершенствоваться. Есть француз, мечтающий о переделке всего человечества в автотрофные существа. Можете вкладывать свои капиталы в эти проекты. О их доходности я ничего не знаю.

— Кто такие суперанималы? Или автотрофы?

— Почитайте Диденко, замечательный автор.

— А вспомнил… Да-да, Диденко, суперанималы. Молодой человек предпринимательская практика еще раз убеждала меня, что одна и та же мысль, один и тот же проект приходят одновременно в головы десяткам людей. Довольно часто такое происходит даже в сжатое время. В один и тот же день, в одну неделю, ну, максимум, в тот же месяц. Не помню когда, но пролистывал я вашего Диденко. Оригинал! В кругу моих знакомых лет пять-семь назад мы не редко вспоминали его взгляды. Лучше признаюсь вам в симпатиях и антипатиях к человеку. Или вам не стоит говорить о симпатиях?

«Пусть выскажется, — подумал Дыгало. — В ресторане пока пустовато, а он сам представляет шикерию. Интересно послушать соображения о человеке и человечестве».

– Слушаю вас, пожалуйста…

— Хочу напомнить свое имя, на случай, если вы забыли. Меня зовут Влад Зипута. А вас?

— Виктор Дыгало.

— Весьма приятно. Итак, Виктор, не только вы ополчились на человечество. У меня к нему тоже претензии. Но не такие агрессивные, как ваши. Больше всего меня поражает, что люди являются единственным видом, который постоянно, на протяжении всей своей истории, практикует умерщвление собратьев, часто испытывая при этом даже благоприятные чувства, а нередко и аппетит. Что за странные они такие существа? Никакие законы не способны с этим явлением бороться. Первые примеры «биологической утилизации» мы находим еще у приматов. А последние — в красном терроре большевиков, у фашистов Гитлера, в этнических чистках грузин в Абхазии и разгуле национализма в бывшей Югославии. А Ирак, где ежедневно сунниты уничтожают шиитов и наоборот? Истоки этой адельфофагии (сноска: поедание себе подобных) лежат в глубочайшей древности. Наши самовлюбленные далекие предки, развивались как вид, питающийся самим собой, и создали своеобразный биологический перпетуум мобиле. Жуть! Страх! Позор! У меня родилась своя, не очень научная, скорее интуитивная, гипотеза, как появился интеллект у человека. Хотите послушать?

— Любопытно.

Молодой человек подумал, что слова Влада подтверждают основной принцип развития – обязательное появления «хищника». «Поедание собратьев, — размышлял Дыгало, — укладывается в единую цепь эволюции вида. Ее скорости, многоступенчатой истории становления человека. Видовой феномен — в некий жур фикс съесть собрата служит залогом эволюционного долголетия людской породы. Лицемерному человеческому сознанию необходимо было какое-то чудо для объяснения своего не обремененного никакими нравственными нормами возникновения. Это культурное чудо было найдено в божественном «акте творения». Таким образом, была воздвигнута глухая стена между прошлым и настоящим. И поэты стали писать оды человечеству, не желая вникнуть в реальную историю венца природы. В этом отражается ханжеская суть гомо сапиенса! Воистину человек исконно наделен самыми яркими чертами изощренного хищника и жесточайшего правителя. Поэтому он и развивался. Но пора с ним кончать!»

— На что охотился наш древний предок? – продолжал вальяжно вещать владелец перстня. — В эпохи когда жили животные гиганты? Да и можно ли назвать это охотой, если учесть, что кроме камня и дубины, наш пращур ничем не располагал. Так вот, они добывали кости! Да-да, кости! Но самое вкусное, что можно найти в черепе, в позвоночнике и в крупных костях – мозговая масса. Этого добра было обильно разбросано по всем уголкам тогдашнего мира. Вы спросите, ну и что из этого? Я не ученый, я занимаюсь бизнесом. И как деловому человеку мне известно, что если рыбу кормить веществом красного цвета, то ее внутренности станут красными. Если в корм свиньи добавлять голубой краситель, мясо животного станет голубым. Будем продолжать – и на сотом или тысячном поколениивнутренний цвет закрепится на генетическом уровне. То есть, чем бы вы в будущем ни кормили рыбу и свинью, их мясо будет красным и голубым! Теперь возьмем нашего предка. Он на протяжении сотни миллионов лет кормился мозгами самых разных животных, включая представителей собственной популяции. Мозг как биоматериал преобладал в его рационе. Согласен, материал был слаб – одно, скажем, два айкью. Но массы и времени было много! Отсюда мое твердое убеждение: именно благодаря этой пище он прирос мозгами. Сегодня мне не хватает опытного материала, межотраслевых знаний и профессиональных терминов, чтобы моя гипотеза звучала более аргументировано. Но я дал себе слово: как только потеряю интерес к женщинам, следующим моим увлечением станет наука. Опыты по изучению происхождения человека. Лет через десять-пятнадцать доводы в пользу моей версии будут твердо обоснованы. Что еще меня раздражает в человечестве – это его трупояденье! — Тут лицо господина Зипуты побледнело, напряглось, на гладкой коже обозначились морщины. — Ну, кажется, уже накоплен интеллектуальный потенциал, чтобы не забивать кур, гусей, телят, овец и не тащить их фурами за тысячи и тысячи километров, доставляя потребителю. В нас еще так много от первобытного человека, а это трупояденье — самый безобразный след из прошлого. Поражаешься, как же мы даже не задумываемся над этим проклятьем, радостно провозглашая на всех языках и континентах свою биографию. Но я не просто рассуждаю. Ныне я нахожусь в поисках талантливых биологов, физиологов и генетиков. Хочу начать с открытия экспериментальной лаборатории, чтобы затем построить гигантские заводы по выращиванию белкового материала, который кардинально заменит все отрасли животноводства. А то человек выращивает свиней или телят, дает им имена, заглядывает им в глаза, прислушивается к работе сердца, каждый день разговаривает с ними, а потом посылает на живодерню! Чушь! Чушь! Новый белковый материал не должен быть похожим на животных и птиц. Это будут белковые обои, рулоны, ковры, называйте как хотите. Например, обои Зипуты. Зипутские белки. Но с трупояденьем пора закончить. Навсегда. Пусть англичане едят островную птицу, голландцы — откормленных свиней, американцы «ножки Буша», а русские поставят на животноводстве табу. Как только человек избавится от трупояденья, он нравственно изменится. Облагородится. Проект «Зипутские белковые обои» потянет за собой новую технологию в переработке кожи, жиров, белков. Сэкономит сотни миллиардов долларов. Знаете ли вы, сколько углеводов в день ест свинья? Полтора килограмма! Или два с половиной центнера пшеницы за срок выкармливания. А ведь только в одной Голландии около ста миллионов свиней. Могу предположить, что во всем мире их не меньше пяти миллиардов. Промышленной птицы – более трехсот миллиардов, бычков и баранов – более десяти миллиардов. Если суммарно посчитать зерно, необходимое для выращивания мирового животноводческого ресурса, то посевных площадей Франции не хватит. Истощается земля, но куда большая беда – в генетической программе человека остается зверь! Есть и другой негативный полюс. Если посчитать, что каждая единица живности потребляет всего лишь полкиловатта энергии, то, чтобы вырастить и обработать эту массу изделий из мяса и птицы, необходимы как минимум три атомные электростанции. Так что запрет на трупояденье, не только качественно изменит человека, но сохранит окружающую среду, сбережет колоссальные природные ресурсы, даст значительный экономический и моральный эффект. А сегодня гордые европейцы оставляют после переработки коровы лишь одно мычание, свиньи – похрюкивания, а овцы — беканье и объявляют себя прогрессивным обществом. Я не филолог, но считаю совершенно непозволительным использовать слова «мясо» и «рыба» в торгово-кулинарной терминологии. Чьим мясом торгуешь? Свинина свежая? Да! Только что освежевал! Забил барана! Бери, пальчики оближешь! От таких слов жутко становится. Разве не лучше ввести новую лексику: белки земледелия и морские белки. Или белок под осетра, белок а-ля бее, белок а-ля му-у, а-ля хрю? Или еще более отвлеченно: белок тундры (олени, медведи), лесной белок (дикий кабан, лось, зубр), горный белок (овца, козел, тур)? В искусственном производстве белков можно учесть специфические вкусы и ароматы «оригинала» и навсегда попрощаться с трупояденьем. На прилавках магазинов и рынков будут выставлены исключительно белковые обои Зипуты! Готовь карман Влад Зипута! Но и это еще не все! Наша сексуальность меня тоже пугает, хотя я сам втянут в нее, как богатый москвич, чрезмерно. Энергию и время просто некуда больше девать. Секс для меня, что для других наркотики, алкоголь, политика, религия, спорт! А в основе этого — гиперсексуальность гомо сапиенс. Это единственный вид, представители которого способны трахаться со всем животным миром. Таких обитателей на планете больше нет. Почти во всех странах есть в уголовном кодексе статья «скотоложство». В тюрьмах можно встретить «развратных сожителей» птицы, скотины, зверя, даже насекомых… В этом отношении у меня тоже есть оригинальная коммерческая задумка. Она способна не только принести приличные барыши, но сократить враждебную людскую гиперсексуальность.

— Враждебную? Что вы имеете в виду?

— Чрезмерная сексуальность губит, калечит огромное число людей. Истерия, половое неистовство, поддержание тела в соответствии со стандартами обольщения, необходимость качественного изменения эротических форм при старении — естественной непривлекательности, неудовлетворенность отсутствием оргазма, поиск нового партнера, изнасилование, половые преступления часто доводят людей до безумия. Поэтому я хочу начать еще одно дело. Отыскать у животных ген половой страсти, адаптировать его для гомо сапиенс, а потом за приличную плату имплантировать всем желающим. Этим самым я начну разрушать людскую гиперсексуальность, приобретающую уже невиданные размеры. Гон, или течка, у людей, как у животных, будет длиться всего две-три недели в году и никак не больше. Назовем этот период временем сексуального уединения.

— Вы думаете, желающие найдутся? Вы же сказали, что секс для вас основное времяпрепровождение. Что вы станете делать, высвободив себя?

— Это спиральный бизнес. Параллельно с ним начну искать дело, заполняющее свободное время. Что это может быть? Пока не знаю, но убежден, найду. На женщин я трачу в год несколько миллионов долларов. Альтернатива необходима прежде все мне самому. Дело не в деньгах, экономить на себе не собираюсь. Но после двух-трех тысяч женщин начинаешь уставать. Хочется уже снимать партнерш без слов. Подошел, взглянул, понравилась, взял, увел, трахнул, отблагодарил! Без базара! А приходится-то почти каждой рассказывать о нюркиных ботах… Чувствую, что одной хочется, чтобы я был выше, – приподнимаюсь. Другая мечтает, чтобы я был ниже, — опускаюсь. Третья видит меня толстым, четвертая спортивным, пятая пьяным – напиваюсь. Они думают, что мы лохи. А я не спорю, более того, желаю, чтобы меня таковым считали. До самой постели приходится играть, лишь потом становлюсь самим собой. И тогда они уже передо мной на задние лапки становятся. Я вас не заговорил?

— Спасибо, любопытно. Вы зарядили меня ненавистью в несколько сотен тонн в тротиловом эквиваленте. Впрочем, если перечислять все людские изъяны, нам одного вечера не хватит. Представляете ли вы себе ваших невероятно могущественных конкурентов? Это вся эротическая индустрия, включая высокую моду, аэробику, парфюмерию, кино, телевидение, шоу и турбизнес!

В этот момент к столу подошел мужчина лет пятидесяти. В элегантных одеждах итальянских домов мод он выглядел по-спортивному бодрым.

— Привет, Влад, — дружелюбно бросил он, — не помешаю, если присяду?

— Бери стул, рад тебе. Знакомься, Виктор…

— Павел Забелин, — впрочем, руку посетитель не протянул, а, слегка улыбнувшись, сел.

— Вспоминали Бориса Диденко, — пояснил Зипута.

— Мастера опускать человека в дерьмо, — усмехнулся Забелин. – В такой чудесный день надо не о женщинах думать, а денно и нощно помышлять о доходах. Зачем вам Диденко? Для усиления эрекции? Сегодня его могут заменить сотни таблеток… — Дыгало показалось, что новый собеседник пытается произвести на него впечатление.

— Молодой человек испытывает ненависть ко всему человечеству. Пришел в ресторан познакомиться с ментальностью состоятельных людей. Видимо, желает собрать какой-то материал, усиливающий его и без того обостренные чувства. Или я не прав? Неправильно вас понял? – издал приглушенный смешок Влад Зипута.

Виктор Петрович промолчал, но глаза не прятал и пристально рассматривал своих собеседников.

— С твоих слов выходит, что молодой человек возненавидел бедность, а к богатству хочет еще присмотреться? Может, симпатия возникнет, понравится наше сословие, пожелает к нему примкнуть, стать активным членом. Ну что, смотрите на нас, задавайте вопросы, высказывайтесь. Бедность я сам ненавижу, в этом смысле хорошо вас понимаю. Аминь, аминь! Но есть три вида бедности. Бедность кармана, бедность ума и тотальная бедность. Какую из них вы больше возненавидели? Готов помочь вам подсказкой. У женщин бедность ума мне очень даже нравится. В этом случае они все в эротике, сексе, половые извращения становятся для них единственной отдушиной, позволяющей чувствовать себя человеком. А интеллектуальные беседы с дамами не способствуют эротическим фантазиям. После умствований с представительницами женского пола я становлюсь вялым, отрешенным, забываю о своем либидо. Меня тянет к выпивке, открываю бутылку за бутылкой и валюсь один-одинешенек на бочок с храпом. Поэтому я всегда ищу дуру — среди блондинок они чаще всего встречаются. «Познакомьте с дурехой, друзья! Меня занимает самая древняя, самая плотская, самая биологическая потребность — позвольте потрахаться, да так яростно, чтобы кожа слезала, как после сочинского загара!» — Вот мой излюбленный пароль общения. Конечно, мне известно, что многие богатые дамы так же поступают с бойфрендами. Они считают, что чем гуще на мужчине волосяной покров, тем меньше ума, зато половой страсти – в избытке. Одна приятельница рассказывает: «В партнеры я всегда выбираю бедного мужика. Везу его к себе на виллу, пропускаю через санитарный контроль – душ, сауна, экспресс-анализ крови. Позволяю осмотреть мои богатства с коварной мыслью — трахаясь со мной, он будет представлять, что владеет не только моим телом, но и моим имуществом. А в этом сладостном умопомрачении силы эроса возникают у него исполинские. Что другое можно пожелать себе самой после рабочего дня в сволочном русском бизнесе? Когда же он свыкается с богатством — ведь оно каждый час рядом, не возбраняется его трогать, брать на зуб, прижать к щеке, прикоснуться сердцем, — ему начинает казаться, что можно провести ночь на барский манер в ленивых сновидениях, и не одну, но и вторую… На третью я вызываю охрану и гоню его в шею. С обязательным наказом: «Дайте ему по башке, чтобы забыл мое имя и адрес!» Работник хорош делом!»

— Интересно описали вы манеры своего сословия. Спасибо! А сколько надо иметь денег, чтобы оказаться среди вашей шикерии? – спросил Дыгало.

— Ежедневный доход должен быть не меньше трехсот тысяч долларов, — самодовольно ухмыльнулся Павел Анатольевич. – Но чтобы суверенность бросалась в глаза и ни в каких слабостях себе не отказывать, лучше, конечно, иметь полмиллиона зеленых в день. Если их нет, то плевать нам на кандидата в приятели. Ему никогда не удастся настежь открыть двери нашего сословия. Вы, например, мечтаете ли попасть в нашу тусовку?

— Пока не задумывался. Я вас плохо знаю. Впрочем, вряд ли. Что должно меня к вам тянуть? Подскажите…

— Внимание к вам всего общества. Нами интересуются, о нас пишут, нам завидуют, о стиле жизни слагают легенды. На обложках мнигих известных журналов наши портреты. Мы можем позволить себе все земные радости, — заблестели глаза у Павла Забелина.

— Это не моя стихия. Ваши соблазны устарели, а страсти сближают с животными. Как вы плюете на несостоятельных кандидатов в ваше сословие, так я чихаю на ваш образ жизни и прелести вашего бытия. Тьфу! Конечно, я мечтаю, чтобы человек в любом сословии исчез, исчез бесследно и навеки. А вы стояли бы в этой очереди одним из первых. И никакой пощады не получили бы.

— Он нас всех ненавидит, а ты ему о радостях жизни толкуешь, — вмешался господин Зипута.

— А что в этом случае вас связывает? Я застал вас за приятельской беседой.

— Хотелось понять, почему он мечтает уничтожить все человечество.

— Но это не метафора?

— Нет-нет, у него и план есть закодированный. Хотел выудить его, а потом подурачиться. Весь вечер со смеха катались бы… — Зеленый глаз Влада выпучился и побагровел.

— А вдруг это серьезно? Сейчас столько придурков по Москве носится с сумасшедшими идеями… Пусть убирается от нас этот изверг. О чем нам говорить? Такие темы меня не интересуют. — Эй, вы, как вас там, — обратился Забелин к Виктору Дыгало, — подите вон от нашего стола, из нашего ресторана, из нашей России. Ищите себя на Западе, там таких типов любят. Да прихватите с собой нелюдя Диденко. Вставайте, вставайте! Коля, Коля, – обратился он с требованием к метрдотелю. — Немедленно выведи этого типа из ресторана. Запрети пускать его сюда в будущем. Эта подпорченная ягода не из нашего сада.

— Ох, спасибо, спасибо, господа! Вначале зарядили меня ненавистью на сотни килограммов в тротиловом эквиваленте, теперь увеличили это число на десятки, сотни тонн. Но если меня вышвырнут отсюда, то ненависть от общения с людьми будет измеряться уже тысячами тонн. Из-за стола я самостоятельно не встану. Продолжайте оскорблять меня и пытайтесь силой вытолкнуть из вашего общества. Мне это так важно! Ой, как здорово было бы! Для этого я готов вас даже оскорбить: «Вы большой кусок дерьма, господин Забелин! Я вас ненавижу!» — Дыгало ухватился за стол с такой силой, что, показалось, он врос в него.

Забелин вытащил из кармана три стодолларовые купюры, передал их подошедшему охраннику и категорически потребовал: «Уберите этого мерзавца из ресторана. Сфотографируйте его рожу на мобильник, распечатайте снимки и вывесьте на входе. Мы никогда не должны его здесь видеть. В «Пушкин» пора впускать исключительно с выпиской из банковского счета. Она должна стать чем-то вроде пропуска. Если желающий провести здесь время не имеет на счете восьмизначных долларовых накоплений – вход запретить».

Охранник подозвал на помощь коллег, и они вчетвером стали оттаскивать Дыгало от столика. Но дело оказалось непростым. Виктор Петрович тянул за собой стол, а ногой успел оставить несколько ссадин на лицах охранников. Один из них, получив сильный удар в печень, перекосился, схватил с соседнего стола бутылку минеральной воды и разбил ее о голову архитектора. Дыгало лишился чувств, обвисшие руки тут же были подхвачены охранниками. Они вынесли его через пожарный выход и, словно мешок мусора, бросили на помойку.

— Испортил настроение! Где ты его нашел? – Павел Анатольевич сплюнул в тарелку с орешками, заказанными Виктором Дыгало. – А хотелось сегодня вечером кого-нибудь снять. Тьфу! Принеси нам по водке, — повернулся он к метрдотелю. – Только из холодильника, с инеем. А эту гадость, — он указал на стакан, тарелку, столовые приборы изгнанного смутьяна, – убери! Протри все как следует! Чтобы духа этого типа не осталось. По молодости я бы ему по роже дал. А теперь что связываться… Лучшее место ему на помойке! Какие идеи на вечер? – обратился он к Зипуте. – Ты, брат, виноват передо мной. Знакомство с уродцем твоего ума дело. Так что думай, как вину загладить.

— Вечером у меня свидание с двумя красотками. Нет, не путаны. Кажется, студентки. Я их здесь снял. Не покидало ощущение, что пришли в «Пушкин» именно для этого. Сейчас отправились во МХАТ на «Гамлета». Пойдешь со мной?

— Как выглядят?

— Замечательно! Высший класс!

— К сексу готовы? Не желаю субботний вечер проводить в дискуссиях и ухаживаниях, а тем более в уговорах. Да – да, нет – нет!

— Так ты сразу и спроси. Твою зовут Настя. Очень хороша.

— А почему ты не ее выбрал?

Запута не торопился с ответом. Он поднял свою рюмку, молча чокнулся с рюмкой Забелина, которая стояла на столе, и выпил. Павел Анатольевич последовал его примеру.

— Сдался! Почувствовал, что она крепкий орешек. Ее подруга Ольга тоже неплоха, но с ней есть уверенность, что рассвет будем встречать вместе, — с грустью признался Влад.

— Так не хочется никого ломать. Ты думаешь, ее деньгами не купишь? Ведь думаешь, думаешь, иначе сам попробовал бы. Ты тот еще искуситель, ни от кого не откажешься. А вдруг — пасуешь. Интересно, что за такая девица Настя, если ты вдруг отказался присвоить ее. Непохоже на тебя, Влад. Заинтриговал меня. О кей, пойдем вместе, но долго ее уламывать не собираюсь. Что, от ста тысяч зелени откажется? Да такого быть не может!

— Откажется. У меня глаз ватерпас. Я в ней сразу увидел девицу ни на кого не похожую. Попробуй? Но мой совет — о деньгах ни слова. Спугнешь!

— Я без денег никого не трахал и трахать не собираюсь. Никогда не поверю, что моей стройной фигурой можно увлечься настолько, чтобы отдаться в первый же вечер, да еще и со скидкой. Я держу форму, но не для того, чтобы не платить или очаровывать, а для того, чтобы партнерше было комфортно! Она должна чувствовать, что трахается не с безобразным заплывшим денежным мешком, а с нормальным мачо. Тогда сама процедура выглядит соблазнительной! А женское желание просто потрахаться я воспринимаю как болезнь. Но с болезнью иметь дело нет никакой охоты. Так что или Настя возьмет у меня гонорар, или найду другую. Халява мне не нужна! Пойдем, глянем на твоих красоток!

На углу Камергерского и Тверской под дорожным знаком «Остановка запрещена» стояли два черных «Бентли». Постовой гаишник уже получил бакшиш и не обращал внимания на нарушение правил парковки, только мечтательно поглядывал на автомобили.

Между тем две подружки вышли из театра, заметили роскошные машины и направились к ним.

— Как чувствуешь себя? Не трусишь? – спросила Ольга немного рассеянно. — Интересно, кого он привел с собой? Если приличный мужик, то ты не начинай сразу фыркать. Мы ведь договорились.

— Пока все в порядке. Как поступить, если нас рассадят по разным машинам?

— Не смущайся. Перед совместным ужином неплохо приватно познакомиться с кавалером. Поедем в ресторан «Лазурный берег». Не против?

— Я там никогда не была…

— Отличное место. Не волнуйся, я буду рядом, пока ты сама не скажешь, что решила остаться с ним.

— Оль, не выключай мобильник. Мне так спокойнее. Столько дурных примеров видишь со всех сторон. В этом мире не знаешь, кому верить.

— Ладно! Веди себя смелее. С первых слов ты должна стать хозяйкой положения. Пусть выполняет все твои капризы. Мужчины любят подчиняться, или играть в подчинение надо лишь научиться управлять ими.

Когда молодые женщины оказались возле автомобилей, из них вышли охранники. Они открыли задние дверцы, и на Тверскую ступили двое холеных мужчин.

— Разрешите представить вам моего друга Павла. Талантлив, общителен, богат. Занимается строительным бизнесом на всем пространстве СНГ.

— Павел! — протянул Забелин руку Ольге, потом Насте. Подруги незаметно оглядели нового знакомого. – Молодые женщины искоса осмотрели мужчину. Аристократическая внешность, высокий, стройный, лощеный, модно одетый. «Ничего, совсем неплохо» — мелькнуло у Ольги. «Суховат, сдержан, несколько высокомерен», — решила Чудецкая.

— Какие планы? Чем займемся? У Олечки есть какая-нибудь идея? Или предложение Насти предпочтительней? – игриво поинтересовался Зипута.

— Едем на ужин в ресторан «Лазурный берег» на проспекте Мира. Других идей пока нет, — требовательно заявила Ольга.

— Прекрасно! Ольга, садитесь ко мне, то есть в нашу машину. У меня к вам доверительный разговор. А Настя поедет с Павлом, должны ведь они познакомиться. Согласны?

— Какая машина ваша, а какая Павла? – Ольга взглянула на Влада, и увидела, что он опять стоял на мысках. «Надо посоветовать, чтобы он каблук увеличил. В остальном мужик вроде ничего…»

— Это моя! Они действительно похожи! – радостно воскликнул Зипута. Охранник тут же открыл дверцу автомобиля. – Пожалуйста, устраивайтесь.

— Ну что, поехали? – обратилась Ольга к Чудецкой. – Давай, давай! – шепнула она ей, твой Павел совсем не дурен.

Забелин дал знак своему охраннику и галантно повернулся к Насте: – Прошу вас! – Он помог девушке сесть и лично захлопнул дверцу.

— Ну, как она тебе? – поинтересовался Зипута.

— Хороша. Даже не ожидал. Такой можно не сто тысяч, а больше предложить. Я должен ее трахнуть. Должен! И сегодня же! – разгорячился Забелин.

— Поехали. О деньгах ей ни слова, постарайся понравиться. Деньги могут предложить многие, а ты блесни интеллектом. Ты же много знаешь…

— Посмотрим, посмотрим! Скорей бы с ней в постель. Ресторан, ужин, болтовня… А у меня уже эрекция, брюки рвуться. Может, свернем в «Пекин», там шикарные апартаменты.

— Не дури, поехали в «Лазурный берег». Твоя машина идет первой.

— Это еще почему?

— Так Ольга распорядилась.

— Что ты так усердно под баб подстраиваешься?

— У каждого, старик, своя методика. Ну, поехали, поехали…

Постовой отдал честь и завистливым взглядом проводил автомобили.

Когда они выехали на Тверскую, Забелин приступил к светской беседе: — Не буду спрашивать вас о спектакле. Я не переношу театр. Шумно, ненатурально. Несколько лет назад заставлял себя ходить, но больше одного акта не мог высидеть. Убегал! Сбегал бы и раньше, но не хотелось поднимать весь ряд.

— А откуда вы бежали?

— Два раза с Таганки. Какое-то убожество пришлось смотреть до антракта. При первой возможности соскочил в театре Вахтангова, и в филиале Малого. Нет, Мельпомена явно не моя дама сердца.

— Спорить не стану, каждый вправе выбирать свое. Я тоже не театралка, но пойти на спектакль раз-другой не откажусь. Любовь требует времени, а когда его нет, то и любви, кажется, тоже нет.

— Это правда. А вы прекрасно выглядите! — «Начинается эта тягомотина, — уныло подумал он. — С ума сойдешь. Господи, как же сократить время между автомобилем и кроватью, между словами и делом? Я заплачу за ночь с ней двести-триста тысяч долларов! Только в постель! В постель! Какая у нее соблазнительная, спелая грудь! Чудо! Какие чувственные губы! Скорее бы в кровать!»

— Что вас занимает, кроме бизнеса? – спросила между нет Настя. — Или он поглощает полностью? — «А он прилично выглядит. Чувствуется, уделяет внешности должное внимание. С виду он образец успешного современного мужчины», – подумала Чудецкая. – «Но его банальный комплимент — «вы прекрасно выглядите» — это от смущения или от небрежности». Молодой женщине было приятнее, если она производила впечатление не внешностью, а интеллектом.

— Я увлекаюсь живописью. У меня большая коллекция картин русских и зарубежных художников. Есть желание взглянуть? Не думаю, что ваши друзья забеспокоятся, не появись мы в ресторане. Совместный ужин можем отложить на следующий раз. Что за времяпрепровождение — ужин? Меняем маршрут? Вы можете выбрать себе любую картину…

— Спасибо за приглашение. Давайте все же обсудим этот вопрос после ужина. Я голодна. А моя подруга Ольга — большая любительница современного искусства, так что было бы несправедливо мне одной любоваться вашей коллекцией. Ольга на меня может обидеться.

— А зачем ей рассказывать? Пусть Влад ей показывает свою коллекцию.

— Простите, но я так не могу. Давайте повременим. Торопиться некуда. Может, моя подруга соблазнится другим предложением Влада. В таком случае я буду вправе принять собственное решение — ехать к вам сегодня или отложить знакомство с коллекцией на следующий раз.

— У меня в особняке повара. Ваш заказ я передам им по телефону, и к нашему приезду стол будет накрыт. Рекомендую французское меню: устрицы, дорадо, артишоки, овощи на гриле, виноградные улитки в пикантном соусе, спинку ягненка. В моем винном погребе можно выбрать марки на самый изысканный вкус.

— Спасибо. Не смею вас утруждать. Мы еще не настолько знакомы, чтобы я могла принять ваше предложение.

— Будьте проще! Зачем усложнять жизнь, и без того нелегкую. Поехали! Вам понравится.

— Вы принуждаете меня поменять приятельский тон общения на деловой. Это не ускорит наше сближение. – Ей понравились собственная категоричность и краткость. Она взглянула через стекло на проспект Мира. По нему в обе стороны неслись автобусы, тяжелые грузовики и легковушки.

— О кей. Как скажите. Едем в ресторан, – беспечно улыбнулся Павел Анатольевич. — «Разговор не клеится, — отметил он мрачно. Что еще предложить? Из какого арсенала? Я ведь научился лишь сыпать деньгами, и, кроме этого мастерства, в моем наборе почти ничего нет! Хороша девица, но долгоиграющая. Видно, придется вызвать в «Лазурный берег» путану. Отлучусь с ней на часок, чтобы сбить эрекцию, а потом продолжу ухаживание. Да-да, так и сделаю. Можно в «Космосе» номер снять или прямо в ресторане поиметь ее на подоконнике. Метрдотель получит свое и все организует. Экзотика! На подоконнике я особенно тащусь. Пот ручьями льется… Она стонет на всю улицу, а ты ее трахаешь и трахаешь. И сам от восторга стонешь… Мужики, бабы на улице слышат наши радостные вопли, завидуют. Самим невтерпеж… Решено, так и сделаю. Только вызвать надо кого-нибудь из новеньких. С этой красоткой Настей много времени придется потерять. Влад прав, что выбрал Ольгу. Настя действительно крепкий орешек. Но расколоть его можно! Чтобы сполна вкусить ее прелести, надо лишь запастись терпением. С этим у меня сложно, но надо приучать себя. Секс требует жертв».

— Отлично! Мы с Ольгой так и договорились! — у Чудецкой отлегло от сердца. Страх уже начал подкрадываться к ней.

«Лазурный берег» один из лучших ресторанов Москвы. Центральный вход был торжественно спокоен. У ограды блестел в первых летних сумерках позолоченный купол собора Пресвятой Богородицы. На клумбах росли гиацинты, лилии и анютины глазки, а по стенам заведения тянулись световые гирлянды. Ресторан был богато оформлен, украшен люстрами, канделябрами. Необыкновенные аквариумы, располагавшиеся по периметру, поражали ярким многообразием морской флоры и фауны. Три этажа разных стилей и кулинарных изысков всегда заполнялись. На втором этаже играли поочередно джазовые группы. Именно сюда направились пассажиры двух прибывших «Бентли». Впереди шла Ольга Пурга. В ее темных распущенных волосах сиял гребень, украшенный бриллиантами. Казалось, она сама готова была выйти на сцену, выхватить микрофон и исполнить что-нибудь из репертуара Эллы Фитцжеральльд. Когда Настя едва поспевавшая за подругой ступила в ослепительный зал, то застенчиво остановилась. Следом неторопливо вошел господин Зипута. Павел Анатольевич отстал, переговариваясь с кем-то по мобильнику.

— Ну, как твой? Что-нибудь предложил? – шепотом спросила Пурга, чуть повернув голову к Насте.

— Звал к себе на ужин. Якобы осмотреть коллекции картин.

— Супер! А ты что?

— Отказалась. Сказала, что это ты любительница живописи и обидишься на меня, если я без тебя приму приглашение.

— Правильно, правильно. А мне Влад предложил за неделю заработать сто тысяч долларов.

— Каким образом?

— Слетать с ним в Мексику на рыбалку. Сама понимаешь в какой роли.

— А ты что?

— Про себя я уже согласилась. Но пока держу стойку, хочу поднять цену. Имеет, гад, деньги, пусть раскошеливается. Вообще-то он неплохой мужик, только больше недели я не выдержу. Жутко грузит меня своей угодливостью. Для русской женщины это смерть. Вот, уже подарил гребешок с бриллиантами.

К ним подошел метрдотель.

– Чем могу быть полезен?

— Нас четверо. Хотим поужинать, — сказала Пурга.

— Прошу вас к этому столику. – Он протянул им меню.

Пока девушки изучали карту блюд и напитков, за стол сел господин Зупута, а пару минут спустя и Забелин.

— Официант! — бросил Павел Анатольевич требовательно. – Принесите нам все ваше меню: устрицы, икру белужью, рыбу, мясо, овощи, свежевыжатые соки всех видов фруктов, воду с газом и без. Из белого вина – Шабли, из красного – шато Марго 1999 года. Что забыли? Да, принеси обжаренных королевских креветок. Какие еще идеи, девушки?

— Я бы съела тонко нарезанный испанский хамон с дольками дыни, — улыбнулась Ольга.

— Слышал? Хамон с дыней! – бросил он официанту.

— А вам что, Настя?

— Я выберу из заказанного.

Через пару минут стол был заставлен блюдами.

Влад, Забелин, Ольга с аппетитом начали уплетать яства. Только Настя, положив на тарелку ломтик жареного баклажана, никак не решалась к нему притронуться.

— Настюша, почему не ешь? – удивилась Ольга.

— Пока не хочется. Вначале выпью вина. А потом… – в голосе Насти звучала какая-ьл робость.

— Пейте, кушайте, дорогие дамы! – перебил девушек господин Зипута. — Все для вас! Если не хватит, еще закажем еще! Все что душе захочется!

— Успокойся Влад, мы в состоянии сами себе заказать все что угодно. Прошу, не играй в богатея, угощающего бедненьких родственников. Захочет, — съест, но пока такого желания у моей подруги нет. Оставь ее в покое! – Ольга была восхищена своей независимостью и властью над мужчиной и в конце тирады рассмеялась своим звонким, неотразимым смехом.

Высокомерный тон Пурги несколько взбодрил Чудецкую. Впрочем, ее взгляд не стал живее.

Взяли первые ноты саксофонист и два гитариста — квартет заиграл блюз. Ударник ворвался в мелодию глухими раскатами, но саксофон заглушил их, погружая слушателей в сентиментальные мечты. Публика в зале по большей части продолжала чавкать, греметь тарелками и приборами. Время приближалось к одиннадцати — пику застолья. На лицах полупьяных посетителей отражались тайные страсти, сокровенные желания и борение чувств. Воздух пропитывался винными парами, ароматами снеди и эротическими токами. Хотелось жить красиво, вечно и богато!

К столу подошла цветочница, тоненькая девушка с россыпью веснушек на лице.

– Чем украсить ваше замечательное женское общество, господа? – у нее был нежный, негромкий голос.

— Принеси два букета бордовых роз, пятьдесят в каждом. – Павел Анатольевич вынул из бумажника пятьсот долларов и бросил их в корзинку с цветами. – Наши женщины должны ощущать неусыпную заботу кавалеров. Иначе они начнут поглядывать по сторонам в поисках новых ухажеров.

– Господин Забелин, — раздраженно заметила Пурга, — почему вы позволяете себе оскорблять малознакомых людей? Если у нас возникнет желание быть с другими мужчинами, то мы не по сторонам зыркать начнем, а просто возьмем любого понравившегося нам мужика. Таких, как вы, в ресторане полно, а женщин нашего калибра здесь нет. Думайте, перед тем, как говорить, — она даже побледнела от недовольства.

Господин Зипута наигранно съежился, изображая готовность к подчинению:

– Повелевай мной, красотка, как своим лакеем. — Смеясь в душе, он ликовал: «После первой ночи все будет иначе, дорогая».

«Вот сучка, я ее задушить готов! – негодовал про себя Павел Анатольевич. – Впрочем, может, она права. У меня нет никакого опыта общения с независимыми женщинами. Только путаны да сотрудницы. Надо вспомнить, как я снимал телок, не имея ни гроша в кармане. У меня тогда неплохо получалось. Сейчас обленился, отвык. Но приемы были эффективные. Чудецкую надо все-таки трахнуть. Хороша! Прелесть! А зипутинская девица как есть стерва!»

– Не злитесь, это вредно для здоровья. Скорее всего, я неправ, — обезоруживающе улыбнулся он. – Но, прошу заметить, таких кавалеров, как мы, тоже не так просто встретить. Так что вы заблуждаетесь. Заблуждаетесь, заблуждаетесь! – Он чуть повысил голос.

— Давайте лучше выпьем! – прижался к Ольге Зипута. — Завтра мы с Оленькой вылетаем в Мексику. Пожелайте нам счастливого пути! А мы хотим, — он обнял свою даму, — чтобы вам тоже было отлично. Рекомендую Маврикий. Там можно прекрасно провести время. Приглашай, Павел. Торопись! У тебя же собственный самолет. Можешь вылетать прямо сейчас. И Настя почти готова…

— К чему готова? У меня таких планов нет, — недоуменно оглядела всех Чудецкая.

— Не торопись, Влад, я тоже еще думаю! – Ольга приложила указательный палец к губам Змпуты. Я вообще запрещаю тебе говорить о Мексике. Пока!

— Анастасия, хочу признаться вам в своих симпатиях. – наклонился к Насте Забелин. Ни одна молодая женщина не производила на меня такого сильного впечатления. Я растерян. Потрясен. Пожалуйста, вы сами выбираете маршрут, и мы после ужина вылетаем или едем в любом направлении. Впрочем, не хочу вас торопить. Выпьем еще, пообщаемся, послушаем музыку, а потом решим. Рад, что у Ольги и Влада все получилось так быстро и замечательно. Их лица излучают счастье. Мечтаю, чтобы и ваше прекрасное лицо засветилось тем же восторгом. Уже через час, утром, через день, два – когда угодно. С вами отдыхаешь душой, вы прелесть, ваша скромность меня все более пленяет. У нас с вами нет и не может быть ничего невозможного! — Павел смекнул, что в подобных случаях необходимо обаяние. И умело пускал его в ход.

Чудецкая растеряно отпила глоток вина и взглянула на Ольгу. Та коснулась ее плеча и шепнула на ухо: «Обещала же наконец решиться! Замечательный мужик. Позавидовать можно. Подарков сделает на сотни тысяч долларов. Давай, Настя! Смелее!»

Чудецкая улыбнулась и, поцеловав подругу, еле слышно произнесла:

— У меня так быстро не получается. Не торопи. Да и уезжать мне через пару дней. Давай выпьем еще вина.

— Павел, налей девушкам красного. И выпейте с Владом за нас!

Все чокнулись. Павел восторженно пялился на Чудецкую. и его глаза выражали восторг.

Пурга опять прильнула к Настиному уху: — Мне надо с Владом мексиканскую поездку обсудить. Я буду где-то совсем рядом. Не зевай …»

Она взяла под руку Зипуту и повела его осматривать аквариумы. Они шли по залу, словно пара влюбленных или гордые супруги новорусского розлива.

— Дай людям поговорить, пусть освоятся, — командовала Ольга. — А мы пока обсудим детали наших временных отношений. Я люблю точность, обязательность и хочу обучить тебя этим добродетелям. Зеленый глаз Зипуты выразил при ее словах испуг, а карий — самодовольство. Непонятно было, о чем именно думал сейчас спутник Пурги.

За столом тем временем Забелин продолжал атаку соблазнителя: — Я все больше и больше влюбляюсь в вас, Настя. Вы бесподобное существо. У меня такого глубокого чувства к женщине еще никогда в не возникало. Согласен, что я тороплюсь. Но что мне сделать, чтобы привлечь ваше внимание? Я готов на все. Любая ваша прихоть, любое желание будут немедленно исполнены. Дайте приказ, укажите цель, начертите маршрут – я выполню, перевыполню любое ваше задание, каприз. Пусть за ним будет сумасбродная идея, фантазии снов, смутные впечатления подросткового возраста. Не молчите! Говорите, говорите. Ваш волшебный голос так волнует мой слух…

— Прежде всего, прошу вас, меньше пафоса. Вы довольно симпатичный субъект, и приятельские отношения между нами вполне возможны. Но без надрыва, спокойные и достойные. А вы смущаете меня своими признаниями через час после знакомства. Не надо спешить.

— Простите мою излишнюю пылкость. Но вы сами виноваты. Я себя не узнаю. Правда-правда. Вы красота во плоти, волшебный образ из моих грез. Какое-то безумие охватывает меня…

К Забелину подошел кельнер и что-то шепнул ему на ухо. Павла Анатольевича словно ударило током. Он вскочил со словами: «Я сейчас буду. Подготовьте комнату для переговоров». Потом обратился к Насте: — У меня срочная встреча. Важный контракт. Можете меня подождать? Послушайте джаз.

— Не беспокойтесь, я с радостью побуду одна. Дождусь и вас, и Ольгу с Владом. Пока…

— Прелесть! Очаровательное существо! Я скоро прилечу на крыльях любви. А на переговорах буду думать только о вас. Ох уж этот проклятый мир бизнеса, в котором сам себе не принадлежишь.

Он встал и быстро направился в сторону гардероба.

Чудецкая осталась одна. «Что он за тип? – думала она с грустью. – Слишком эмоциональная натура? Между нами разница лет в двадцать пять… Как осторожно надо относиться к непохожим на тебя людям. Чтобы не травмировать их, не ранить подозрением в неискренности. Если бы не его театральность, был бы вполне достойный человек. И можно было бы даже через день-два принять предложение провести вместе ночь. Такой трепетный, влюбленный, прямо поэт».

К Насте то и дело подходил кто-нибудь из посетителей, настойчиво приглашая ее на танец. Она отказывала, возникали нудные споры. Чудецкая вспыхивала и уже смотрела на гостей ресторана угрюмо и настороженно. Первый восторг улетучился. Глаза ее неприязненно блестели. Прошло минут сорок. Музыка закончилась. Настя стала озираться, ища Ольгу, но так и не нашла ее. Она подозвала кельнера.

— Вы не видели мою подругу?

— Вам лучше спросить метрдотеля. По-моему она с другом устроилпсь в отдельном кабинете. Вторая или третья дверь налево от гардероба. Впрочем, спросите у метрдотеля, он подскажет точнее.

«Как трогательно! Ольга дала нам возможность пообщаться с Павлом, — размышляла Настя. – Она надеется, что у нас все образуется. Не знает, что он на переговорах. Надо присоединиться к ним. Сидеть одной за столом в ресторанном зале неприлично. Мужики подходят и подходят. Не унимаются!»

Она решительно встала и огляделась. Метрдотеля в поле зрения не быор видно, и Настя направилась к гардеробу. Тут она свернула налево и приоткрыла вторую дверь…

Вначале она услышала тяжелое, неровное, дыхание, чуть ли шипение. Казалось, чей-то мужской нос готов был лопнуть от напора воздуха. Потом перед ней предстало дикое зрелище. На подоконнике сидела совершенно голая блондинка. Ногами она обхватила спину Павла Анатольевича, который швырял свой волосатый зад в ее сторону. Девица издавала громкие стоны стоны и шептала со свистом: «Люби меня… целуй грудь… Возьми меня, возьми! Еще, еще, еще… Ах, ох, ух…»

Чудецкая была до такой степени обескуражена, оскорблена и разбита, что легкая улыбка, с которой она открыла дверь, застыла болезненной гримасой. Казалось, даже воздух а комнате отяжелел, Хоть бери его в руки, лепи комки и бросай их в содрагающиеся голые тела.

Анастасия была жестоко уязвлена. Увиденное привело ее в панический ужас. Не помня себя, она бросилась вон. Выбежав из ресторана, Чудецкая подлетела к первой попавшейся машине, и с трудом выговорила свой адрес. Всю дорогу она просидела неподвижно. Ей открылась вся гнуснейшая нелепость случайного знакомства.

«Нет-нет, это в последний раз, — думала она дрожа как в лихорадке. – Больше никаких приключений. Наука, только наука. Пора признать, что с мужчинами мне не везет. Как он мог после таких восторженных слов… Ну, да и бог с ним! Я ведь обалдела не от его поступка, а от самой возможности именно так поступать. Да, в человеческой программе происходят коренные изменения. Или она всегда была подпорченной, а мне не удавалась с ней как следует познакомиться? Ужас! Ужас! Теперь смешно и горько! Интересно, как бы поступила Ольга? Вполне возможно, вышвырнула бы ту девицу вон и сама залезла на подоконник… Неужели таким надо быть человеку? Может быть, может быть, но упаси бог! Все-все, начинаю готовиться к отъезду. С главной мыслью: постараюсь быть снисходительной к любому человеческому проявлению. А теперь отключау телефон и попрошу Семена Семеновича отвечать, что меня уже нет дома. А сама складываю чемоданы, собираю литературу и готовлюсь к работе. Какое счастье через несколько дней уехать в экспедицию. В Африку, в Африку! Разве можно винить человека? Он такой, такой и все! Надо немедленно забыть этот нелепый эпизод. Но всегда помнить, что такое в человеке есть! Я не остановлюсь перед любыми мерами оздоровления и совершенствования гомо сапиенса. Научное решение есть, оно существует. Надо посвятить этому всю жизнь, и долгожданный момент обязательно наступит – человек генетически изменится к лучшему! Я в этом уверена! Ведь наука способна обновлять и видоизменять посевные культуры, которым несколько сот тысяч лет. Пришло время переделать самого человека!

 

Семен Семенович пытался заснуть. С самого утра он не находил себе места. То болела или кружилась голова, то падало давление, то снижался ритм пульса, подкашивались ноги, не было никаких сил двигаться, даже думать. Это было особенно невыносимо. Ведь поскандалить в собственной голове было для господина Химушкина наиприятнейшим занятием. После полудня ужасная грусть охватывала его, неизвестно по какой причине ныло сердце, словно он чувствовал приближение какого-то неожиданного злоключения. Впрочем, ничего особенного с ним не произошло. Он благополучно доковылял до дома и в девятом часу, не раздеваясь, улегся на кровать. Стояла полная тишина. День в столице выдался душный, и вечер не принес прохлады. К зною москвичи уже привыкли. Химушкину мерещилось разное, но разум ни за что не мог уцепиться. В конце концов Семен Семенович закрыл глаза, уверенный, что его одолеет сон. Но тут же открыл их опять. В голову неожиданно вползла скандальная, в чрезвычайных подробностях мысль, потом другая. И вот он уже погрузился в свое излюбленное состояние. «Странно, скоро шестьдесят стукнет, а любовного чувства так и не испытал. Даже на платоническую увлеченность меня не хватило. К жене какая-то тяга была, по потом все бесследно прошло. А ко всем известным людям я всегда относился как к конкурентам. Мне все казалось, что я смог бы что-то сделать лучше, надежнее, красивее, фундаментальнее. Особенно в науке. На Украине когда-то решил заниматься табаком и рапсом. Не просто эти культуры выращивать, а хотел изменить их наследственные свойства. Ведь что такое табак? Это однолетний кустарник. Я тогда один из первых обратил внимание, что в табачном листе самое вредное не никотин, как долгое время считали, а нитрозамин, канцерогенное вещество. Его присутствие даже очень незначительное, порядка тысячных грамма, чрезвычайно пагубно для здоровья. Нитрозамин развивается в стволе и листе табака, а стимуляторами его развития служат солнечные лучи и нитраты. Правда, он дает замечательные вкусовые качества, но сам очень опасен. Так вот, я разложил на молекулярном уровне несколько культур и обнаружил, что в шиповнике присутствует ген, препятствующий появлению нитрозаминов. Доказываю повсеместно, что сам никотин совершенно безвреден, даже предлагаю производить никотиновые конфетки – с 0,1 процента никотина, – чтобы снимать табачную зависимость у заядлых курильщиков. Для того чтобы получить разрешение на генетическое изменения табака, необходимо пройти бюрократические процедуры. Мне рекомендуют начать с Закарпатского института агропромышленного производства, расположенного в городке Берегово. Идея вязнет в столах чиновников, результат ноль. Недавно прочел в газетах, что в США стали разливать лимонад с ароматизатором никотина… А история с рапсом вообще уникальная. Рапс – масленичная культура, однолетка. В стручке сотни зерен, но их вес около 6 граммов. Колхозам ставят задачу повышать урожайность. Мой председатель просит: Семен, подумай, может, найдешь решение? Мне план выполнять надо! Тут я сработал еще быстрее. Взял семена гороха, определил ген, ответственный за рост стручка и размеров горошин. В эксперименте имплантировал ген гороха в рапс, а ненужный рапсовый ген удалил. Уже на следующий год я получил рапс со стручком не в пять, а в двенадцать сантиметров, и вес зерен стручка был не шесть, а тридцать граммов. То есть урожайность увеличивалась в пять раз. Если обычный рапс дает около четырех тонн с гектара, то генетически модифицированный давал бы 20 тонн с той же площади. Какой колоссальный эффект! Экономический рост! Мой председатель колхоза был без ума от радости! И что? Опять ничего! Более того, его уволили с работы с формулировкой: «За превышение служебных обязанностей, самоуправство и несанкционированные исследовательские расходы». Бюрократы задушили и второй проект. Ось так людина боiться працювати з генетикою. После этого я вернулся в Москву. Стал шататься по улицам и скандалить в собственном разуме. Начал спорить с учеными, но лишь внутри себя. Вкус к жизни терялся, а дикая пучина перестройки, гласности, приватизации, начального капитализма все больше отвращала меня от реальности. Хотелось существовать в одиночестве, чтобы сберечь свою независимость. Именно в таком состоянии я пришел к категорическому выводу: человека надо менять, но только не с помощью генной инженерии. Я ярый противник человеководства. Предчувствую, что через три-четыре поколения генетики и евгеники начнут выращивать людей, как нынче производят скот. Тут я солидарен с одним американцем, утверждающим, что любые попытки евгеники улучшить человеческую расу путем генной инженерии будут быстро подавлены естественным приростом населения. Так что тут мало перспектив… Я также беспощадный противник клонирования. Кого клонировать? Жену или мужа? Представим, что жену. Через двадцать лет из клона вырастает точная копия матери. А «отцу» только 40-45 лет. Кто может дать гарантию, что он опять не влюбится в свою первую любовь? И что эти чувство не встретит взаимности. Ведь между ними нет никакого биологического родства. А если наши русские богачи станут клонировать своих «стареющих» жен, чтобы постоянно иметь молодую, но ту же самую жену? В сухумском обезяньем питомнике в тридцатые годы прошлого века проводились секретные эксперименты по скрещиванию человека и обезьяны. Участвовали как мужчины, так и женщины. Одни добровольцы. Авторы проекта ставили локальные задачи: получить существо- донор для замены органов у стареющих большевистских вождей. Тогда ничего не вышло, проект провалился, руководитель был растрелян, а многие ученые бежали в разные концы коммунистической империи. Кстати, о беженцах. В последние годы Москва заселялась беженцами. Их потоки текли с всех бывшего Союза. А Бог словно помогал им – зимы утратили свою лютость, и перебиться без крыши над головой стало посильным делом. Тут я начал задумываться об изменении климата. В голову начали приходить самые интересные мысли. Год-два назад наше судно «Академик Федоров» впервые в истории исследования Арктики пересекло Северный полюс без сопровождения ледокола. Надо же! Ежегодно снеговая арктическая шапка уменьшается на десять процентов. Прошлое лето побило все рекорды, установленные с начала спутникового наблюдения. Зарегистрировано минимальное количество льдов между Гренландией и Ледовитым океаном. Наступление зимы с каждым годом отодвигается все дальше, большой редкостью становятся снимки прыгающих с льдины на льдину белых медведей. В таких условиях не праздный вопрос – выживут ли они вообще. Ведь медведи могут охотиться на тюленей только на льду, — состроил Химушкин гримасу. — Именно в зимнее время они накапливают калории. Но зима сокращается и может вообще исчезнуть. А темпы таяния ледников Арктики поражают воображение. Уровень воды во всех сибирских реках за последние годы значительно увеличился. Что это означает? Увеличение количества осадков в высоких широтах и уменьшение на засушливых территориях. Но самая большая беда ожидает Сибирь, зону вечной мерзлоты. Там зарыты сотни атомных бомб. В этом регионе содержится 500 миллиардов тонн метана, а он во много раз активнее углекислого газа. Что отсюда вытекает? Если хоть пять процентов этого метана попадет в воздух, то температура земной атмосферы поднимется на 10-12 градусов. А если десять или даже двадцать процентов… Ведь этот углеводород, кроме всех прочих неприятностей, способен образовывать с воздухом врывоопасные смеси. Кипит при температуре 164 градуса! А такая температура в будущем вполне возможна. Так что катастрофа и конец жизни неминуемы! Ведь уже в прошлом году около двухсот тысяч человек стали жертвами изменения климата. А температура поднялась лишь на два с половиной градуса! По прогнозам, до 90 процентов слоя вечной мерзлоты в нынешнем столетии растает. Граница мерзлоты сдвинется к Северу на сотни километров. Появится растительность. Солнечные лучи будут поглощаться интенсивнее, климат станет теплее, если не сказать жарче! Это приведет к таянию ледников Гренландии. Если ее ледовый запас представить в виде водного массива, то он окажется километровой толщины на пяти миллионах квадратных километров. Это больше чем площадь всего Европейского сообщества. Только тающий лед Гренландии увеличит уровень мирового океана до двадцати метров. А льды и снега Арктики, Антарктики, Сибири, Аляски при таянии поднимут уровень водной массы Земли на полторы сотни метров! – в голове Химушкина звучало возмущение. — Что делать? Как спасаться? Отвечу: надо слушать Химушкина! Я уже не раз размышлял над проектом спасения: выравнивание всех неровностей Европы. Но у Семена Семеновича есть и другие, более радикальные методики выживания. Я же предложил создать лабораторию по пересадке разума на жесткий диск. Это позволит каждому из нас жить почти вечно. Но кто к моей идее прислушался? Кто нашел время ее серьезно обсудить? Читал, что докладчик на Всемирном экономическом форуме в Давосе должен внести в кассу тридцать тысяч евро! Иначе трибуну не получит. Да-да, не пустят даже в зал заседания. Плати, а потом входи, говори, просвещай, спасай мир! Ты мечтаешь сохранить человечество, модернизировать его, а из тебя хотят вытрясти деньги. Как, а? – тут он презритльно хихикнул. — Жесткий диск избавит человечество и от опасности тотального потребления. Исчезнут экономика, производство, заводы. А ведь именно они отравляют атмосферу парниковыми газами. Нет потребления, нет производства, нет парниковых газов, нет СО2, значит температура атмосферы Земли становится нормальной. На планете можно жить! Не в биологическом, а в электронном, не подвластном времени статусе. На эластичном самопередвигающемся диске. И не только на нашей планете, а в любой точке Вселенной. Но как, где обнародовать мои научные рекомендации относительно будущего людей? Где мне взять денег, чтобы довести до мирового сообщества мою программу? В Давосе или в другой части мира? Даже за небольшую статью в российской прессе требуют деньги. Впрочем, их сегодня требуют везде, и даже без повода. Вывод тут может быть один – пусть дураки погибают! А мне сейчас, чтобы лучше понять механизмы переселения разума, надо срочно переместиться в красное тельце эритроцита и пуститься в путешествие по лабиринтам мозга. Необходимо быть готовым к практическим исследованиям для конструирования новой формы головы, то есть создать прообраз индивидуального носителя разума, или Химушкина в электронном варианте. Но с характерными личными особенностями, с памятью. Мне очень важно помнить, что я русский, а не какой-нибудь там испанец или швед. Главнейшая проблема длительной, даже вечной, работоспособности разума — это питание чипа С.С. Тут можно использовать идею немецкого ученого Стекера и его коллег, позволяющую утолить энергетический голод любого объекта или субъекта от легчайшего до сравнимого по массе с Землей или всей Солнечной системой. В основе идеи лежат черные дыры – галактические монстры с такой невероятной силой гравитации, что способны поглощать даже свет. В центре Млечного пути находится такой монстр, в сотни миллионов раз тяжелее Солнца. Но встречаются и миниатюрные черные дыры, которые в несколько раз меньше атомного ядра. Если с помощью ускорителя заряженных частиц столкнуть друг с другом ядра водорода, образуются черные дыры заданных размеров. При столкновении ядра они окажутся сильно сжатыми. Как раз из этой чрезвычайно сжатой материи ядра возникает необыкновенная гравитационная сила, и материя может преобразовываться даже в крошечную черную дыру, — лицо Химушкина обрело восторженное выражение. – Российский ученый Р. Гринберг хочет построить ускоритель, обладающий энергией в 30 тераэлектровольт. Это в 15 раз мощнее известного теватрона близ Чикаго. Стекер считает, что с таким ускорителем можно образовывать по миллиарду миниатюрных черных дыр в год. Значит, каждый житель Земли сможет использовать «черную дыру» для своих практических нужд. А согласно знаменитой теории Эйнштейна Е=мс2, крошечный аккумулятор может преобразовать материю в излучение, из массы сотворить свет или энергию. Достаточно бросить ядро водорода в черную дыру, и мы получим 10-15 высоко энергетических световых квантов. Во как! В результате абразивной обработки дыра снова возвращается к нулевому циклу и готова к следующему поглощению катализатором. Отработанные, никчемные мысли могут служить кормовой базой миниатюрной черной дыры. Это же перпетуум мобиле! Семен Семеновичу не нужна кухня, газовая плита, магазины, рестораны, витамины, урожаи зерна и показатели животноводства. Ему не нужна жена-стряпуха! Он существует сам по себе, вне потребительского рынка, вне биологических запросов. Квартира не нужна, арендаторы пошли к чертовой матери, а на доллары можно начхать! На стирку постельного белья и покупку новой одежды и обуви с удовольствием плюну со всей ненавистью Химушкина! – он всерьез распалился. — Но что получаю взамен? Наиглавнейшую возможность — все время предаваться скандалам в собственном разуме. Совершенствовать внутренний и окружающий мир. Жить не только в России, на Земле, а во всей Вселенной, в Галактике. Спорить не за кусок хлеба, не за дополнительный налоговый рубль, не за право бесплатной медицины, не за достойную пенсию. А ломать голову над проблемами мироздания. Вот мои постоянные устремления. Чтобы наличие таких взвимоисключающих противоречий, как бытие и смерть, канули в Лету! У человека должна появиться новая перспектива: бытие и самосовершенствование. Зачем нужна бесконечная многоступенчатость? Такой вопрос меня в тупик не поставит. Вселенная обладает неисчерпаемым богатством научных тайн. Кто должен их открыть и понять? Разве это не удел человека? Не нынешнего, конечно, а будущего, созданного по проекту Семена Химушкина. Теперь надо пробраться в собственный головной мозг. Пристально взглянуть на него изнутри, найти правильные конструктивные решения. Ведь он основной регулятор всех функций организма, направленных на приспособление к внешним условиям существования. А после введения новой конструкции для перезаписи разума сколько лишних, архаичных функций отомрет? Все инстинкты являются продуктами головного мозга: пищеварительный, дыхательный, кровеносный, двигательный, выделительный, половой, гормональный! На них уходит тысячи гигабайтов интеллектуальной мощности. А в один прекрасный день мозг освободится от всего этого и направит весь свой потенциал на развитие души и разума. Ох, сколько чудесного сможет он сотворить! Какие невероятные амбиции у него возникнут, над какими замечательными проектами он начнет работать, изменяя мир! Фантастика! Скорее бы наступило это великое время! – воскликнул Семен Семенович. — Итак, чтобы приблизить момент истины, я превращаюсь в клетку эритроцита и проникаю в медуллярную трубку мозгового ствола, имеющего три изгиба. На варолиевом мосту я осматриваюсь: куда двинуться дальше? Ведь путешествие задумано долгое. Обращаю внимание, что мозговой ствол отличается по структуре от спинного мозга. Его нельзя разделить на сходные по строению сегменты. Здесь серое вещество не занимает центральное положения, как в спинном мозге, а располагается в виде обособленных ядер, отделенных друг от друга белым веществом. Весьма существенная деталь для будущей архитектуры чипа Химушкина. По сильвиеву водопроводу поднимаюсь на крышу мозжечка. Отсюда открывается великолепный пейзаж: бугорки на четверохолмии, а книзу — стройные ножки мозга, ведущие к комиссуре, после которой открывается широкая панорама третьего желудочка. Через монроево отверстие попадаю в пучок Голля и в заросли особо чувствительных экстероцептивных волокон. Пробираюсь дальше. Лира Давида соединяет ножки свода, а через кору аммонова рога — два полушария. Дальше идут мозолистое тело, свод, зрительный бугор. Поверхность их покрыта серым веществом и изрезана многочисленными бороздами, делящими ее на извилины. А, — обрадовался Химушкин, — дошел до самого главного. Поэты и философы часто вспоминают извилины мозга. Именно здесь необходимо как следует осмотреться. Нужно ли они в будущем? Начнем с объема мозга. Я не смогу взвесить собственное серое вещество, но рискну предположить, что в нем около 1700 граммов. У Анатоля Франса мозг весил только 1017, а у Ивана Тургенева – 2012 граммов. Выходит, масса совершенно не свидетельствует о потенции разума. Надо вспомнить, что в состав серого вещества входит 81 — 85 процентов воды, около 7 — белков, 3,7 — фосфолипидов, один процент лецитина, столько же кефалины, около 0,6 сфингомиелина, чуть больше цереброзидов, около одного процента холестерина, 0,3 кислотнорастворимого азота и около 1,2 процентов разной золы. Ну, зачем, господа, вся эту муть на электронном носителе? Если учесть, что вода вскипает при температуре 90 градусов, а климат Земли меняется стремительно и в ближайшие сто-двести лет такие высокие температуры для современного человека станут вполне нормальными, или даже прохладными? Фосфолипиды, кефалий и лецитин растворяются, а кислотнорастворимый азот кристаллизуется. И мозг умирает! И вот еще что — прекращение снабжения мозга кислородом вызывает быстрое гликолитическое расщепление глюкозы и бурный распад фосфоросодержащих энергетических веществ, и мозг также погибает. Как он зависим от самых простых вещей, этот наш уникальный разум! – горько усмехнулся С.С. — Примитивный химический состав мозга объясняет причины прогрессирующей болезни Альцгеймера у людей старше шестидесяти лет. В этом случае мозг изнашивается, как моя развалившаяся обувь или пиджак, от старости поменявший цвет, и жизнь становится чисто биологической, как у примитивного животного. Нужен ли нам в здоровом теле слабый ум? И как с изношенным умом хотят прожить до 120 лет? А то и больше? Кто же будет возиться с людьми, у которых диагноз Альцгеймера с 75 до 120 лет? Это долгие 45 лет! Какие пенсионные или страховочные кассы согласятся взять на себя бремя материального содержания? Бюджет какой страны способен оплатить их растительное существование? Поставим и такой каверзный вопрос: можно ли позволить человеку бесполезное, чисто вегетативное прозябание? Если мы перемещаем его изношенный разум в электронную версию, то лично я ничего не имею против. А если он остается в прежней биологической одежде, то позвольте заявить категорическое нет! Нет! Кто должен отплачивать его бесполезное тление? Опять Иванов, Петров, Сидоров? Русский человек, наконец, должен научится считать. Если же я не успею перенести разум на электронный носитель, а, скорее всего так и будет, ведь мне уже шестьдесят, в стране необходимо срочно вводить эвтаназию. Как иначе быть обществу с таким неподъемным затратным грузом выживших из ума даунообразных старцев? Может быть, раньше они были олимпийскими чемпионами, главными режиссерами Ленкома или Таганки, министрами по налогам, даже губернаторами, но ум обряб, скомкался, химический коктейль стал олифой, и они даже не в состоянии вспомнить самих себя. Альцгеймер доказывает эту клинику! А если в их количество приблизится к 50 процентам населения? У Химушкина, например, амбиции — метаться не только по России или по планете Земля, но и витать по всей Вселенной, и не десяток лет, а целую вечность. Так можно ли воду и цереброзиды нести в себе на такие дальние маршруты? Поэтому чип интеллекта С.С. будет не более 50 — 70 граммов. Этого вполне достаточно. Да, Да! Теперь передо мной предстали центральные извилины и верхние теменные дольки, образующие анализаторы общей чувствительности. На их высших точках расположены чувствительности нижних отделов туловища и нижних конечностей, а в нижней части проецируются рецепторные поля головы верхних участков тела и верхних конечностей. Вот и гиппокамп. Здесь находится анализатор вкуса и обоняния. Эти чувства тесно связаны. За них отвечают наиболее древние части мозга. Тут возникает резонный вопрос: что необходимо перенести на электронный носитель, а от чего нужно наотрез отказаться? Конечно, температурные, болевые рецепторы лучше сохранить, а осязательные, половые, вкусовые оставить за бортом проекта. «Я люблю вкусно поесть!» — такого примитивного желания у будущего человека никак не должно быть. Оно варварское! Если я слышу такое выражение чувств, мне хочется дать человеку по физиономии, — мучительное сочувствие к самому себе вызвало у Семена Семеновича жалкую гримасу. — Или сексуальность! Боже упаси такой звериный груз передавать новому виду! С сексом и эротикой надо навсегда проститься! И в этом нет ничего личного. Дескать, Семен Семенович по своей надуманной причине отказывался от интимного общения с женщинами и эту личную фишку хочет передать своему будущему прообразу. Задумайтесь, сколько бед несет это вульгарное чувство. Нужно ли перечислять? Насилие, измена, самоубийство, извращения, потребительский соблазн, подкуп, наговор и т. д. Брррр! Крики, вопли, истерики, стоны. Секс — это животное безумие! – высокомерно выкрикнул он. — Разве этого заслуживает разумное существо? Почему оргазм не вызывает музыка Бетховена, Чайковского, Шостаковича? Чтобы оценить человека, надо взглянуть на его сексуальные связи и извращения. В том что человек не продвинулся в своем совершенствовании, качественном обновлении, необходимо винить прежде всего сексуальность. А сущность наших правителей, нашей русской ментальности — это прежде всего ущербная или избыточная половая национальная составляющая. Ведь власть над человеком, что глубоко в нашей сути, восходит к сексуальным чувствам. Однозначно, будущее существо сексуальных ориентиров уже не получит! – Тут Семен Семенович презрительно ухмыльнулся. — Теперь вглядываюсь в медиальные поверхности полушария, связанные с такими явлениями как сон, эмоции, мотивации поведения, корысть, обоняние… Ученые обозначают их общим понятием «лимбическая система». Сон и эмоции лучше оставить, а все остальное забыть напрочь. О, забыть надо многое. Каждый из нас состоит из более чем трех триллионов клеток. Даже жуть берет! Представляете вопрос: «Вы кто такой?» И ответ: «Я существо, состоящее их трех триллионов клеток!» Как, а? Страх! Ведь совершенно невозможно управлять такой армадой, да к тому же у каждой клетки свои функции! Гордость! Упрямство!.. Ужас! Ужас! Зачем такой лишний товар — или лучше сказать мусор — тащить в будущее? Доказательства? Достаточно вспомнить историю эволюции, чтобы прийти к выводу: она развивалась не от худшего к лучшему, не от простого к сложному, не шаг за шагом, а от поминок к поминкам. Череда бесконечных похорон характерна для всей истории развития материи. Поэтому в моем проекте необходимо заложить самые радикальные меры. Достаточно к 46 хромосомам добавить лишь одну универсальную, позволяющую существовать новому виду в материи любой формы, чтобы навсегда попрощаться с чудовищной биологией. Окончательно выскочить из нее, о чем я уже давно мечтаю. Выбросить ее, как хлам, на свалку. Особую неприязнь вызывают у меня пенис, внутренности и задница. Ее каждый раз приходится смазывать одеколоном, чтобы дурно не пахла. Брррр! Так что нет и не может быть каких-либо весомых аргументов, чтобы спорить со мной о проекте чипа Химушкина! Это единственно правильный путь сохранить человечество, более того, совершенствовать его таким образом, чтобы оно по- настоящему стало хозяином мира. Необходимо немедленно приступать к этому замечательному плану. Завтра же надо продолжит переговоры с Мишелем. Он должен найти капитал для оснащения научной лаборатории. Французам надо лишь платить, платить щедро, а спасение человечества Семен Семенович берет на свои плечи. Ой, скорее бы переродиться в электронное существо!» — восторженно и мечтательно выкрикнул он.

Пафос господина Химушкина начал медленно спадать, мысли растекались, дробились. Душевное томление отступило, скандал в сознании утихал. Он по- ворочался на кровати, ища удобное положение. Не вставая, сбросил обувь и накрылся простыней. «Надо чтобы во сне открылось второе дыхание скандальчика, очень хотелось бы! Необходимо менять мир и его самого массового обитателя! Медлить никак нельзя!» Тут его стала одолевать зевота. Химушкин потер несколько вспухшие веки, нажав на пульт управления, выключил свет, положил под голову ладони, зажмурил глаза и, учащенно дыша, засопел.

Через несколько минут он уже спал.

 

Виктор Дыгало очнулся в куче пищевых отходов. Множество крысиных глазок без малейшего стеснения разглядывали его. Было липко и грязно. Смрад вызывал удушье. Молодой человек попробовал встать, но ноги и руки тонули в рыхлом месиве. Пришлось выползать, а уже потом подниматься. «Грызуны принимают меня за своего, даже не шелохнулись! — усмехнулся Виктор Петрович. – Где вымыть руки, лицо? Я чумазый, вонючий, сам себе противен». Он вышел на бульвар, минул ресторан, даже не взглянув на него, и двинулся к Тверской. Когда понял, что найти колонку воды или туалет в этом месте не удается, присел на краю тротуара и стал протирать руки дорожной пылью. «Хоть липнуть перестанут». Дыгало прошел магазин «Арарат», свернул направо и задумчиво направился в сторону мэрии. На углу Большого Гнездниковского переулка его ногу вдруг придавил чей-то тяжелый ботинок. Дыгало поднял глаза. Перед ним стояли двое милиционеров, один из которых и наступил ему на ногу. «В чем дело?» — удивился Виктор Петрович. –«Откуда такой замухрышка на вечерней столичной улице? Ты из помойной ямы? Из очистной канавы? Пьян? Отвечай!» — пронзительным взглядом милиционер уставился на архитектора. -«Нет, господа, не пьян». –«Документы… Кто ты такой?» — продолжал тот, кто припечатал к асфальту ступню Дыгало. –«Москвич, русский, направляюсь домой». –«Паспорт есть? Каждый может назвать себя москвичом». — Ему было около тридцати лет. Высокий, крупный, широколиций, с бесформенным боксерским носом и тяжелым подбородком. Говорил сильным, глубоким голосом, немного окая. –«Паспорта с собой нет, но я живу на Дмитровком проезде, дом 20, корпус один…» Договорить ему не дали: «Хочу видеть документ, подтверждающий твое заявление». –«В таком случае придется направиться ко мне на квартиру. Паспорт большой, тяжелый, в каком кармане летней одежды его можно носить? В это время года я всегда хожу без документа!» -«Пройдем в отделение». В этот момент второй милиционер направил на Дыгало автомат Калашникова. «Иди, не сопротивляйся, а то прикладом по башке получишь!» — бросил свирепо второй. — Он был моложе напарника, но без знаков отличия. Вытянутое лицо напоминало овечью мордочку, а длинная шея и светлые глаза придавали парню какую-то комичность. –«Мне недосуг с вами по отделениям гулять. Дайте пройти. Вот вы, судя по выговору, не москвич, — обратился он к тому, чей ботинок продолжал стоять на его ноге. – Вы приезжий, а я местный житель! Давайте разойдемся…» -попытался улыбнуться Дыгало. «Слышал? Следуй за нами! При сопротивление тут же наручники наденем! А в отделении рожу разобьем», — первый милиционер скрутил Дыгало руку и потащил его за собой. –«Я же не сопротивляюсь, руку-то отпусти», — отчаянно выкрикнул Виктор Петрович. «Следуй, говорят, за нами. Малейшее неповиновение — обвиним тебя в сопротивлении власти. Тут уже срок! Понял?» Дыгало промолчал. Первый милиционер отпустил скрученную руку и пошел рядом с ним. Второй подпер спину дулом Калашникова. –«Вонь от тебя кислая, гадкая. Что, на помойке живешь?» — бросил с презрением первый. –«Ага, бомжи все там ночуют! Их дом — улица. Но чтобы так воняло? Ты не в дерьмовой яме побывал? – ухмыльнулся второй, прикрывая пальцами нос. – Скажу я тебе, Сашка, — обратился второй к первому, — хоть вонь невыносимая, но больно знакомая. У нас в селе на каждом подворье в свинарнике такой же запашок стелился. Мне даже казалось, что свинья лишь при таком мерзком смраде в весе прибавляет», — вспыхнул он неожиданно. – «А у нас в деревне и свиней-то не было. Я только в армии на второй год службы после сержантского звания свинину попробовал. Хороша еда, да не часто ею баловали. А у вас как?» — с какой-то грустью спросил первый. –«А в нашем доме лишь птица была. Да отец рыбу с реки таскал, правда, чаще не рыбу, а рыбешку. А если кто скотину или свиней забивал, то везли прямо на рынок в Вологду. Наличку хотелось видеть. Других-то источников нет. Я и в армии ее не попробовал. А сейчас, когда мясо ем, то без понятия, от кого оно. А зачем интересоваться? Я ведь на вкус не смотрю, кусками заглатываю. Мне что картошка, что мясо, что макароны, что гречка — все на один вкус. Мне бы желудок утихомирить, чтобы песни не пел. А то с голодухи иногда так забурлит, что тошно становится». Он обернулся к Дыгало: «А ты, бомж бесполезный, торопись, нам еще парочку таких беспаспортных оборванцев для плана в отделение доставить надо. Давай, давай, поторапливайся. Тебе-то на нарах спать все лучше, чем в навозной канаве…» –«Где они в Москве только помойки находят? – удивился первый. – Вроде в городе все цивильно, а от этого такая жуткая вонь…» -«Давно известно, свинья свою лужу всегда найдет!» — поддакнул второй.

У входа в отделение милиции стояли несколько офицеров. Они смотрели друг на друга отсутствующими взглядами, казалось, ничего, кроме злобного безразличия, не испытывая. Когда двое постовых подвели задержанного, один из офицеров, с красной повязкой на рукаве кителя, мрачо заметил: «Что за гадкое чудовище вы доставили? Несет как из помойной ямы. Этого чумазого я в отделение не пущу». –«Что ж нам с ним делать? При нем никаких документов. А согласно поставленной перед дежурством задаче…» -«Брось, сержант, говорю, не пущу, — с досадой бросил офицер. — Точка! Ты хочешь, чтобы у нас тут все дерьмом пропахло? Начальник и вас, и меня прогонит к едрени фени! Столько денег вложили в ремонт. А женский коллектив? Разнесет меня на куски как изверга. На свои крема и парфюмернию они тратят две трети зарплаты. Не пущу!» -«А без приказа его отпустить мы не имеем права! Прикажите — и пусть опять шагает себе в яму!» — предложил первый. –«Тогда берите швабру, щетку, ведро воды, жидкость для мытья, заведите его за угол и мойте. Когда просохнет, передам его дознавателю. Не раньше. Убирайте его! Да побыстрее!» — раздраженно прокричал дежурный. «Как приятно слышать, что человек для них ничто. Ноль, дурнопахнущая материя, — пронеслось в голове у Дыгало. – Я готов поклясться, что на всю жизнь останусь ярым противником всего человеческого!» -«Пошел, пошел за угол», — второй прикладом подтолкнул Виктора Петровича. «Искал воду, чтобы помыться. Сейчас станут драить меня шваброй. Любопытно! Я для них — пол загаженного туалета! Заваленный нечистотами унитаз. Среди гомо сапиенсов каждый может считать другого кем угодно – от куска дерьма до слитка золота. Но чаще всего на устах все же дерьмо! Унизить ближнего, оскорбить — это так по-людски! Браво! Меня и эта их манера воодушевляет на радикальный поступок!» — подумал молодой человек и покорно завернул куда ему указали.

Второй поставил Калашникова к стенке здания, на дуло повесил фуражку, засучил рукава форменной рубахи, подвернул брюки и вошел в здание. Первый остался с задержанным. «Тебя теперь мыть придется. Или сам справишься?» Дыгало не ответил. А молчание раздражало сотрудника правопорядка. «Я так и думал, преступники все лентяи. По нашей ориентировке ты похож на вора мобильных телефонов, грабящего одиноких женщин. После стирки следователь тобой займется. На два-три года пойдешь в колонию. Как, а?» — с издевкой спросил он. Виктор Петрович промолчал. Тут появился второй с полным набором уборочного снаряжения. В ведре было разведено моющее средство. «У нас мало времени, — бросил он первому. — Нам велели идти к Думе. Там намечается какая-то ночная акция. Эй, сука, закрывай глаза! – с ненавистью гаркнул он на Виктора. Второй, не мешкая, намочил швабру в ведре и начал с головы. Потом перешел на одежду, брюки, ботинки. Он тер молодого человека очень старательно, как матросы драят палубу. Временами впадал в раж. То три минуты тер левое ухо, безудержно хохоча. То истязал дыгаловский зад, то нос. Дыгало все было нипочем. «Может, он захотел мозги мне промыть? – презрительно думал архитектор. — Чтобы любовь к человечеству проснуласт! Напрасный труд! У тебя ничего не выйдет! Впрочем, они как-будто знают о моих планах. Моют прямо как перед смертью! Поэтому меня эта церемония нисколько не раздражает. Я бы сказал, даже немного веселит». -«Ну, что сержант, по-моему, все о, кей! Мы его выскоблили как в стиральной машине. Я подпишу ордер на задержание и сдам дежурному. А потом двинем к Думе. Демонстранты обычно чистые… Надеюсь, ночью не придется работать со шваброй». -«Вы подождите, пока он высохнет! – нахмурился помощник дежурного. – У меня лишних людей нет, чтобы его на просушке охранять!» -«Это твои проблемы, мы вам задержанного сдали. А теперь у нас задача охранять Думу. Ты понимаешь, какое это поручение? – усмехнулся первый. –Так что пока!» -«Постой, а где задержанный?» -«Весь мокрый стоит за углом офиса». –«Как он, не сбежит?» -«Бог знает, вроде смирный, только к нам он уже никакого отношения не имеет. Мы сдали задержанного! И ушли!» Помощник дежурного выбежал за угол. У замызганной скамейки одиноко стоял молодой человек. С него стекала вода, пузырьки мыльной пены бесшумно лопались в теплом вечернем воздухе. –«Сколько тебе еще сохнуть?» — строго спросил помощник дежурного. Виктор Петрович не ответил. «Как минимум часа два, — прикинул милиционер. – Пусть сохнет, куда денется. Забор, правда, невысокий…» -«Обещаешь, что не сбежишь? – опять обратился, повысив голос к Дыгало. — Ведь все равно поймаем. Тогда тебе башку разобьют… Вроде спокойный, даже какой-то контуженый».

В этот момент раздался резкий телефонный звонок. Помощник дежурного побежал в офис. На ходу он показал Дыгало сжатый кулак. «Что мне твой кулак, дуралей, — мелькнуло в голове у молодого человека. — Вот скоро я покажу вам всем свой кулачище! Тогда поймешь, что такое страх!» Виктор Петрович постоял немного, пообсох. Он решительно ничего не понимал. Кто он? Арестованный, задержанный, свидетель какого-то преступления, жертва милицейского беспредела? «Чего мне опасаться, кого-то ждать? Пойду-ка я по своему маршруту. Спасибо, что помыли. Дел у меня по горло, многое надо успеть. Недоволен я, что затягивается реализация моего генерального плана …»

После этого он медленно пошел со двора. Перед входом в отделение милиции было пусто. Не останавливаясь, молодой человек поплелся дальше, хлюпая мокрыми башмаками. История с милицией не задела воображение Дыгало. Так бесследно проходят сонные грезы. Молча, даже без надоедливого внутреннего голоса, глядя куда-то вперед, он двигался дальше. Направлялся Виктор Петрович на Ярославский вокзал. Его интересовал поезд номер 42 «Москва – Воркута». Одна-единственная мысль, касающаяся главной цели, владела сейчас его сознание. Впрочем, в последние дни она мучила его постоянно, и, похоже, он решился на что-то основательно. «Я с таким наслаждением представляю выполнение своей сверхзадачи, — думал Виктор Петрович, — что, кроме мыслей о безумной спешке, в голове ничего нет». С трудом он сунул руку в карман брюк и вытащил промокшие купюры. Архитектор пересчитал их. Его капитал составлял четыре тысячи семьсот рублей. Он не стал больше опускать их в карман, а оставил в руках, в надежде, что они быстрее высохнут. «Для задуманного плана этого предостаточно, — мелькнуло у него в голове. — В метро много милиции. В таком экзотическом виде меня обязательно опять задержат. Потеряю всемя. А пора уже все заканчивать. Ох, как пора! Я уверен, что моя задумка не по плечу человеку… Справлюсь ли я?»

Чтобы избежать неприятностей Дыгало к площади трех вокзалов решил идти пешком. Прошел по Тверской до бульвара, свернул после Елисейского направо, спустился к Трубной площади, поднялся до Сретенки, прошел еще дальше, а у Тургеневской свернул налево и вышел к Садовому кольцу. Уже почти полностью высохший, он сбежал в подземный переход, выскочил на улицу Маши Порываевой и через час пути дошел до Ярославского вокзала. Поезд уходил через полтора часа. Без паспорта молодая кассирша вначале билет не выдавала, так что Виктор Петрович вынужден был предложить ей триста рублей за «неудобства и собственную плохую память». Вопрос быстро решился. Билет до станции Усинск в вагоне третьего класса за 1110 рублей был приобретен. По просьбе молодого человека ему дали последнюю третью полку. В дорогу он купил бананы, буханку хлеба, несколько бутылок минеральной воды и в назначенное время подошел к своему одиннадцатому вагону. Вагон был прицепной, шедший на Усинск после Печоры. Эта станция была тупиковая. При посадке уже проводник опять потребовал предъявить паспорт. Пришлось выкладывать еще триста рублей на бутылку. Только после магарыча тот улыбнулся, погладил свою униформу, сторублевками несколько раз провел по носу, словно принюхиваясь, после чего аккуратно вложил их во внутренний карман кителя. –«Пожалуйста, поднимайтесь! После отхода скорого начнем гонять чаи!» – поклонился он с пристрастием.

Мытарства господина Дыгало на этом закончились. Окончателоьно захваченный престоящей знаменательной акцией, молодой человек улегся на полку. Ох, как завораживала его идея! Ему хотелось кричать от восторга! Забыться в радостном исступлении…

На нижних полках разместились пять пассажиров. Двое мрачных подвыпивших мужчин, старушка, безногий инвалид и женщина лет сорока. Вторые полки заняли две девушки, сразу устроившиеся на ночлег. Шел одиннадцатый час, но было еще светло. Виктор Петрович даже подумал: неудачливые абитуриентки возвращаются домой, поступить в вуз с каждым годом все сложнее. Сидячие места и полки у прохода были пусты. Поезд медленно тронулся и покатил на север. Вслушиваясь в шум на стыках, Дыгало думал, что близится к заветному назначению. Эта мысль разгоралась в сердце чудодейственным эликсиром. Втихомолку он ликовал. «Если бы они знали о цели моей поездки, — усмехался Дыгало, глядя на соседей, — то поразились бы, до какой извращенной фантазии могло дойти мое сознание. Ведь я замахнулся на весь обитаемый мир. Но это лишь их мнение. Я-то отлично знаю, кто из нас жертва, а кто истинный хладнокровный убийца! Кто целитель, а кто банальный гробовщик! Свой радикальный поступок я собираюсь совершить на отметке 67 градусов 38 минут северной широты и 52 градуса 57 минут восточной долготы в местечке под названием Искатели. В устье реки Печоры. И этому есть научное объяснение. Жестокая кара вполне соответствует людским грехам.

Собирая проездные билеты, подошел проводник. «Вы куда? – обратился он к девушкам. –«Я в Валдеево!» — сказала первая. -«Я в Котлас! — отозвалась вторая. – Но в билетах же указана станция назначения!» -«Ты, что, детка, каприз показываешь? Многие пассажиры берут билет до одной станции, а едут значительно дальше. Я должен знать путь следования каждого». –«Но зачем они так поступают? Странно!» — заявила вторая. -«Твой билет стоит шестьсот рублей. А если бы взяла до Ярославля, заплатила бы всего двести двадцать. Дала бы проводнику сто восемьдесят, сберегла бы двести рублей и прекрасно доехала до Котласа. Поняла?» — сидящая у окна пассажирка, состроила гримасу: дескать, этим премудростям учиться надо. Это была крупная, некрасивая женщина, еще не старая, но сморщенная, как неглаженая наволочка. «У каждого свои причины! Не всегда поймешь, что у человека в голове, почему он так или этак поступает!» — уклончиво ушел от разговора проводник. –«Ты, скажи, начальник, а водка есть? Любая. Но водка!» — спросил полупьяный мужик, сползавший со своего места буквально на пол. Коренастый, курносый, полноватый и, казалось совсем безубый. Его черные глаза были живыми и ироничными. –«Зайдешь опосля. Поговорим!» — сказал проводник еле слышно. –«Да есть, есть, они этим живут. Как же водку не продать в вагоне! Она на рынке пятьдесят рублей стоит, а у них по двести!» — опять влезла дама, сидящая у окна. – «Двести рублей? Вот деньги, тащи сразу, чего тут ждать?» — усмехнулся беззубым ртом мужик, затеявший разговор. Держался он довольно развязно. –«Что мне твои двести… Сказал, зайдешь позже, мне надо еще билеты собрать. Потом поговорим». –«Я дам свой полтинник. Нальете мне стакан?» — подал голос инвалид. Прядь волос прилипла к его лбу, что делало его похожим на хулигана. – «Стакан не знаю, а сто двадцать пять граммов налью, — мужик окончательно уселся на пол. – Ты что, арифметику не проходил? Пятьдесят рублей — это четвертая часть стоимости, значит, тебе полагается четвертая часть бутылки. Меня не проведешь? Ха-ха-ха!» — засмеялся он и при этом почему-то закрыл глаза. Проводник покачал головой и прошел дальше. «Так он же инвалид, мог бы и так налить…» — опять влезла женщина, сидящая у окна. –«А я не инвалид? У меня цирроз, полпечени осталось, у кого больше прав на инвалидность? И капли лишней не налью. Разве что девкам готов бутылку поставить, если они тут стриптиз спляшут. Мне до Кизима ехать, а делать-то нечего. Что девки, может, спляшете? Вам самим пилить еще ого-го!» — тут он даже несколько взбодрился и с трудом встал. –«Бутылки мало, деньги надо платить!» — воскликнула та, что собралась в Котлас. Тут Дыгало растерялся от неожиданности. «Совсем не знаю собственный народ!» — пронеслось у него в голове. –«А что, заплатим! Конечно, заплатим! Еще как заплатим!» – напирал желающий выпить со стриптизом. Даже с каким-то бешенством во взгляде напирал. –«Правильно, девка, пусть платят, — кивнула женщина у окна. – За бутылку и двести рублей я сама готова стриптиз сплясать». –«Да что у тебя есть, на что смотреть, кроме сала? Ха-ха-ха! Я на гимназисток хочу поглядеть. Таких, как ты, я сотни видал… А впрочем, раздевайся! Закуси нет, так мы с тебя шпик срезать будем. Ха-ха-ха!» -«Вначале деньги и бутылку, а потом секс. Ой, что я говорю, не секс, а стриптиз!- женщина у окна вытащила из сумочки зеркальце и наложила на губы помаду. – Мне только сорок, я баба в соку!» -«А чего, кто захочет, можно и секс. Как, а?» — обратился инициатор попойки ко всем. -«Мне двести рублей мало. Дешевле чем за тысячу на стриптиз не соглашусь!» — недовольный голос девицы из Котласа вызвал раздражение подвыпившего мужчины. Тут опять появился проводник: «Я слышал ваш спор. Не торопитесь, мужики. На платформе Данилово куча женщин, желающих за десять долларов исполнить в вагоне любой мужской каприз. А между станцией Данилово и следующей Вологдой добрых два с половиной часа. Так что времени на все хватит». –«А ты с них сколько берешь?» — прищурив глаза, спросила женщина у окна. -«А что я беру? Они сами больше трех долларов, или восьмидесяти рублей, мне не платят». –«А до Данилова еще пять часов езды. Чем они займутся? Что, одной водкой обойдутся? Водка без бабы — горький напиток. Не пойдет!» — усмехнулась она. –«Наконец, цены начали падать! В России такого еще не было!- воскликнул главный переговорщик. – Мужики, давайте соберем общак! Нашу карусель надо по-столичному закрутить. После Москвы душа болит! Они в бабках купаются, позволяют себе все немыслимое, а мы подножному корму по пояс кланяемся. Эй ты, — обратился он к Дыгало, — как тебя?» -«Виктор!» — отозвался молодой человек. -«Меня Алексей! Привет! Сколько в общий котел способен отстегнуть?» Виктор Петрович подумал и решил в последний раз стать зрителем надвигающегося праздника человеческих чувств. Он понял, что говорить ему тут никак нельзя, никто его не поймет, а если что и можно сказать, то коротко и грубо. «Даю тыщу…» -«Ого-го! Что, на эту гимназистку расчитываешь?» -«Нет-нет, в общак!» -«Ого-го! Как масть пошла! А ты, инвалид, на что способен? Христьянские заповеди меня не интересуют. Я подаянием не увлекаюсь». -«Больше трехсот рублей никак не вытащу!» -«Что ж, тоже неплохо!» -«Эй, как тебя, очнись, приятель, — обратился он к своему соседу, который уже тихо посапывал. -Ты куда едешь-то? И кто таков?» -«А что? Билет у меня есть, фамилия в нем указана. Чубринин Глеб Николаевич», — не понимая, что от него хотят, проговорил тот, просыпаясь. –«Так, куда?» -«В Сыктывкар, а что?» — мужчина производил неприятное впечатление своей заевшей внешностью. Казалось, едва он пришел в себя, как постарался выглядеть значительным лицом провинциального масштаба. «Тут пацаны на общак собирают, тот, что на верху, дал тысячу, инвалид триста, что от тебя ждать?» -«А на что собираете?» -«На столичный разгул. Водка, селедка, бабы, стриптиз!» -«А ты сам сколько положил?» -«Я-то? Тоже тысячу!» -«Ну и с меня тыщу возьми!» — Мужик залез в карман, вытащил деньги и отсчитал. – «Предлагаю купить пять бутылок водки, — продолжал беззубый, — какое-нибудь съестное, а остальное раздать бабам на стриптиз. Слушай, ты, тихоня, — обратился он ко второй девушке, — сколько возьмешь за стриптиз?» -«Пока ничего не скажу. Спать хочется. Когда проснусь, будет разговор», — девица отвернулась к стенке, показывая, что дальше говорить не о чем. Господин Дыгало вспомнил, что купил скудный провиант, и передал пакет Алексею. «Сынки, пересадите меня на другое место. Что вам мешать. Я человек немолодой, не пьющий, мне бы лишний часок хоть сидя, но поспать. И вам хорошо, места больше останется, — слабым голосом попросила старушка. — В мои семьдесят пять силенок немного осталось». –«Да ладно, сиди, бабка, радуйся нашему празднику. Куда тебя пересаживать? Зачем? Я вот за водкой тороплюсь!» — бросил Алексей и исчез в коридоре. –«Сиди-сиди, вспомнишь, как сама гуляла. Или, скажешь, не безобразничала? Ой, не верю…» — хихикнула женщина у окна. –«Как же мне-то с вами? Я побаиваюсь! Пять бутылок водки — силища… Непонятные вы люди, мне лучше пересесть!» — перекрестилась, встревоженная старушка. –«Не страшись, в обиду не дадим. А захочешь, и водкой угостим. Кто знает, может, и сплясать потянет? Ведь праздник как дождь, кого намочет, а кого стороной обойдет», — заметил инвалид. Ему, видимо, казалось, что он улыбнулся, на самом деле его гримаса больше походила на уродливый оскал. –«Знай, старуха, во всех вагонах начинается гульба. Так что тихую гавань не найти. Лучше уж сиди с нами. Пропусти рюмку, оживишь заглохшие воспоминания», — дал совет Глеб Чубринин. Дыгало, наблюдавший за происходящим, спустился с полки, молча взял старушку под руки, прихватил и ее чемоданчик и они пошли искать другое место. «Дура, хоть бы водки хлебнула», — хихикнула ей вслед женщина у окна. – Бананчик бы съела, корочкой закусила. А что в тишине сидеть, под стук колес засыпать, при каждом скрежете вздрагивать». –«Правильно сделал, что увел эту клячу. Водки больше останется. Мне до Печор ехать. А я из себя все деньги вытряс. Если надо мой никто не хочет сжалиться, почему я ко всем открытым должен быть? Уперлась старуха, ну и бог с ней. Для чего нам бесплатное приложение?» — инвалид, казалось, на кого-то обозлился. Тут вернулся Дыгало, молча взобрался на свою полку и прилег. Сам он кутил редко, но знал, что пройдет еще двадцать-тридцать минут, и водка изменит этих случайно встретившихся людей до неузнаваемости. «Приглядеться к пьяной старухе, тоже не грех и удовольствия нескончаемые. Чего этот тип ее увел? – Чубринин показал пальцем наверх. — По какому такому праву? Хоть посоветовался бы. Если у нас общак, так во всем должен быть общак, а не только денежный. Гулять, подыхать со смеху, — так по всему людскому набору. Косой, глухой, слепой, старый, немощный, безногий, дуралей – почему на радостях над ними не посмеяться? Да еще на пьяную голову? А над кем же тогда еще? Мы люди свободные, небогатые, тащимся от всякой мерзости в себе, но чуть не меньше, а значительно больше в других. Оскорбил, особенно без повода, по-содатски, любого встречного, и на душе приятно. А оскорбить сильного, умного, богатого — особый восторг в душе возникает. Так от одного до другого восторгов живем, а если восторгов набирается предостаточно, считаем, что жизнь преотменно сложена. А этот тип, — он опять указал наверх, — взял да увел старуху. А что случилось бы? Ну, выпила бы она пару рюмок! Ну, поржали мы бы над ее пьяным состоянием! Ведь смешно с пьяной бабкой общаться! Но не больше! Никакого серьезного оскорбления не нанесли бы. А он без спроса, без солидарного решения, взял да утащил ее, и еще с чемоданом…» -«Ну, а чемодан тебе зачем?» — хихикнула женщина у окна. –«В старушечьем багаже частенько вкусные вещи прячутся. Не раз свидетелем был, как они после пары стаканчиков водки гостинцы распаковывали…» — осклабился Чубринин. Вернулся довольный Алексей с двумя полиэтиленовыми пакетами и объявил: «Разгребайте, на всю ночь выпивки набрал! Семь бутылок водки и вафли из запасов трех вагонов. Там их пачек десять. Разливай, как тебя? – он взглянул на Чубринина». –«Уже забыл? Называй меня просто Чуб, запомнится. А я тебя Беззубым». –«Разливай, Чуб. Водка неизвестная, но сорокаградусная. Эй, Виктор, спускайся. Начинаем наполнять стаканы!» -«К сожалению, мне пить нельзя. Сижу на антибиотиках после воспаления легких!» — соврал Дыгало. Он все более раздражался. –«Ты что, не русский? Русский человек во все времена лечился исключительно водкой! Слезай! Бери стакан! От твоего воспаления лишь звон запомнится! На кой хрен ты тогда деньги выложил?» -«Да пошел он на хутор бабочек ловить! – огрызнулся Чуб, опять тыча пальцем в верх. Он бережно разлил водку по трем стаканам. – Давай! Поехали!» К третьему стакану потянулся инвалид, но женщина у окна его опередила. –«За чудесный вечер!» — воскликнула она и залпом выпила. -«А гимназистка? Чуб, налей гимназистке», — скомандовал Беззубый. Девица взяла стакан, отпила половину, сморщилась, раскашлялась и пить до конца не стала. «Допей, обязательно допей. Так дело не пойдет! Нас дурить не положено! Давай, давай!» — торопил Чуб. Инвалид взял стакан, налил до самого края и медленными глотками, словно горячий чай из блюдечка, начал отпивать. «От водки надо получать максимум удовольствия. Каждый глоток должен вызывать радость!» –«Что за странная манера? — удивился Чуб, — я такого еще никогда не видел. Неужели действительно кайфово?»

Стакан за стаканом минут через тридцать было выпито больше двух литров водки. В пятой бутылке оставалось еще грамм сто. Пару вафельных упаковок вскрыли, остальные не понадобились. Виктор Петрович поймал себя на мысли, что ему чрезвычайно интересно наблюдать за этим пьяным разгулом. И чем отвратильнее, гадливее становились его попутчики, тем больше он убеждался в своей готовности к роковому исходу. –«Пока хватит! — провозгласил Беззубый. – Максимовна (так звали женщину у окна), приступай… Стриптиз, секс, в общем, все, что душа пожелает. Я начинаю балдеть! А ты, гимназистка, готовься. Скоро твой выход. Ох, так и хочется тебя уколоть. Не забуду, обязательно уколю! И не раз! Поняла! У меня к этому делу непрерывный интерес!» («Только бы не забыть! Только не забыть!» — усмехаясь, думал он.) Голова начинала гудеть по второму кругу. –«Что ты ко мне пристал! Я тебе не гимназистка!» –«Хочешь, стану называть тебя принцессой?» -«Хочу! Это лучше!» -«Готовься, принцесса!» -«То-то! За тысячу рублей хочешь прямо в рай попасть? Халявщик! Так не бывает! Н е б ы в а е т! Что такое одна тысяча? Приличные колготки дороже стоят! Добавь жару, прибавь угольку… Тогда говорить можно!» — игриво, но требовательно говороила девица. –«А мне много денег не нужно. Хватит что получила. Еще один стакан и начинаю раздеваться!» — у Максимовны стали закатываться глаза. Дыгало отвернулся. Взгляд уперся в низкий потолок. На ум опять пришла главная цель его странного, до мелочей обдуманного путешествия. Он представил себе то, что произойдет, и на глаза навернулись слезы. «Может, все же отложить, еще раз обдумать, присмотреться к людям? А вдруг я окажусь не прав? Вдруг есть какое-то другое, более мудрое решение? Ведь всегда должна быть альтернатива. Как в архитектуре, там решений бывает множество…» Он слышал пьяные речи, впрочем, речами их трудно было назвать. Это были крики, вопли, стоны. Началась оргия, в которой никто ничем не брезговал. «Мне хочется твой анус…» — кричал Чубринин. –«Садись на его член, а со мной орально…» — похрипывал инвалид. –«Максимовна… подними моего Ваську…Ну, ну…» Инвалид схватил женщину за волосы и подтянул к своей открытой ширинке… «Хочу уколоть принцессу…» «Ой… больно…» «Запах жуткий… Мой член весь в дерьме… Пусть чистит… Моет… С мылом… Моет…» «Ой… Подожди, Чуб… Жди…жди…» «Давай… Еще немного…» «Убью… Ага… ага… так…» «А Васька встал… Принцесса, а принцесса… Пока я помню… Направь… Какие деньги… Направь… Забуду… Васька упадет…» «Мой, сука, — кричал Чуб… Открой … Бутылку открой…» «Пошел ты… Не дам водкой… член мыть…» «Попал… Нет… Нет… Мимо… Направь… Не лезь… целовать… губы… У тебя зубов нет… Принцесса… Цинга… Север… Ну что… Ого-го… Попал…» «Дайте воды… Мой член, сука…» «Костыль… Отстань… Сам в задницу полез…» «Так попал? Принцесса… Может, да… Может, нет… Не чувствую». «Воды… Член…» «Чуб, ты сам дерьмо… Облизывай… Зачем в задницу полез…» «Ах ты, сучка…» «Ого-го… Попал…» «Дай костыль…» «Чуб… Жди… Жди… Я вот… сейчас… Кончу…» «Принцесса… Принцесса… Попал?» «Да… Но он… Не стоит… «Не стоит?..» «Да…»

«Ужас, ужас, ужас!» – повторял себе под нос позеленевший от злости архитектор. Он был ошеломлен увиденным и чувствовал, мучительную боль в душе. Сознание работало лихорадочно. «Это ложь, — пронеслось у него в голове, — что люди ведут тот образ жизнь, который навязывается обстоятельствами. Нет! Нет! Они сами создают эти обстоятельства, а позже ханжески ссылаются на них. Гнуснейшая эта картина характерна, а не исключительна». Дыгало нахмурился, отвернулся, слез со своей полки и направился к проводнику. Увиденное вызвало в нем острое отвращение к самому себе. По дороге он приготовил еще триста рублей, чтобы проводник пересадил его на другое место. «Почему?» — удивился проводник. –«Спать хочу, а там пьянка… Шум!» -«Сейчас везде пьют. Везде шум! Что, свой народ не знаешь? Позабыл, небось, по заграницам шастал? Свободное место было, так мы туда старуху устроили. Подожди, через час Ярославль. Многие выходят. А если хочешь, могу устроить в служебном купе. Но надо доплатить, там телка. Ей пятьсот, а мне триста». –«Спасибо, жутко хочу спать!» — соврал молодой человек. -«Ты не осторожничай, в соседнем вагоне в служебке можно с мужиком. Такса та же! Все чистенько, с чайком или водочкой. Кружевное белье! Мужики больше эстеты, чем женщины. Полный сервис», — проводник окинул его загадочным взглядом. –«Я подожду в тамбуре. Не против?» -«Иди-иди, после Ярославля что-нибудь придумаем. Так, ты хочешь один, в тихом месте?» -«Да!» -«Хорошо. Так и устроим. Сколько дал?» — разжал проводник кулак. -«Теперь триста!» -«Подбрось еще сотню, все устрою». Дыгало добавил ему сто рублей и вышел в тамбур. Но едва переступил порог, натолкнулся на двух мужиков в эротических объятиях. «Тебе чего?» — огрызнулся один из них. –«Простите, извините!» — Виктор Петрович вбежал в вагон. –«Что такое?» — озабоченно спросил проводник. –«Пойду в другой тамбур». –«Иди, друг, иди!» Молодой человек быстро прошел через вагон и с замиранием сердца стал открывать дверь. Казалось, тамбур был пустой. Но едва он шагнул в него, как в углу увидел парочку, стоя занимавшуюся сексом. Они не обратили на него никакого внимания. Дыгало снова вернулся в вагон и столкнулся с проводником. «Что опять?» -«Занято!» -«Кто?» -«Не разглядел». –«Дай гляну». –«Нет, я не пойду!» -«Минутку… Ну, что тут особенного? Люди трахаются, ну пусть занимаются своим любимым делом. У тебя что, больное восприятие? Онанист или импотент? Меня это, в общем, не интересует. Стань в другом углу и смотри себе в окно. А они пусть трахаются. Я мужик, я это понимаю и никакого замечания не делаю. Плюнь. Стань, говорю, с другой стороны. Ты что, не человек?» -«А можно мне в туалете станции дождаться? Там не грязно? Окно открыто?» -«Зайдем, взглянем. Видишь, окно наглухо заколочено. Грязь, вонь… Но в вагоне семьдесят пять пассажиров, как тут за чистотой уследишь. Ладно, пойдем, посажу тебя на свое место. Только обещай, что онанировать не станешь. Запах спермы пробуждает во мне странные желания…» -«С чего это вы так?» -«Вид у тебя чудной, и поведение не русское, я таких людей еще не встречал… Чтобы брезгливость к водке и сексу испытывать? Опасное знакомство! Ай-яй-яй! Надо же такое… Иди за мной!»

Господин Дыгало устроился на служебном месте и до Ярославля доехал, даже не шелохнувшись. Голова все время была как в огне. Злобные мысли напирали. Потребность мщения переполняла архитектора. Ему хотелось действовать решительно и радикально. Наконец поезд остановился, громко скрежеща тормозами. В Ярославле из вагона вышли трое старушек. Двух мужиков пришлось выволакивать. Они ослабли от водки, что потеряли способность двигаться: даже голова свисла, словно пуговица, держащаяся на одной нитке. После отправления поезда проводник указал Виктору Петровичу свободную вторую полку. Тот забрался на нее и быстро, надолго заснул.

Очнулся молодой человек поздно, перед станцией Печоры. Дыгало захотелось спуститься, чтобы пройти в туалет, но он вспомнил состояние этого заведения. И все же, решив, что ждать еще несколько часов у него не сил, спустился и с опаской прошел по вагону. Следы беспредельного алкогольного и полового разврата исчезли. Страсти и тела утихли в пьяном угаре. В людских глазах он не встретил восторгов пробуждения и приветственных взглядов. Человечество приходило в себя лишь для того, чтобы опять пуститься по кругу порочных соблазнов. Ничего нового оно не хотело, да и не могло желать. В этом Дыгало был убежден. Вернувшись на место, он уставился в окно на вековые ели тайги, и разум его вновь стать бунтовать. «Я пытался, я хотел любить человека, но из этого ничего не получалось. Не встретил я его, не раскрылся он передо мной россыпью своих талантов. Теперь же я его больше не ищу. Он ни мне, ни материи не интересен. Он никому, кроме себя самого, не нужен. Человек! Ты отменяешься!» – раздался возглас в моей душе. Не прячься в красивые платья, в элегантные речи, на форумах, премиях, в театрах! Не маскируйся под интеллигента, парламентария, значительное лицо! Ты пшик! Пришла пора отправить тебя на свалку. В священных книгах всех религий тоже немало говорится о людском несовершенстве. Нередко встречаются размышления о твоем летальном повсеместном исходе. А в Апокалипсисе об этом говорится даже без намеков. Но и в социальной истрии немало примеров похожих мыслей. Во многих странах в начале ХХ века ограничивали права человека с низким айкью на продолжение рода. Были требования стерилизации всех людей с низким уровнем интеллекта. Спорили до хрипоты, что брать за основу. За образец. Какое айкью принять за норму, чтобы человек получил право на существование, деторождение, супружество. В некоторых штатах Америки по решению суда стерилизовали дебилов. Сталин считал, что революции необходимы репрессии как дополнительное средство совершенствования социалистического типа людей. Фашизм мечтал сепарировать человека по профессиям. До тридцати айкью — в газовую камеру, до сорока айкью – раб, прислужник, до пятидесяти – рабочий, до шестидесяти – ремесленник, до семидесяти – мелкий торговец, до восьмидесяти – учитель, до девяноста – управленец высшего звена и так далее. Сегодня этот вечный вопрос звучит для меня совершенно устаревшим, а дискуссии на эту тему не имеют никакого смысла». В Дыгало вселилась невероятная сила Кембрия, того самого хищника, двигающего развитие материи. «Именно его голос во мне рекомендует радикальный, истинно эволюционный подход в глобальном вопросе отмены человечества. Все прошлые рассуждения юного Виктора Петровича о собственной жизненной цели, наконец, оформились во всепоглощающую идею! И это открытие привело сознание в неописуемый восторг, оно очаровала меня основательно!» Кембрий решил опять разбудить Гею! Чтобы раскрутить колесо совершенствования. Ведь уникальный поворот в истории эволюции был вызван биологическим взрывом как раз от тектонического пробуждения Геи! Он привел к внезапному, стремительному появлению новых биологических форм. Впервые в истории возникли основные архитектурные, телесные характеристики, по которым строятся все биологические существа, включая гомо сапиенса. Я во многом согласен с французским ученым Кювье, предполагавшим, что Земля развивается послевзрывными скачками. В этой связи не устаю себя спрашивать, почему именно сейчас человечество вступило в эпоху катастроф? Появилась какая-то неустойчивость, ненадежность окружающего мира. Не сигнал ли это мне самому? Я должен стать детонатором глобального геодинамического процесса. А для дальнейшего шага эволюции венца природы я должен дать под зад всему человечеству! Действуй, Виктор Дыгало! Смелее, Кембрий! В тебе же скопилось несколько тысяч тонн злости и жажды мщения…»

В таких размышлениях он провел весь оставшийся отрезок пути. Есть не хотелось. На расспросы соседей по вагону он не отвечал или бросал одно-два случайных слова. Понять что-либо было абсолютно невозможно. Людям было невдомек, находился молодой человек в здавом уме или нет. Они разводили руками и кулаком легко стучали по голове. Но, по мнению самого Виктора Петровича, одиночество спасало его от психического кризиса, который мог возникнуть при общения. Лишь изредка господин Дыгало заказывал себе чай. Последний отрезок пути от Усинска до поселка Искателей архитектор проехал на попутке, автобусе нефтяной компании, перевозившем рабочую смену. Молодого человека укачивало. Думать не хотелось, он находился в состоянии полудремы. Но мысль о мщении не покидала полусонное сознание. Более того, она его уже серьезно угнетала. Наконец, он услышал голос из микрофона: «Приехали!» Виктор взглянул на часы. Было пять минут первого. «Как такое может быть? – пронеслось в голове. — Яркое солнце? Что часы врут?» Но он тут же вспомнил, что давно находится в регионе белых ночей. Дыгало сошел с автобуса и направился по стрелке на Харьягу. Что это за место, он не знал, и оно ему было совершенно безразлично. Поселок Искатели состоял из нескольких улиц. Он был пуст. Весь рабочий люд, а это в основном нефтяники и лесорубы, спал. «Странно, даже собак не видно, — с усмешкой подумал он. — Эти твари почувствовали, что надвигается беда! Позалезали в свои собачьи будки. Но куда от Дыгало спрячешься? Такого места на земле нет!»

Он решил изучить каждую улицу. Для своего дела молодой человек вначале остановился на переулке Папанина. Но потом выбрал Факельный проезд. «Название соответствует предстоящему великому событию!» — обрадовался он. Затем быстрым шагом буквально пробежал небольшую улицу и оказался за чертой поселка. «Это и есть то самое место – 67 градусов 38 минут северной широты и 52 градуса, 57 минут долготы. Известный баренцовский разлом! – выкрикнул он, ликующе вскинув руки к небу. – Теперь необходимо найти любое углубление, канавку, чтобы лечь, и собраться в своей ненависти, и выплеснуть ее в недры разлома. Наступает самый ответственный момент в истории эволюции! Человек навсегда отменится!» Виктор Петрович нашел какую-то степную воронку, с великой радостью распластался на дне ее и напряженно продолжал размышлять: «Именно из этого разлома выходит гелий, что позволит использовать его для провоцирования крупнейшей взрыва. Энергия моей ненависти к человечеству настолько высока, что обязательно вызовет невероятные скорости потока гелия в глубоких горизонтах Земли. Эта турбулентность вступит во взаимодействие с минералами, превращаясь в мощнейшую взрывчатку, в миллионы раз превышающую мощь атомного оружия. После второго Кембрийского взрыва, который вызовет движения земной коры, изменится центр тяжести земли. Это повлечет за собой изменение наклона земной оси к плоскости ее вращение вокруг солнца. Произойдет кувырок, или акробатический кульбит. Материки сменят нынешнее местоположение, причем одновременно. В результате тектонических сдвигов планета повернется на 90 градусов относительно своей оси. Наше светило начнет всходить не с Востока, а с бывшего южного полюса. Волны Мирового океана высотой в несколько километров обогнут Землю несколько раз. До 99,9 процентов всего земного исчезнет. Ледовые шапки возникнут на новых полюсах Земли. Катастрофически изменятся условия жизни. Климат станет неузнаваемым, приближенным к космическому. Будет создан новый суперконтинет, состоящий из всех материков. Наступит популяционный взрыв нового существа. Неужели мой поступок не будет сопровождаться упреками, душераздирающими криками, плачем о собственном прошлом и обо всей цивилизации? Нет! Такого не будет! Я способен реализовать свою самую сокровенную мечту – наказать человечество за никчемность, за низость, за тысячи других грехов, отменяя его навеки!» Тут он внезапно проявил интерес к собственному психическому состоянию. «До какой степени я в здравом рассудке? Надо провести какой-нибудь тест…» Дыгало достал из кармана ручку и на склоне овражка стал рисовать дом для будущих землян. Здание оказалось шарообразным, двигающимся в разные стороны, из какого-то неведомого прозрачного материала. Он так увлекся этим наброском, что совсем позабыл, где находится и по какому случаю здесь оказался. Чуть спустя реальность вернулась к нему. «Я здоров, я в своем здравом, светлом рассудке. Так умело, профессионально выдал проект дома будущего, что сомневаться в бодрости духа не приходится, — произнес он с некоторым сомнением. — А то, что шнурки на ботинках развязаны, что вместо ремня, потерянного в вагоне, я обвязан проволокой, которую не помню, где нашел, а волосы растрепаны, то это все от рассеянности, сосредоточенности на главном». Воображение опять вернуло его к проекту будущего. «Каким может быть образ будущих поселенцев Земли?» — пришел на ум неожиданный вопрос. Но тут же Дыгало напомнил себе, что прибыл в это замечательное место совсем не для этого, а по очень важному обстоятельству. «Необходимо, наконец, закончить это нетерпеливое ожидание. В дело надо пускать ожесточенную ненависть».

Тут смертельно уязвленный разум с новой невероятной силой повлек его за собой к самому решительному шагу.

Он закрыл глаза и попытался собрать всю свою многотонную ненависть, чтобы направить ее в гелевые разломы баренцового шельфа, вызвав аномальный взрыв. Дыгало вспомнил свою жизнь, лучшие ее часы, радостные события, и подумал, как он глубоко ошибался тогда. «Все прошлое, хорошое и плохое, было лишь иллюзией, неправдой, заблуждением. Настоящая жизнь наступит лишь после появления нового существа. Кстати, я забыл чрезвычайно важное. Необходимо оставить записку будущим обитателям Земли». Этой же ручкой с яростной убежденностью он написал на десятирублевой купюре. «Я, Виктор Дыгало, ценой своей жизни отменил человека. Воскресите меня, мечтаю порадоваться вашему миру. Я заслужил такое счастье!» Тут его сердце застучало тяжеленными ударами, во рту пересохло, на глаза навернулись слезы. Вдруг он услышал собственный голос, неизвестно почему похожий на голос Кембрия: «Браво, Виктор, начинай! Начинай же!»

Крик восторга вырвался из груди господина Дыгало, и труп цивилизации заслонил все его взбудораженное воображение!

Александр Потемкин