Гомосексуальный след заметен сегодня в каждой второй российской картине, виной чему не порочность режиссеров, а дефицит сюжетной фактуры – в диком поле как на зоне, апелляция к гомосексуальности выступает как способ утвердить статус, или же конвертировать его в материальные блага, и как наглядное объяснение мира, где нет цены семейным и прочим ценностям, зато с избытком поводов для садо-мазо.
В остроумном шедевре Росселини «Захват власти королем Людовиком XIV» содержится единственная монументальная сцена. Разогнав взяточников, возведя Версаль, канонизировав моды, Король Солнце переходит к главному – утреннему туалету. Государь милостиво соизволяет облачить себя в парик, шаровары, сорочку, камзол, тактильным образом приручает придворных к осязанию солнечной материи королевского Образа. Росселини подчеркивает: производство Образа есть одновременно рождение Высшего Света, Страны Чудес, в которой возможно все. В частности, преодоление головокружительной дистанции между Государством (которое кроме шуток и есть королевское Я, а не, скажем, засидевшие телек гуманоиды) и человеком. Приручение человека — ежедневная королевская работа, сопутствующая приручению себя к своей повседневной солнечной роли. Солнечное Платье (в недалеком прошлом — доспех) сковывает с человечеством железная сверхчеловеческая рифма.
Новая фреска раблезианца Павла Семеновича Лунгина с гофманианцем Петром Николаевичем Мамоновым также открывается сценой торжественного облачения Монарха. С туалетом у Рюриковича ладится не так ловко как у просвещенного француза. Ветхая ряса, неподъемная парча, шапка Мономаха, у царского крыльца под присмотром опричников дожидают бояры в обносках – ради царской потехи. Шанса на доступ к телу Ивана Васильевича у оборванцев нет — соответственно, эта встреча не сулит радости ни пастырю, ни стаду, ни зрителям подглядывающему за Историей из-за хилого плеча тирана.
Историю можно рассказывать по-разному. Можно говорить о большом и сильном. О том, например, что и в ветхих русских «безобразиях» дышал железный интеграл, что кровь трудных побед над внешним и внутренним врагом лилась не зря (в это, кстати, свято верят здесь стрельцы и опричники). В подобном случае у Лунгина могло получиться как бы сталинское кино «второй свежести». А можно порассуждать о духовном с бездуховным на декоративном фоне. За духовность в «Царе» отвечает митрополит Филарет в исполнении Янковского (бледная сюжетная линия, тотальная несыгранность с Мамоновым — главный провал картины). Лунгин пытается нащупать срединный путь – представить Историю как огромную мастерскую, в которой идет битва с хаосом за души и смыслы, ничего еще не поставлено «на века», искушения о том что же устоит терзают героев. В таких «достоевских» обстоятельствах в сам-деле уместен разговор о ценностях, последних пределах и новых правдах, которые пытаются вести владыки Земли и рабы Господни… Такое у нас тоже было. Текучий наэлектризованный быт исторической стройки с разговорами разной интенсивности проявлялись, скажем, в «Андрее Рублеве» и в «Коммунисте», там же вздымались и гибли сильные люди — кто со слезой, кто с сжатыми челюстями. «Царю» не свезло, он царствует в расчеловеченной пустыне и совсем неслучайно смахивает на полоумного директора цирка — фокусничает с платьем, балуется с подданными, жонглирует библейскими цитатами. «Царь» Мамонов, конечно, никакой ни царь, а артист из подполья с искрой наигрывающий форсового уркагана пред светлыми очима ленкомовского брахмана. Такой материал мог бы сложиться в кино в безвременье «Ассы». Однако, в пост-бумеровскую эпоху оппонентам любых рангов пространством для дискуссий служит не «ждущее перемен» пространство, а дикое поле, где эффективна только одна модель поведения – «гоп-стоп». В поле категорически противопоказаны отвлеченные разговоры, выгодны лишь решительные действия, еще выгоднее заставить действовать других, чем от души забавляются режиссер с «Царем» в сценах битв, пыток и прочих вкусных безумств. Однако, славен «Царь» совсем не ими. У чуткого, проницательного Лунгина случаются фильмы, которые умней, основательней и правдивей замысла и материала. «Царь» таков по нескольким основаниям. Первое — двойне дно. Царское юродство, приправленное «диалогами с культурой» (с безобидным Филаретом-Янковским) служит «Царю» прикрытием для искоренения воевод (в числе прочих патриаршьего племянника). До разговоров ли Ивану Васильевичу, который тащит на себе целое царство в пещь огненную, на Страшный Суд? Второе. Настоящий оппонент у «Царя» все-таки есть. Только это не добрый барин Филарет, а истеричный опричник, — единственный персонаж, совершающий в картине некую духовную эволюцию от рыжего клоуна к лже-мессии, фанату вечного праздника. Неистовый Вассиан (Охлобыстин) оттесняет Филарета от царского тела и немедля призывает Ивана Васильевича… покончить с «вавилонской блудницей», его же Царицей (удалой ведьмой ловящей кайф от пыток качественных стрельцов). Все это совсем не со зла, юродивый берсерк – преданный духовный сын, искренний оппонент, вероятный любовник «Царя». Жаль, линия Мамонов-Охлобыстин урезана при монтаже.
Гомосексуальный след заметен сегодня в каждой второй российской картине, виной чему не порочность режиссеров, а дефицит сюжетной фактуры – в диком поле как на зоне, апелляция к гомосексуальности выступает как способ утвердить статус, или же конвертировать его в материальные блага, и как наглядное объяснение мира, где нет цены семейным и прочим ценностям, зато с избытком поводов для садо-мазо. Намечающийся у Лунгина сюжет «с вытеснением духовки» мог бы лечь в основу эротического мюзикла или официальной концертной программы ХХ съезда Единой Партии и даже Второго с волосиной Поместного Собора Святой (Непорочной) Церкви Нашей. Гвоздь программы — Исправления Перегибов. Порицаемый владыка воздвигается на президиум, последовательно освобождается от галстука (погон, клобука, париков) и подвергается очищающему насилию хором юнейших (непорочных) членов. После чего Национальная История Бригады вновь признается Священной, Единой, Нефальсифицируемой, Навеки Модернизационной, а Мировой Кризис и нелегкие погодные условия в целом преодолимыми. Не столь фантастично, созвучно духу эпохи.
Алексей Коленский
Комментарии:
09-11-28 12:44 slavin
Ох уж мне эти критики, стремящиеся показать читателю свою свободу обращения с литературным стилем и свободу лихого кавалерийского высказывания по любому поводу. За броскостью высказываний — какая-то паршивая современная гуманитарная испорченность так и сквозит. Ну чем уж так плоха последняя работа Янковского, чем плох в актерском, а не в личностном отношении образ, созданный Мамоновым? Фильм \\\»Царь\\\», с одной стороны, снял автор \\\»Олигарха\\\», а с другой — автор \\\»Острова\\\». Ментально эта картина распялена между насквозь лживой западной точкой зрения на Иванна Грозного и духовной православной сосредоточенностью митрополита Филиппа. Волюнтаристское отношение режиссера к личности Иоанна могло продолжиться, к примеру, и в том, что он бы вдруг митрополита, скажем, просто съел. Спасибо человеческое, что в этом направлении авторская фантазия нащупала некий психологический предел. А Мамонову режиссер дал смысловые лекала, и Мамонов по ним отыграл \\\»на ура\\\». Иное дело, что держава, руководимая порочным маньяком — так Грозного показывает нам фильм, не просуществовала бы и полугодие. По умолчанию дается мысль, что де государственные дела-то делались, а вот мы вам, зрители, покажем исподнее того правления. Что за гнусная либеральная транскрипция в современном ключе: \\\»Вы знаете, какой хороший человек Петров, а вот мы вам покаже как некрасиво растут у него волосы на жопе!\\\» Исторически фильм просто невменяем, а православно-духовно стоически трогателен, мужествен и поучителен. Отдельно стоит сказать об Охлобыстине. Раньше в фильме \\\»ДМБ\\\» он пялил раком в кладбищенской сторожке какую-то лихую вдову в черных тряпках. Потом стал играть роль реального священника, окормляющего современных молодых маргиналов. А теперь что, роль священника закончилась? Началась роль того или иного выродка? Если Ваня находится в сане, то ему ублюдков играть по определению нельзя, какая бы дидактическая цель не преследовалась бы при этом. А коли исполняет роль сатанинского клоуна, то что-то не в порядке с душой у Олобыстина и что-то не впорядке с духовным мерилом у отдла внешних церковных связей с обществом. Но это не означает, что бравые критики с синайскими фамилиями могут класть свой лошадиный помет на всю историческую и художественную реальность безо всякого разбора, притом радостно поглядывая на себя в треснутое зеркало честолюбия и дешевого самоутверждения. Ответить
09-12-04 03:44 izuverov
ох уж и мне, эти Критики Критикоф стремящиеся штоб все b lheujt ltkj! (бля) и пялил раком сатанинских клонов 🙂 Ответить
10-04-08 20:42 Светлана
Вы ловко жонглируете слвами, господин Коленский, только не совсем понятно о чем вы? За кого вы? Лунгин, конечно же талантлив, талантлив и Мамонов, и Янковский, но «Царь» Лунгина и настоящий Иван Грозный — совершенно разные люди. В этом вся соль. Ответить