Ни один философский или социальный тезис в «Кабале» не кажется серьезным. Кажется, что автор с усмешкой высыпает идеологическую атрибутику из запыленного и рваного мешка на чистый лист бумаги, жаждущий слов правды, искренности и надежды. Однако в усталом сердце уже почти нет веры словам и обещаниям, и потому герои Потемкина люди душевно изувеченные.
Роман Александра Потемкина «Кабала» производит на читателя сложное впечатление. На его страницах много беспощадных слов о российском государстве, о русском человеке. Изобилие рассуждений центральных героев об окружающем мире сочетается с картинами цинизма и жестокости, которые демонстрируют нам повседневность буржуазной России. Вместе с тем, мнения персонажей книги неотрывны от их собственного образа – художественного, психологического и нравственного и потому непременно должны содержать поправку на уста, с которых они слетают. Ибо лучшие сорта лжи, по словам Леонида Леонова, готовятся из полуправды. Припомним, ведь полузабытая «перестройка» разрушила Советский Союз по такому рецепту. Правдоподобие в руках демона есть коварное вранье, которое «рогатый» использует для достижения своих далеко идущих целей. Однако современный читатель, опытный и наивный, часто забывает об этом, и иные вещи, игровые и лукавые, принимает за чистую монету, словно помощь от искреннего товарища.
Прежде всего, определимся, что же за «сочинение» перед нами, каковы его характеристики, какая интонация окрашивает главные авторские слова?
«Кабала» – памфлет, показывающий современность утрированно и провокационно, в нем практически нет органической русской жизни, более того – автор не ставил себе в задачу изобразить и исследовать таковую. Его боль, гнев и жестокий смех связаны с искажением нашего бытия, с уродством, которое губит прекрасные людские черты и стремится заменить их собой повсеместно.
В книге колоссальное количество резонерства, которое старается быть, на первый взгляд, серьезным и строительным.
Обличительные слова любителя макового молочка, одинокого беглеца в мир иллюзий Петра Петровича Парфенчикова напомнят нам филиппики из телевизионных ток-шоу, где «выпускают пар» из народной души, измученной социальной подлостью.
Ненавистник падшего современного человека, маргинал Григорий Семенович Помешкин отслеживает в бинокль подробности тлетворной городской жизни и гневно их комментирует, а также – обстоятельно фиксирует на бумаге. Сам же представляет собой подгнивший в течение двух с лишним тысячелетий образ античного Нарцисса.
Пострадавший от служебного беспредела Леонид Иванович Ефимкин, прежний борец за справедливость, вносит внутреннюю поправку на реальность, и с невиданной для провинции энергией хочет руководить событиями.
Катя Лоскуткина, вначале напоминающая страдательные женские персонажи Достоевского, впоследствии принимается делать все по правилам гражданского общества и в финале появляется у центрального подъезда Государственной Думы с коммерческим проектом в руках.
Молодые люди, спорящие о прошлом, настоящем и будущем России, берут в пример Китай. При этом они старательно изъясняются стерильным книжным языком, заставляя вспомнить известный анекдот о чернорабочем, на которого упал сверху кирпич. Подняв голову вверх, тот обращается к каменщику на пятом этаже: «Владимир, ты не прав!»
Весь языковой срез повествования отличается неким обобщенным стилем, из которого изъята характерность речи персонажей. Этот прием в какой-то степени показывает бесплодность социальной и патриотической фразеологии, умственный тупик, в который завели нас болтуны, бросающиеся словами и категорически не желающие подкрепить их собственными личностными качествами.
Хоть какая-то естественность появляется в рассказе водителя автобуса, взявшегося подвести Лоскуткину. Вчера – офицер, верный присяге и долгу. Сегодня – глава семьи, кормилец, обыватель: ему и «правду» жалко, и кусок хлеба в дом принести нужно.
Практически единственный образ, в котором вчера, сегодня и завтра не претерпели излома – умирающая деревенская знахарка баба Нина. Старый человек, с традиционным народным чувством собственного достоинства, она говорит Лоскуткиной, передавая ей «гробовые» деньги: «Нет, Катенька, я не беспризорная, хоронить себя за чужой счет не позволю».
Также перед нами возникают бывшие «афганцы», храбрые мужики, знающие, что такое взаимовыручка не понаслышке. Теперь они превращаются в душегубов-палачей и исполняют указания рвущегося к власти Ефимкина, инспектора рыбнадзора в сибирском городке Кане.
Столичный хлыщ Картузов, обманом прибравший к рукам неправедный капитал Ефимкина.
Приехавшая из Ельца и освоившая столицу «красоточка» Яна, переходящая из одних рук в другие с прибытком для себя.
Хапуги-менты, сытно живущие с дорожных поборов.
Изуродованный и ограбленный в борьбе за капиталистическое преуспеяние представитель среднего класса предприниматель Разживин.
И, наконец, инфернальный профессор Кошмаров, являющийся Парфенчикову и Помешкину после изрядной дозы макового порошка.
Похожий на черта-искусителя Кошмаров занят усовершенствованием русского человека, которому для счастливой жизни в земном мире не хватает некоторых свойств. Кошмаровская пилюля способна добавить необходимые качества ныне «убогому» русскому характеру. Немного от немца, поменьше от еврея и еще по доле от китайца и грузина. Блестяще выписаны автором изменения характера Парфенчикова в должности клерка петербургской фирмы по производству маломерных судов. До гротеска старательный в онемеченной ипостаси, герой превращается в полного разгильдяя в случае, когда нет «внешнего генетического воздействия». Изобразительное решение этих мизансцен читатель воспримет с упоением: столь знакомы портретные детали и повадка этих двух дублей героя, даже внутренние монологи их как будто выбиваются из нарочито стилизованной под литературное правило речи персонажей на других страницах «Кабалы».
Скрытое до времени народное негодование выходит на поверхность в сцене опиумной фантазии Парфенчикова на тему Международного авиакосмического салона «МАКС-2008». Над величественным креслом героя красуется огромный щит с надписью: «Петр Парфенчиков, русский. Уничтожаю цели в любой точке мира. Заказы принимаются без ограничений». Орудием служит разрушительная энергия мысли. И толпа потребовала ликвидировать всю отечественную бюрократическую рать, а вовсе не «дядю Сэма», не пиратов в Аденском заливе, не террористов на Кавказе и не представителей ОБСЕ с печатью вырождения на лицемерных лицах: «Всех гаишников, строительных инспекторов, проверяющих Роспотребнадзора, весь судейский корпус, миграционных службистов, врачей санитарного ведомства, всех участковых, пожарных, думцев и сенаторов, а заодно журналистов опустить в состоянии паралича в сточную канаву, чтобы не выползли»… Тут уже присутствуют неуловимые признаки русского бунта, бессмысленного и беспощадного, войны народа с государством. Впрочем, и народ-то в названной сцене предстает в виде публики, которой также адресованы скептические слова, возникающие в сознании Парфенчикова.
Ни один философский или социальный тезис в «Кабале» не кажется серьезным. Кажется, что автор с усмешкой высыпает идеологическую атрибутику из запыленного и рваного мешка на чистый лист бумаги, жаждущий слов правды, искренности и надежды. Однако в усталом сердце уже почти нет веры словам и обещаниям, и потому герои Потемкина люди душевно изувеченные. Несомненно одно: перед нами не клюквенный сок, изображающий кровь, как в «Балаганчике» у Блока, но сама кровь, не желающая, чтобы ее опознали, и называющая себя клюквенным соком. Вот цена смеха в «Кабале».
Надо сказать, что современная литература переполнена произведениями страдательными и искренне-обличительными. Катастрофически не хватает сатирического литературного слоя, в котором нравственность и здравый смысл беспощадно высмеивали бы буржуазно-бюрократический уклад современной России, где больная душа русского человека была бы показана по-лермонтовски, с сожалением хирурга, вскрывающего нарыв. Признаемся: сегодня Россию губит русское предательство, а совсем не самость малых народов, не жидомасонство и план Даллеса, не коррупция и изношенность производственных фондов. По большому счету, именно этой проблеме посвящено «сочинение для самого себя» Александра Потемкина.
«Наши пороки суть наши извращенные добродетели», — слова великого русского философского старца Николая Федорова вынесены в эпиграф книги и исключительно соответствуют типажам, пестро наполняющим пространство «Кабалы».
Парфенчиков видит ничтожность столичной шикерии, но бежит от нее в виртуальный мир.
Помешкин терпеть не может людского ничтожества, однако он сам – мерзок и мелок.
Ефимкин принимает всякий закон, который ему дает государство. Вчера важно было искать социальную справедливость, и он этому старательно следовал. Сегодня «в законе» волчий распорядок, и рыбинспектор выполняет его букву.
Бывшие спецназовцы «с открытыми славянскими физиономиями» и «добродушными улыбками», спокойно принимают живодерские предложения Ефимкина, который теперь для них – и штаб, и полковой командир.
Мягкая и скромная Катя Лоскуткина под воздействием генетической пилюли превращает свою заботу о людях в выгодное предприятие.
Даже столичная содержанка Яна в Ельце была, видимо, до поры до времени просто красивой девочкой.
И вновь совершенно отдельной, не типичной для «Кабалы» цельной фигурой оказывается православная баба Нина, деревенская целительница, немногословная, простая душа. Она появляется на страницах повествования на короткое время, немощная, но по воспоминаниям Кати хлопотливая и заботливая, и почти тут же умирает. Но говорит перед тем очень важные для сюжета и пафоса книги слова: «Такое случается. В человеке вдруг просыпается ангел или зверь. Либо он впадает в полную отрешенность. Это может быть после серьезной травмы или тяжелой болезни».
По существу, баба Нина – единственный положительный образ «Кабалы», безо всяких оговорок. В нем не найти до поры скрытой духовной амбивалентности, к которой приучили советского читателя городские писатели семидесятых-восьмидесятых годов прошлого столетия. Тогда такая раздвоенность носила вполне «травоядный» характер. В последние двадцать лет в ней появилось что-то от жестоких мистических телевизионных сериалов: днем – симпатичный человек, ночью – кровавый и беспощадный оборотень.
Так и в «Кабале», которая раздвоена принципиально. В книге двойной смысл у всякого тезиса. С одной стороны – перед нами справедливый пафос, с другой – отсвет риторики, которой может воспользоваться любой негодяй. Для торгашеского общества, в котором обретается ныне русский человек, это привычно. Ведь герой с принципами, своего рода д*Артаньян, был в почете вчера, сегодня настала пора галантерейщика Бонасье – он меняет местами товар на прилавке, шелестит ценниками, гнет спину перед вельможей и кричит на простолюдина. Поистине, духовно-плебейское время на дворе.
Такую видимую стертость принципа и демонстрирует автор этой жестоко насмешливой и печальной книги, в которой есть что-то от сверхзадачи «Мертвых душ». Гоголевская искренность и лиризм здесь не найдут себе места – только смех на виду у чиновной толпы, только скрежет зубовный и плач наедине с самим собой.
Деформация мира отражена уже в фамилиях главных героев:
дикая смесь Петра Верховенского и Парфена Рогожина – Парфенчиков;
помутнение рассудка – Помешкин;
адский план – Кошмаров;
бедность/покорность, захотевшие стать богатством/силой – Лоскуткина;
западная серебряная монета, перечеканенная в России – Ефимкин;
торговая хваткость – Разживин;
черное и худое (злое) – спецназовец Чернохуд;
мошенник и проходимец – Картузов.
Есть еще «это самое» – маковое зелье, «Эта Партия» – странный государственно-идеологический институт, сросшийся с бюрократией, коррупцией и криминалитетом.
Множество на редкость точных и узнаваемых карикатурных картинок российской реальности содержится в «Кабале». Благодаря заявленному в начале книги приему волшебно-опиумной иллюзии они могут с легкостью сменять одна другую. И вот здесь уместно определиться с жанром произведения Александра Потемкина.
Как уже сказано, речевые приметы персонажей книги нарочито отодвинуты автором от реальной устной речи, когда языковая окраска характеризует персонажа едва ли не больше, чем хромота, лысая голова или четырехпалая ладонь. Для рассказа, повести, романа, т.е. для канонической прозы это провальный недостаток. Иное дело смешанный жанр, поэма в прозе – будь то классические «Мертвые души» или авангардные, «Москва-Петушки», где все непривычно для читателя. Перемещения в пространстве и времени – невероятно легки, удивительные случайности – вполне естественны, логика поступков – не поддается разумному объяснению. Однако в «Кабале» практически нет лиризма в чистом виде, когда он сердечен, а не театрален – с подачей в публику и небольшой фигой в кармане. Как раз имитации лиризма в книге хоть отбавляй, и подобное многословие, по сути, является его художественной дискредитацией. Потому-то «Кабала» – не «слезная книга», что вполне подходит к очертаниям поэм Гоголя и Вен. Ерофеева. Это книга воспаленная и сухая, от нее веет адским жаром, ее задача – не сопереживание, а мобилизация духа.
Примечательно, что ерофеевская поэма кажется предшественницей «Кабалы»: наркотические фантазии Парфенчикова, поездка из столицы в сибирский городок Кан, профессор Кошмаров, даже заключительное авторское замечания о том, что текст книги написан в поезде «Москва – Пекин»… Тут есть отчетливо отраженные штрихи истории о путешествии легендарного Венички, странном и страшном путешествии длиною в жизнь. Прежде всего, такая близость обнаруживается в славословиях Петра Петровича маковому дурману. Но если авторский лиризм делал фигуру Вени невероятно обаятельной и страдательной, то Парфенчиков в своих монологах о наркотическом расширении сознания мало симпатичен и, скорее, маниакален, чем жертвенен. И самое главное: он невероятно многословен, и меры его «маковым» признаниям нет. Парфенчиковское речевое половодье является, пожалуй, самым уязвимым местом «Кабалы». Откровения, поданные с вывертом, перспектива, показанная в кривом зеркале, повторяются в книге не раз и не два, и эта гротескная портретная черта теряет краски, пространные высказывания героя кажутся неразборчивым бормотанием, когда отдельные слова уже, практически, не важны.
Впрочем, рассуждения Помешкина и Парфенчикова о Христе и небесном совершенстве также тягостны в силу своей невероятно произвольной логики. Их протяженность и регулярность довольно утомительны. Потому-то мыслительный пассаж Парфенчикова о божественном происхождении макового цветка не ярок и не убедителен в качестве характеристики героя. Куда как мало книжного пространства отведено автором для бабы Нины, однако образ ее мгновенно отпечатывается в памяти читателя.
Вспомним, чем завершаются истории каждого из персонажей «Кабалы».
Парфенчиков и Помешкин, полностью оторвавшись от реального мира, заживо сгорают в сумасшедшем доме.
Разживина изувечили и оскопили.
Ефимкина ограбили в столице тамошние проходимцы, и он возвращается в Кан потерянным человеком.
Лоскуткина душевно преобразилась при помощи генетической пилюли и превратилась в деловую женщину с железными нервами.
Баба Нина умерла, как и жила – скромно, с заботой о людях, не желая быть никому в тягость, в надежде на то, что ее целительное умение пригодится на том свете.
Старая знахарка – простодушный и твердый характером деревенский человек, ее вера совсем не каноническая, но проникнутая нравственным началом и по небесным меркам, и по земным. Она не делает различия между тем светом и этим, только тихо перемещается из здешней юдоли в заветные пределы.
Можно заметить, что традиционный русский человек, живущий на земле, в ее лице умирает. В мире остаются только нехристи, уроды и недоумки, политические тараканы и криминальные клопы. Но ведь и они очень скоро заканчивают счеты с жизнью и уходят в ее глубину навсегда. Так в чем же перспектива русской земли? На этот вопрос «Кабала» ответа не дает.
Книга Александра Потемкина прочертила пограничную линию, за которой – неизвестность: то ли бездна безвозвратного падения, то ли возрастание в духе, потому что всякое иное преодоление тягот – ложно. Образ перепрограммированной Кати Лоскуткиной не оставляет нам никаких сомнений на сей счет.
Давно известно пророчество одного из русских святых: когда Россию, кажется, уже ничто не спасет от гибели, заступничество Пресвятой Богородицы удержит ее на краю пропасти и возродит по милости Божьей. Только необходимо покаяться в тяжких прегрешениях – каждому за себя и за всех, нынешних и вчерашних. Не так давно казалось, что речь идет о советском прошлом и атеистическом настоящем. Но на деле давнее кровопролитие породило новую кровь и ожесточение, ненависть и бессердечие.
В «Кабале» Александра Потемкина нарастание греха как будто доведено до предела, далее – только излом и распад. Автор рисует мир, у которого нет будущего, потому что ложь очернила правду и соединилась с ней, слова потеряли свой главный смысл и поблекли, жизнь подрубила собственные корни и стала стремительно усыхать.
В 1921 году в журнале «Русское обозрение» в Харбине были опубликованы небольшие мемуары участника Ледяного похода в Сибири капитана К. По существу, для нас сегодняшних – это записки неизвестного. Прошедший сквозь смерть и предательство, отчаяние и безысходность, оторванный от родного дома и утративший семью, он писал:
«… сгинут злобные мрачные тени жуткой беспросветной ночи… Только бы ночь пережить… А утро будет…»
«Кабала» – игровой роман, в котором «беспросветная ночь» сгущается до почти осязаемой плотности. И невозможно понять, который час пробил на наших часах. Но важно знать: время пока еще не остановилось…
Вячеслав Лютый
Комментарии:
10-04-02 10:51 Сергей Иванович
К сожалению, не пока не читал «Кабалу» Александра Потёмкина. Но статья Вячеслава Лютого «Время ещё не остановилось» мне понравилась. Само название внушает оптимизм. Действительно, как видно из текста, герои «Кабалы» ярко списаны с самой жизни. Таких парфёнчиковых, помешкиных, кошмаровых и лоскуткиных сегодня среди нас — тысячи. Согласен с Лютым — сегодня на прилавках развалов и книжных магазинов не найти нормальной литературы, а хорошей сатиры — особенно. Вячеслав Лютый пишет: «Признаемся: сегодня Россию губит русское предательство, а совсем не самость малых народов, не жидомасонство и план Даллеса, не коррупция и изношенность производственных фондов…» Полностью согласен — Россию губит в первую очередь предательство. А потом уже идёт и всё остальное… Ответить
10-04-02 16:18 Елена Михайловна
С творчеством Александра Потёмкина я не знакома. Но, прочитав статью Вячеслава Лютого, сразу же захотела купить «Кабалу» в свою домашнюю библиотеку. Из размышлений автора статьи вытекает, что роман интересный. Мне очень нравятся сатирические вещи, из русских классиков — Салтыков-Щедрин. Ответить
11-11-08 08:20 Brandy
Very true! Makes a change to see soeomne spell it out like that. 🙂 Ответить