Я давно призывала Андрея Рудалёва начать некий «диалог поколений», если, конечно, они, кому уже сильно за тридцать ( и всё ближе к сорока годам), способны «держать удар». И вот Андрей делает некий зачин. Если готовы слышать – слушайте.
Наверное, это естественно, ощущать некие границы, которые принято называть «границами поколения». Наверное, можно увидеть некие типы эпохи, вбирающие в себя, как зрачок вбирает мир, тех или иных наиболее ярких (или наиболее тусклых) представителей поколения. Поколение 90-х, например, называли одновременно «поколением секса» и «поколением кекса», подчеркивая сосуществование инфантильности и разбойно-эпатажной раскованности {этакую жизнь «в полпижамы», когда одну половину пижамы (верхнюю) носит одна «юная леди», а вторую (нижнюю) – другая}. Молодость – это не «эпитет», но она может быть и «приятной», и «неприятной». Я вообще не вижу тут проблемы. Хотите повзрослеть – взрослейте! Я лично, ни Рудалева, ни Сенчина не считаю «молодыми» писателями, с которых, вроде как, и спрос не всерьез. Принижать вас никто, кажется, «не принижал» (да и вообще, если ты самостоятельная суверенная личность, обладающая самодержавным умом, – как и кто может тебя «понижать в настоящем»?! Не понимаю.)
«Молодые как загон» — это, господа и вовсе удивительно! «Загон» – слово, которое все-таки свидетельствует о некой изоляции. Я считаю (и считала прежде), что с «молодыми» у нас так много и так давно «носятся» (пестуют, опекают, дают дорогу, создают условия, вывозят туда-сюда, водят в Кремль), что можно и потерпеть «отеческое похлопывание по плечу» (непонятно, отчего оно так не нравится «немолодому» критику Рудалёву?). Вы уж тут решите – или принимать дары от «старших» (что вы, согласитесь, дружно делали и делаете), или уж решительно откажитесь от отеческих «похлопываний» и «трепки за щечку» — будьте полностью самостоятельны и везите воз своей проходящей молодости тоже самостоятельно. Мне кажется, все эти скрытые и затаенные «обиды» (когда «мерещится» что-то «оценочное») возникают в результате неких психологических ножниц, характерных для поколения, от лица которого пишет А.Рудалев Логика, на мой, взгляд, такова: «Вот вы, старшие, говорили, что мы талантливы, что мы такие и сякие распрекрасные», но отчего же вы остановились в своем «отдавании нам» – отдавании нам своих постов, своих мест? Отчего замедлилось так «наше продвижение» из молодых в зрелые?
Так возникает первая «ловушка» – амбиции, часто воспитанные и подогреваемые теми же «взрослыми» (типа Вл. Бондаренко), не соответствуют личностному и профессиональному статусу. Хочется больше, чем можешь (речь идет, конечно, о «большом», качественном, творческом счете, при котором, прости Андрей, начинать статью с утверждения о «возрастном признаке» как «надуманном и во многом метафоричном» (??) попросту нельзя.) Да, нельзя. Потому как неграмотно, и смысла не содержит данное утверждение (возраст – вполне ощутим и реален, а если он «метафора» — то, поясни, метафора чего?). Лично я, так много печатающая и читающая тексты молодых (и уже не молодых) могу сказать со всей ответственностью: меня не устраивает в ваших текстах «легкость в мыслях необыкновенная», отсутствие стилистической отделки и желания добиваться стройной, ясной композиционности, структурной выверенности, языковой точности. Ваше поколение, быть может вынужденное жить всё свое лучшее время литературной поденщиной, многописанием («чтобы помнили»); живущее в условиях рыночной небрежности и нахрапистости, мне, честно сказать, часто искренне жаль. Наша молодость была и более счастливой, и более личностно независимой (я начала печататься уже в перестройку). Но с нами никто так и не возился. Я ни РАЗУ не была ни на каком совещании молодых писателей; мне никакой союз, никакая государственная структура не дали НИ КОПЕЙКИ на издание книг моей литературной критики; меня НИ РАЗУ никто не вывозил на ярмарки, фестивали (во времена молодости), а единственная большая поездка на пленум СП в г. Орел произвела такое печальное впечатление своей не литературностью (и «разговором не по существу», как мне тогда казалось), что я больше на пленумы никуда не выезжала. (Запомнилось только, что все, выходящие на трибуну, считали своим долгом «обсудить» пощечину Петра Палиевского, запечатленную на лице Вл.Бондаренко за некие пассажи его статьи, сочтенные Палиевским оскорбительными). В общем, тем, кому сегодня за тридцать, хочу сказать ясно и определенно: нам, кому пятьдесят или даже более того, никто ничего никогда «не раздавал» и не дарил, если, конечно, ты сохранял достоинство и не хвалил, согнувшись низко, литературное начальство (об этих, «ласковых телятах, что двух маток, сосут» в нашем поколении я мало знаю).
Посмотрите, дорогие и более моложавые коллеги вокруг и вы увидите, что пятидесятилетние, которым надо было бы уже и со своих «высоких мест» уходить (если по совести), уйти никак не могут (и вам уступить тоже не могут), потому как они эти места попросту не занимали, не занимают и уже вряд ли займут. Моё поколение писателей-мужиков (и критиков этого же пола) или ушло служить на «доходные места», расположенные вне области литературы и культуры, или бросилось на заработки так рьяно, что дым коромыслом (правда, некоторым кажется, что это «ладан», так как они пишут правильные книги о праведной жизни. Но, как говорится, Бог им судья).
Я не любила и не люблю ни поколенческого высокомерия, ни поколенческого хамства. Я тоже читала интервью с Бутовым о премии, лишенное, на мой взгляд, логики, но сильно при этом «смазанное» возрастным самодовольством (есть ведь даже и такая вещь, как «старческое кокетство», — но это я, конечно, не о Бутове). Увы, но и невежливое, неблагодарное отношение со стороны тех, кто моложе, — тоже дело нередкое. Я могу сказать точно – я не раз испытала простейшее потребительское к себе отношение («сделайте нам красиво, потому что мы молодые», а мы и спасибо вам не скажем, «оказывая честь» нас печатать, читать, о нас писать). И еще, мне кажется, разница в том, что мы испытывали к старшим искренний интерес (ведь они жили ДО НАС! Ведь они – живые носители того, к чему мы имеем возможность вот так, непосредственно, через них, прикоснуться!) Эти отношения я уже называла отношениями роста: они, старшие, были теми для нас, кто в нас вызывал желание расти, умнеть, быть профессионалами и умножать свои дары-таланты. Я, конечно, говорю о лучших-старших. Для меня это навсегда – Николай Петрович Ильин (философ, моя глубочайшая любовь), Валентин Распутин, Леонид Бородин, Виктор Лихоносов, Василий Белов (немного удалось пообщаться и с Астафьевым). Общение с ними было (и отчасти есть) драгоценно. Наше самоопределение строилось не внутри себя (своего поколения), как это происходит у нынешних активных немолодых-молодых (группа «неореалистов», группа «7.0» «попуган» и т.д.), но внутри себя-личности, и «внутри себя-я» по отношению к другим (писателям старшим, русской литературе, философии и т.д.) . А вот упоительное личное общение (и умное, и веселое, и серьезное, и феерическое) у меня случается с Александром Потёмкиным – человеком, абсолютно чуждым зависти и зависимости, умеющим слушать и смело (с русской прямотой) высказывать то, что думает; умеющим ценить теплоту и порядок (с немецкой верностью) в дружбе.
….Но, я вполне понимаю их, нынешних взрослеющих: сегодня в нашей стране больше не работает ни «социальный лифт», когда за таланты и личные трудовые способности человек возносится вверх: ни «профессиональный лифт», когда ты, по мере взросления и чувствуя в себе самостоятельную силу, можешь, например, открыть свой журнал, стать главным редактором, президентом, председателем чего-либо профессионально-значимого. Уж как поиздевались наши литераторы всех мастей над советской очередью – а нынче, глядишь, им и самим пришлось стать в унизительную очередь на премию… жить-то надо, да и ту же самую колбасу (пусть и сортом похуже, да ценой повыше) для поддержания способности к письму покупать тоже надо. Какой выход? Мой, личный был такой: не участвовать в раздаче премиальных слонов и бесплатного сыра (я получила давно за 25 лет писательской жизни одну литературную денежную премии, но горжусь тем, что она имени братьев Киреевских). Не разжигать в себе похоть очей (какая большая сумма!) и желаний (быть на виду с помощью премии).
Не знаю, можно ли относиться к премиальным гонкам как к азартной игре… Проиграл, да и черт с ним… зато кайф получил, да гормоны взыграли.
Я в своем ЖЖ призвала всех (после статьи Бориса Евсеева) устроить бойкот премиям, чтобы пустить литературную жизнь по иным основаниям.
В общем, я за весьма дружеские, но и чуть старомодно-церемонные отношения между поколениями. Я не вижу со своей стороны ни проблемы «отцов и детей», ни таких катастрофических конфликтов, которые бы не позволяли слышать, слушать, понимать.
Все были молодыми. Все будем старыми. Все умрем. И молодость может быть в тягость, — и старость в радость…
Все пройдет. И это пройдет.
С уважением, Капитолина Кокшенева