Бесконечное течение жизни, природный круговорот, смена времён года – всё подчинено неизбежности, некой закономерности, которую не дано понять человеку. Всё и переживается как неизбежность – так, как заготовлено, без лишних вопросов, по тому же природному календарю, отмеряющему каждому событию свой срок, своё время – от рождения до смерти.
Здесь даже ветер зовут по имени, для каждого речного поворота, озёрной глади, проблеска солнца в тучах или придорожного куста есть слово. Всё сочно, обильно, с перехватом. Здесь говорят поговорками да прибаутками, тем и спасая себя от жизненных тягот и неурядиц, словно отбиваясь от невзгод, как бы задабривая лихо, не упускающее возможности показать свою власть. В рассказе «Купель» мать поругивает сынишку-мальца: «Тебе отец чо говорил: ежли утонешь, то лучше домой не приходи…» А в байкальской сказке «Дураки» многозначно объявляется некий Аверьян Воронофф, бывший кедропадьский чекист, начальник-благотворитель, ныне американский подданный, прибывший к аборигенам-сельчанам, чтобы научить их, как надо жить по-новому. В той же «Купели» главным действующим лицом оказывается Дед Хап, в сто три года уплывший на последнюю в своей жизни рыбалку. «Господи, прости» – символическая история встречи Лёни Русака с лешими, водяными и прочей болотной нежитью.
Перед читателем предстаёт широкий срез наивного народного сознания, в котором есть место рядом, в соседстве, и православным обрядам, и советским праздникам, соединяемым вместе в какое-то ушедшее хорошее время, когда можно было жить, не то что сейчас, когда рушится весь привычный уклад жизни и безвозвратно теряется опора. На то, прежнее время, время советское, отодвигаемое годами новой российской действительности всё дальше для воспоминаний, и ссылаются герои Байбородина, потерявшие многое, но не самих себя. Для них в новом времени больше неустроенности, чем порядка. Они живут с верой в справедливость и в свою землю, краше которой нет нигде на свете.
Бесконечное течение жизни, природный круговорот, смена времён года – всё подчинено неизбежности, некой закономерности, которую не дано понять человеку. Всё и переживается как неизбежность – так, как заготовлено, без лишних вопросов, по тому же природному календарю, отмеряющему каждому событию свой срок, своё время – от рождения до смерти. Тянется росток из-под земли, распускаются цветы, желтеют и опадают листья с деревьев, – жизнь человека подчинена тому же ритму, тем же правилам, и ничего он в ней не может изменить.
Как бы там ни было, но речь идёт об удобстве жизни, которая тебя кормит своим естественным ходом, жизни, что рядом, когда каждая тропка в тайге тебе понятна и знакома, и ты тайге не чужой, не пришлый незнакомец.
И эта жизнь переживается в подробностях, иначе нет в ней подлинности.
В рассказе «Купель» мы читаем: «Исподволь утешает и греет верная надежда, что минет вьюжная зима и по теплу опять народится клейкий младенческий лист, потом окрепнет и заиграет, засверкает под солнышком. Так же исподволь, в полноте неосознанно чуется, что и человек весь не помирает, не оставляет насовсем юдоль земную, а будто нарождается и вечно продолжается во внуках и в правнуках. Но ежели покинувший землю и не приживается в грядущей родове, то хотя бы душа его упокоенная витает подле живых и, может, в лунных снах и солнечных видениях, в поклонных поминаниях наставляет родичей на ладную жизнь».
Прозу Анатолия Байбородина отличает богатство языка. Тут слово «проза» даже и не годится, это своего рода песня, замешанная на крепкой сибирской сказовой основе, она больше печальная, «наше счастье – дождь и ненастье», с невысказанной грустью, и даже если мелькнёт в ней что-то весёлое, с озорством, то выйдет это с щемящей какой-то тоской, с протяжным вздохом, обращённым в прошлое, ушедшее. Писатель и сохраняет своим творчеством это ушедшее, оберегает его словом.
Это старообрядческий уклад, то, что прячется в тайгу, уходит в неё с корнями, там и хоронится от мирских потрясений. И даже если местные жители задумают вдруг перебраться в город, к той самой новой наступающей на них жизни, то они в ней не уживаются, может быть, ещё и потому, что не очень стараются подладиться под неё, а потому возвращаются обратно в деревню.
Да, это богатство, которое вдруг сваливается на читателя словно ниоткуда. Казалось бы, уже понятно, как складывать речь, если хочешь о чём-то поведать, установлен определённый набор слов, а тут тебе: «В белёсом предночном небе, над вороньим крылом меркнущей берёзовой гривы запалилась желтоватая робкая звезда, и корявый пойменный лес, с половодья опутанный тиной и сивой травой, молитвенно притих, млело и бездумно глядя в наплывающую ночь». И дальше: «Когда прибрежный ивняк и черёмушник дремотно смеживал темнеющие веки, Лёня Русак уже избродил полреки, скользя на замшелых зелёных валунах, продираясь сквозь тальник и смородишник; обудил все чаровные омуты, ревучие перекаты и не узрел даже гальяньего хвоста».
Так вдруг сразу под ноги свалилось такое богатство, словно на поляну высыпали разом и камней самоцветных, и прошлогоднюю листву, и ягод разных, и ещё много чего… Иной раз и споткнуться приходится, зацепившись за корягу, и кажется, что сам Анатолий Байбородин уже удивляется, как это много всего разом я рассыпал, как это я так чрезмерно расходую эти залежи! Другой писатель два-три слова приметных использовал бы только в одном рассказе, а байбородинских слов из двух-трёх предложений ему бы на целых десять рассказов хватило. Но не таков писатель из Иркутска: он словно ковшом глубоко вгрызается в землю, берёт из неё много, с верхом, а потом сердечно делится своей добычей с читателем.
Виктор Никитин, г.Воронеж
Комментарии:
10-03-30 19:08 Михаил Потапович
Красивая статья, очень поэтичная. Захватывает яркими, сочными, философскими цитатами из текстов Байбородина. Сразу становится ясно, чем живёт и о чём пишет сибиряк. А живёт он любовью к родной земле, её тяготами и красотой, почитанием своих предков и сородичей. Мне вдруг вспомнилась одна из моих первых командировок в Ивановскую область лет десять назад. До сих пор не могу забыть слова сельского учителя рисования по фамилии Журавлёв, больно резанувшие тогда по сердцу. «Жизнь какая-то не русская стала,» — печально вымолвил он, и мы долго потом не могли продолжить беседу. Тот сельский учитель имел в виду город с его дикими нравами и агрессией, с кирпичными и железнобетонными домами-скворечниками, где так тесно и сыро порой бывает широкой и тёплой русской душе… Ответить
10-04-01 13:49 Василий
Творчество Байбородина уводит читателя к истокам и корням русского народа. И это не удивительно, ведь писатель вырос на прекрасной земле среди простых, добрых и щедрых людей, привыкших к труду, почитающих предков, их вековые традиции и культуру. У одного из современных поэтов, к сожалению призабыл его фамилию, есть такие строки, которые как мне кажется звучат в унисон с творчеством Байбородина: Наши пращуры знали о главном — Человеку нельзя без корней. Слава предкам моим православным, Сильным духом от звёздных огней! Слава предкам моим: скотоводам, Кузнецам, бондарям, гончарам, Тем, что жили в ладу с небосводом И природный не рушили храм! Ответить