«Своим чередом» – очень точное название для книги. Да, оно «тихое», неброское, некоммерческое, но в полной мере отражающее блуждания и страдания России, русских людей в жерновах прошлого века.
Не знаю, так ли закалялась сталь, но что-то схожее с этим есть. Сломан прежний мир, прежние устои, по десятку раз зачищена и выкорчевана территория. Как отметили бы в достопамятные времена: в муках рождается новый мир. И действительно, у Прокопьевой представлен новый вариант современной космогонии. Заброшены прежние насиженные места, ветшают старые радостные избы, на новых необжитых территориях строятся заводы, города, выводятся новые породы голубей, новые сорта диковинных огурцов и, конечно, куётся новый человек. Всё новое. Практически как в «Интернационале» поётся про разрушение прежнего «мира насилья» до основания с твёрдой уверенностью, что «мы наш, мы новый мир построим». Старые ризы прежнего мира срываются крайне болезненно, как колокола с церквей. Людские судьбы-жизни – что пожухлая листва с дерева осыпается порывами жестокого ветра перемен.
Только для чего всё это? Или, как вопрошала Катерина в заточении: «Кто этот человек, насаждающий тюрьмы с цветущей жестокостью, кто?» Кто этот «садовод», селекционер, силящийся либо вывести новое, либо погубить всё на корню?
«Своим чередом» – эпическая притчево-реалистическая история народа, особого, избранного, племени гигантов, героев духа, которая начинается с явления их вождя – Нила Краюхина: «И остался Нил в Истошном». Он то собиратель и хранитель «артели Краюхина», потом – руководитель строительства в самые суровые военные годы. Символично, вот только Нил не является тем архитектором нового, он ведом обстоятельствами, указаниями высшей воли и почти лишён своей, но только поступки свои сообразует «по совести».
Роман – современный мартирий, сказание о житии и страданиях мучеников, идущих по лестнице своих подвижнических трудов: Истошное – Бедяево – Гигант; коллективизация – индустриализация – Великая война; раскулачивание – голод, холод – репрессии и смерть, смерть…
Всё в этом мире происходит своим чередом. Одни напасти сменяются другими, вслед за одними испытаниями возникают новые. Черёд – это крест, который несут простые и в то же время безмерно талантливые люди, из когорты тех праведников, которыми спасётся мир. Серен Кьеркегор как-то высказал мысль: «Быть любимым Богом – это быть обречённым на страдания». Здесь эта формула доказывается каждой страницей, каждой человеческой судьбой.
«Своим чередом» – очень точное название для книги. Да, оно «тихое», неброское, некоммерческое, но в полной мере отражающее блуждания и страдания России, русских людей в жерновах прошлого века. В этой книге-жизни было всё: и большое счастье, и озеро слёз, и горе горькое. Была красота, надрывный труд, рождение и смерть.
Раскулачили, потом высадили с поезда в дикую тайгу, до ближайшей станции пятьдесят километров. Бросили, назначив Нила Краюхина старшим и с напутствием ему: «Побереги народ». Как мог исполнял этот завет Нил всю жизнь. Уже потом, в Гиганте, когда в войну принимали эвакуированных и в одном из ящиков среди соломы нашли изголодавшихся мальчика и девочку, Нил взмолился: «Что заводы и города! Их можно построить. Но никто и никогда не построит вновь такого шкета <…> Выживи, парень, выживи! Очень мне надо, чтобы ты выжил…»
Новый принцип жизни в диком лесу после исхода из Истошного обозначил Калина: «У нас теперя – коммуна. Коммуной продержаться легче. Продержимся. Выдюжим». Люди сплотились в единый полк, странствующий сорок лет по пустыне и ведомый современным Моисеем – Нилом. Новые правители усомнились в верности этого народа, превратили их в рабов, затем стали буквально убивать, выхватывая их из жизни и пряча за колючую проволоку. Переживаются хлад и голод и все казни египетские…
Нет этим людям покоя. Чудом выжили, обустроились в Бедяево, пошли жизненные радости, свадьбы, так сразу же потянулись доносы и сигналы к начальству. Приезжая в Гигант, они тешили себя надеждой, что теперь уж точно надолго, «может, нас здесь никто не потревожит больше – оперимся, ребят учить будем». И вроде как худо-бедно оперились, ребята учиться стали, но в покое их никто не оставил. «Чёрные воронки» вырывали их из жизни по ночам…
Краюхинцы – это особое богатырское племя людей. Тот же Гигант вначале встретил артель Краюхина насмешками, выкриками «кулачьё», но постепенно отношение изменилось на уважительное: «Умеют мужики робить».
Чего стоит одна богатырша Харитинья Вострикова, обладающая «великой силой»?!.. Силой не просто физической, но и особым витальным свечением, дающим высокие урожаи и большой приплод: «Погладит корову – та прибавит молока или порадует тройней, насыпет крошек или зёрна курицам – несут по два яйца в день…»
В повествование регулярно прорываются просветы предвосхищения будущего. Оно спешит, торопится, врывается в настоящее книги, привносит дополнительную печать трагизма, указывает на кратковременность и бренность всего. Был человек, что-то мнил о себе, большим начальником являлся, а через пятнадцать лет – кружащийся по «тюремному колодцу» с «серым, испитым лицом». Только разгорелась любовь между Устей и Нилом, а читатель уже знает, что эта молодая героическая лётчица сгорит в небе…
Заброшенное и покинутое людьми Истошное превращается в пустыню, вокруг которой – «травяной и кустарниковый лес». Оторванные его осколки, как Ульяна, будут блуждать по свету в поисках «исчезнувших с земли жителей Истошного» – легендарного мифического места.
Всё кратковременно, так же как и заброшенные дома Истошного, поражённые тленом. Через пятьдесят лет здесь останется только деревенская церковь, притягивающая людей своей красотой.
В самом начале книги старушка Дарья говорит Нилу: «Красоту-то человек не бережёт. Привыкает он, человек-то, к красоте. Замечать перестаёт, где живёт, почему живёт…» Хотя уже после о сорванных с места истошинцах – «народе древнем», – бесконечно гонимых различными ветрами, это сложно сказать. Как раз у них основное переживание – это ощущение временности, бренности всего того, что происходит с ними. Главное обустроиться, сплотясь, морозы переждать, провизией запастись. Именно работа, трудничество, подвижничество, всегда являлась залогом достижения каких-то духовно-нравственных высот. В этом состоит дар, в этом красота этого народа.
Сама «красота» не теряется в книге, она так или иначе проступает на её страницах. К примеру, удивительно по силе описание первой и единственной ночи Нила с Ульяной: «А потом всё померкло, смешалось, понеслось: он ли её целовал, она ли его целовала, он ли её обтирал простынями, она ли его. Падали в бане или в траву. Сон ли это был? Или явь? И кто на кого не мог наглядеться – кто знает? Но к утру, под крики коростелей, они очнулись и поглядели друг на друга, и он, вспомнив свою никчёмную жизнь без неё, зарыдал».
Истошное – это отчаянный стон, крик о помощи, но который не будет услышан. Разве что в незатейливой песне, которая однажды «рвала душу» Нила:
Средь высоких хлебов
затерялося
Небогатое наше село-о,
Горе горькое по свету
шлялося
И на нас невзначай
набрело…
Главой «Горе горькое» и заканчивается книга Прокопьевой…
Три тысячи лет назад, а то и больше, Нил Краюхин являлся владыкой большого народа Нилом Краем Вторым – таково было его видение, явленное во сне. Может быть, отсюда у него удивительные способности располагать к себе людей и делать так, чтоб они его практически беспрекословно слушались. Вот и сейчас он стал опорой для своего народа. Так же и его потерянный сын от первой любви – Ульяны – был для сверстников «защитником», для более старших – добрым советчиком.
Преподобный Максим Исповедник в своих трудах высказал необычайно важное утверждение, что «сущие» «принадлежат скорее друг другу, нежели самим себе». Именно стремлением к этой принадлежности друг другу, отсутствием своекорыстных помыслов, разве что только в минуты слабости наедине с самим собой, и характеризуется Нил Краюхин – центральный персонаж романа, вождь и пастырь для своего народа. Всё это у него доходит до высочайшего уровня жертвенности, самопожертвования, которое, по выражению Фёдора Абрамова, есть «высшее проявление русской красоты».
Нил – мастер, художник, в том смысле, что жизнь – творчество для него, которое есть «кенозис, самоистощение, это жертва, восхождение на Голгофу». Данное определение историка и богослова игумена Иоанна Экономцева очень точно подходит для определения подвижничества героя Прокопьевой.
К сожалению, книга Зои Прокопьевой не займёт место среди современных бестселлеров, не тот формат. Да это ей и не нужно. Она должна быть просто прочитана, но вдумчиво, внимательно. Она достойна этого. Важен факт её переиздания именно сейчас, ведь здесь история тягот и страданий великих и красивых духом людей, которых в наше время практически не осталось. Это настоящий патерик России ХХ века.
Андрей Рудалёв