…Но смерти нет, а водка не берёт.
Душа верна неведомым пределам,
В кольце врагов займёмся русским делом.
А с книжной полки окликает Рим:
— Memento mori – Кожинов Вадим!
Ю.Кузнецов
«Но смерти нет…» …
В русской литературе существовала и продолжает существовать традиция обращения к так называемой «второй» реальности, глубокой и сокровенной, которая, вероятно, более реальна, чем обжитая нами и видимая животным зрением. Два мира проникают друг в друга, и невидимый обогащает своим прикасанием видимый.
Как верно заметил Г.Флоровский в работе «Смысл истории и смысл жизни», внимательный исследователь религиозных и этических исканий не может пройти мимо одного парадоксального факта: чем глубже черты индивидуального, личностного бытия в какой-либо системе, тем больше слияние человека и Бога, тем отчётливее проявляется идея Провидения, Промысла Божия. Личность выступает одновременно и центром и орудием благодати [15.С.206-224].
Вадим Кожинов – исследователь, яркая индивидуальность которого позволяла сказать, как в лучшей ортодоксальной традиции: «Не моя будет воля, но твоя». Этот принцип соблюдался им в подходе к изучению истории, литературы и всего русского духовного бытия. Следуя мыслью за упомянутым уже Г.Флоровским, добавим, что ведущим понятием в мире бытия выступает не миро-ощущение, а миро-понимание, своего рода логический провиденциализм, идея сплошной логичности мира, разумности истории, рациональной прозрачности бытия, целью которого является осуществление определённого строя, водворение определённой формы быта. «Строй», «быт» оказывается единственной ценностью бытия[15].
О таком «строе» рассуждает В.Кожинов, комментируя редчайший памятник древнерусской письменности «Палея толковая, или Книга бытия небеси и земли», где подчёркивает уникальную особенность отечественного мироустройства и обращает внимание на слова В.Вернадского, сказанные в 1927 году: «…История нашего народа представляет удивительные черты, как будто в некоторой степени небывалые (т.е. нигде, кроме России не имевшие места – В.К.) (Выделено мною. – И.Г.). Совершался и совершается огромный духовный рост, духовное творчество, не видные и не осознаваемые ни современниками, ни долгими поколениями спустя. С удивлением, как бы неожиданно для самого народа, они открываются ходом позднего исторического изучения…»[7], – в подтверждение этой мысли В.Кожинов приводит пример древнерусской иконописи и древнерусской литературы, долго ожидавших своего признания.
Об этом же «строе» говорится в одном из интервью, данном газете «Завтра» (сходные тезисы проходят практически через все работы мыслителя), где содержится точная характеристика нашего русского бытия в нынешний период и его отличие от западного, как это было сделано ранее применительно к позапрошлому веку И.Киреевским: «У каждого западного человека есть свои собственные, личностные, эгоистические интересы. И когда эти интересы совпадают, возникает мощное общее движение — по-западному. У русского человека вектор интересов направлен совсем иначе. Ему важнее не осуществление личных интересов, а некий смысл жизни, которому можно подчинить все, в том числе и саму жизнь, то есть он, русский человек, внеположен сам себе, и его отношение к миру в основе своей — сугубо религиозное, соборное» (Выделено мною. – И.Г.)[6].
Кажется, нет нужды повторять, что имя В.Кожинова вызывает ассоциации не только со значительными достижениями современного литературоведения, яркими страницами литературной критики и публицистики, но и, что гораздо более важно, с русским национальным сознанием в литературе, противостоящим социологизму, формализму и структурализму.
О чём бы ни писал, он обращался не к зримой субстанции, а к зримо-духовной, выявлял тонкие идеальные закономерности поэзии, моменты индивидуального бытия, бытия духа, ту самую парадоксальную «внеположность» (поясним, что под словами «дух» и «духовное», как выразительно заметил Н.Лосский, подразумеваются «все те идеальные основы мира, конкретные и отвлечённые, которые служат условием возможности Царства Божия, а также все те не оформленные пространственно процессы, которые не содержат в себе никакой эгоистической исключительности… Это строение Царства Божия необходимо приводить к понятию индивидуального бытия как важнейшего условия и вместе с тем существенного момента совершенства…» (Выделено Н.Лосским)[12.С.276]). Не даром в речи, посвящённой памяти Вадима Кожинова, Станислав Куняев говорил о действии некоего сверхъестественного «магнетизма», о личной духовной привлекательности: «Да, в нём был магнетизм – но не критика, не литературоведа, не историка, который оценит всех нас и расставит по полочкам. Это был инстинкт русского человека какой-то особой породы, которую мы чувствовали, словесно даже не объясняя, не понимая в чём дело. Мы все тянулись к нему»[2]. А что касается признания, то творчество его всегда воспринималось неоднозначно и причиной тому были не только его собственные противоречия или уязвимость некоторых умозаключений и концепций. Памятуя о неслучайности всего сущего, вспомним, что одна из последних статей В.Кожинова «Чем сердце успокоится?», посвящённая Н.Рубцову завершается такими словами: «Мы редко задумываемся над тем, что судьба страны в конечном счёте воплощается и в судьбе отдельных её сыновей, — особенно если это творческие натуры, живущие не хлебом единым…»[5] — продолжать нет смысла, ибо главное уже сказано. Хотя предназначались слова не их автору, а поэту Николаю Рубцову, сбылись они, целиком и полностью прикипев к судьбе самого Вадима Кожинова.
Перелистывая свежие страницы — бумажные и виртуальные — по общему настрою очень остро чувствуешь, что с Вадимом Кожиновым поступили так же, как с российской экономикой американские экономисты. Приведём дословное, ставшее очень популярным высказывание, одного из них – Джеффри Сакса: «Мы начали проводить реформы в России, положили больного на стол и вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия»[8]. Пожалуй, трудно сказать более точно — к трудам Вадима Кожинова применяется такое же вскрытие, только не экономистами, а анатомистами – «американцами» современных литературоведения, критики и истории. Таковы работы Б.Усова «Отлуп на книгу Кожинова» [14], М.Архипова «Кожиновские загадки и наши отгадки»[1], К.Кузьминского «Человек партии Кожинова»[11], А.Щуплова «Змей Горыныч российской литературы»[16]. Этот список можно пополнить. Однако обидно, что, набрав в поисковой системе «Вадим Кожинов», сталкиваешься с преобладанием представителей этого литературного гетто, которые даже сумели организовать сайт «АНТИКОЖИНОВ» [14](в лучших традициях классиков марксизма). Русский путь, бытие русского духа размазываются, стираются, уничтожаются.
К.Кузьминский, характеризуя взаимоотношения Н.Рубцова и В.Кожинова, считает творческим критическим методом последнего ложь и фантастику…[11]
Б.Усов в своём «Отлупе..» (!) приблизительно на сорок страниц, долго и обстоятельно показывает, как «недоучившийся учёный XX века», В.Кожинов «извращает действительность, разукрашивает её своей безвкусной мазнёй», «сводит любой сложный и интересный вопрос даже не к препирательству, а к какой-то детской игре в цитатки». В.Кожинов несимпатичен автору ни как историк, ни как мыслитель, ни как мастер слова: «нечто среднее между карбонарием и сельским учителем», «обо всём судит со своего кондачка», «мало того, что Кожинов не достигает в своей борьбе с западничеством никакого успеха, мало того, что он профанирует саму идею евразийства, он …затрудняет действительную борьбу с западничеством, подсовывая …заведомо негодное оружие», «даже во фразеологии у Кожинова нет ни вкуса, ни чувства меры». В заключение автор поднимается до обобщений более широкого плана: «Это они разорили российскую историческую науку и свели научную борьбу к мышиной возне»[14]. Видимо, самого себя Б.Усов причисляет как минимум к авангарду борцов с западничеством, носителям подлинной идеи евразийства, настоящим мастерам в области художественного слова. Только подтверждения тому пока ещё как-то не различаются в этой реальности…
А.Щуплов называет Кожинова в одной статье и «ходячей энциклопедией поэтов России», и «Змеем Горынычем российской литературы», и стукачом, и «критиком Шкуркиным», и «свинофилом», и «Кровавым Валерианычем», и, вслед за С. Чуприниным, «местоблюстителем «неистового Виссариона»»[16]…
М.Архипов пишет, что «за чтение таких сочинений, как книга Кожинова «Загадочные страницы истории», надо выдавать молоко как на вредном производстве»; в «идейных друзей» Кожинова записываются «большевики и их предшественники демократы из Временного правительства», а сам Вадим Кожинов выступает «новым «военкомом» в рядах черносотенцев». К середине своего труда М.Архипов срывается и переходит на улично-базарный тон: «Очнись, просохни, одурел ты, что ли?», «мыслитель «ихнего современника»», «господин-товарищ красный Кожинов», «Эх, Кожинов… Гоголь-моголь…»[1] и т.д.
В статье В. Сердюченко «Литпатриоты. За и против» В.Кожинов, вероятно по уровню занимаемого положения или по другой счастливой случайности не оказывается причисленным к «шизофреническому дну патриотизма, его журнальному аду, масонской сансаре», к «поврежденным главою и бесноватым». Он, наряду с А.Солженицыным, В.Астафьевым, В.Беловым, В.Распутиным, В.Солоухиным, Ст.Куняевым, Л.Бородиным, А.Казинцевым попадает в так называемый «средне-высший» слой, представители которого «при всей качественной и количественной разнокалиберности их дарования … объединены некоторой повышенной заботой о судьбе русского народа, а во-вторых, определенной респектабельностью, «добротностью» писательских биографий и репутаций». Автор ненароком роняет при этом, что, между прочим, как-то Лев Толстой «назвал однажды патриотизм последним убежищем негодяев». Далее рассуждения В.Сердюченко приводят к умозаключению, что названные авторы «есть раскольники рода человеческого, интеллектуальные блудники, вносящие смуту в умы соотечественников.Один из них В.Кожинов», по словам критика, эдакий неудавшийся оппозиционер, занимающийся «литературоведческой гимнастикой, игрой ума, эпатажем ради эпатажа», так и оставшийся «во втором ряду инакомыслящих». Признавая, что на современном этапе «Кожинов пишет о евреях и о патриотизме… пишет хорошо, лучше всех», В.Сердюченко обвиняет Кожинова в заносчивости, саморекламе, в том, что славу свою Кожинов — Сальери в роли Моцарта…, аллегорический образ многих сегодняшних филологов… стяжал почему-то на страницах литжурналов, а не в окопах Приднестровья».
Однако главная болезнь В.Кожинова и всех «литпатриотов», по мнению критика, состоит в «роковом эстетическом недочувствии, заставляющим полагать политический плевел произведения важнее его художественного зерна… Наши новые литпатриоты, пламенно служа русской идее, разменивают на политический пятак то единственное, чем только может Россия гордиться перед человечеством — ее художественную культуру»[13]. Не понятно, какие именно труды Кожинова автор имел в виду, может быть, этот «пятак» — статьи о современной литературе, о представителях «тихой лирики», может быть, книга о Тютчеве? Но грош цена тому, кто не разглядел глубину этического и эстетического погружения в этих работах, видимо, находясь в «роковом эстетическом» обмороке.
В этот перечень можно добавить работу А.Гердт, ещё одной «американки» родом из Харькова, узаконившей свой духовно-географический статус в 1992 году. В 2001 г. уже в Кливленде (штат Огайо) ею была написана статья «Нельзя молиться за Царя-Ирода» [4] в жанре экономически-идеологического памфлета, активно проводящего мысль о России – «слаборазвитой стране третьего мира». Комментировать такой подход будет излишне, ибо ненависть к «отсталому» русскому духу, породившему А.Пушкина и Ф.Достоевского, давно считается хорошим тоном у «американски» настроенной публики.
Практически все названные исследователи используют один и тот же тактический ход: признание В.Кожинова катастрофически недостойным патриотом, недоумком, позорящим ряды своих честных и компетентных собратьев по духу. И всё в этой системе могло бы выглядеть стройно, но возникают вопросы: зачем тогда подобные выпады подкрепляются ссылками на авторитеты классиков, да ещё такого содержания? Почему последние пять абзацев своего «Отлупа» Б.Усов посвящает бездоказательному и эмоциональному выплеску, своего рода лирическому отступлению на тему «пустоты и безмыслия», «невыразимой бестолковщины», «нелепости вселенского масштаба» в книге Кожинова? Да и у остальных авторов практически вся полемика сводится к совершенно «ненаучному» обзывательству. Ответ на эти вопросы, видимо, следует искать далеко за пределами литературоведения, критики и истории.
Как когда-то заметил Д.Галковский «Если бы я не пихал головой в живот какого-нибудь Владимира Сергеевича Соловьёва, не имеющего ко мне никакого отношения, давно бы болтаться мне в пролёте моста. На чём держится мою жизнь? – На оговорке»[3.С.84]. Итак, вместо аргументов и фактов оппоненты Вадима Кожинова пробавляются «пиханиями в живот». Называя его некультурным, отсталым, эстетически неграмотным, они уподобляются Шведской комиссии, не вручившей Нобелевскую премию «варвару», «недостаточно цивилизованному писателю» Льву Толстому или «шовинисту» Ивану Шмелёву.
Сухой академизм никогда не был стихией В.Кожинова, но он был строг к подбору фактов, блестяще образован и совершенно оригинален в продуктивном русле соединения литературы, истории, философии, политики, не гоняясь ни за литераторами, историками и политиками, ни за их титулами, и, как когда-то сам же заметил, «тезис «догнать и перегнать» — это только примитивный пропагандистский штамп. Понятие о «гонке» взято из элементарной ситуации движения на плоскости двух или нескольких «предметов» — ситуации, которая совершенно неприложима к сложнейшему развитию экономики (не говоря уже о человеческом бытии в целом). «Перегнать» в экономике никак нельзя, достичь более значительных успехов можно лишь на ином, собственном пути» [9]. Снова экстраполируя ситуацию экономическую на более узкую, очерченную темой и рамками нашей статьи, ещё раз подчеркнём: такой собственный путь, в отличие от желающих «догнать и перегнать», у Вадима Кожинова был – не просто путь, а русский путь, — яркая, сильная и смелая линия безусловной индивидуальности, бытие которой стало, пользуясь приведённой выше терминологией Г.Флоренского «и центром и орудием благодати».
В логическом противостоянии двух типов «индивидуального бытия» хорошо различимы крайности, возникшие на рубеже XIX – XX столетий, заключающиеся в тоске по так называемой «интимной религиозности» и противостоящему ей личностному духовному росту, устремлённому в высшей своей точке к созерцательному монашеству. Для многих тогда такая дилемма, особенно, когда шла речь о проблеме высоты либо греховности личного творчества, казалась неразрешимой. И появлялись, как выражался И.Ильин, «белибердяевщина», «греховная муза» А.Блока, «бездна антихриста» Д.Мережковского, Вл.Соловьёва и др. А для таких философов как И.Ильин, Г.Флоровский, Н.Страхов не было шокирующим открытием, что путь, пролегающий над ошибками ухода в индивидуализм, располагается в зоне творческого преображения собственного существа, в осознании личной греховности и превращении её в стимул сознательной духовной работы. По этой проторённой, славной дороге шёл Вадим Кожинов.
«Преображение», «превращение», «небывалый» (возвращаясь к тезису В.Вернадского) — такая лексика несомненно вырастает из духовного слоя реальности. Именно в том мире возможно преодоление железных и незыблемых законов материальности, именно из того мира родом философия «чуда» и Кожинов, ощущая близость русского бытия к этому удивительному явлению, неслучайно одну из своих статей назвал «Россия как чудо»[10]. Он и сам был своего рода «чудом» в той области, в которой творил, в области русского духовного бытия.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1.Архипов М. Кожиновские загадки и наши отгадки.
2.«Вадим – необходим!». Материалы с вечера, посвящённого годовщине смерти В.В.Кожинова.
3.Галковский Д. Бесконечный тупик. // Новый мир. – 1992. — № 9.
5.Завещание Вадима Кожинова. Публикация С.Селивановой.
6.Интервью с В.Кожиновым. «Только верить…» // Завтра. – 18.01.2000.
7.Кожинов В. Книга бытия небеси и земли.
8.Кожинов В. Мы не хуже и не лучше Запада. У нас другая анатомия.
9.Кожинов В. Несколько соображений о грядущем пути России.
10.Кожинов В. Россия как чудо.
11.Кузьминский К. Человек партии Кожинова.
12.Лосский Н. Бог и мировое зло. – М., 1994.
13.Сердюченко В. Литпатриоты. За и против.
14.Усов Б. Отлуп на книгу В.Кожинова «История Руси и Русского слова».
15.Флоровский Г. Смысл истории и смысл жизни. // Русские философы (конец XIX – середина XX века): Антология. – М., 1996. – С.197–255.
16.Щуплов А. Змей Горыныч российской литературы.
Ирина Гречаник