Дядька мой великолепно готовил голубей.
И дед моего ближайшего друга, Игоря Каирова, тоже великолепно готовил голубей.
Знаток русской жизни по одной этой кулинарной детали легко догадается, что и мой дядька, и каировский дед были мужчинами с богатым жизненным опытом. Солидный кусок которого приобретался в местах лишения свободы.
Голуби, разумеется, были дикими, дядька так и назвал фирменное блюдо – “дичь”. В детстве всей глубины дядькиной иронии оценить я не мог, да и не видел особой разницы между дикими голубями и домашними.
А домашние тоже у нас водились. Я уже рассказывал: в городе К., на районе под названием Второй участок, наличествовали целых три культурных центра. ДК Строителей с индийскими фильмами и памятником Ленину на высоких каблуках (дизайн обуви напоминал страшно гламурные тогда “армянки”). Общественная баня, которая в детстве казалась мне почему-то пароходом с выдвинутой вперед капитанской рубкой пивного ларька. И – скопление низких строений: не то гаражей (автомобилей, конечно, никаких не было, мотоциклы – редко, чаще мопеды), не то сараев, не то голубятен, а точнее, всего сразу.
Голуби у любителей этого дела водились разнокалиберные и разноцветные, их гоняли, им свистели, ну да быт отечественных голубятников достаточно отражен в литературе и кинематографе. (Скажем, в первом фильме Александра Митты “Друг мой, Колька!”.)
А вообще, большинству обитателей гаражей-сараев было не до голубей. Имелись дела поважнее. Пока матери и жены работали по сменам, мужчины не то чтобы пили и вели беседы, хотя было и то, и другое. Скорее, как индейцы садились в кружок с непроницаемыми лицами, курили, сплевывали и бросали в пространство короткие реплики. Про какого-то “хозяина”. Паролем звучали порядковые номера, где этот хозяин либо “зверь”, либо, напротив, “дает жизни”. В центре компании обязательно находился кто-нибудь строгий, седой и авторитетный, иногда таких бывало и двое-трое, как в хорошем грузинском ресторане.
Так вот, я думал, что дядька мой великолепно готовит тех самых голубей, которым свистят. Но нет, зачем? Думаю, добывал он свою “дичь” на чердаках – охота, как я потом убедился, увлекательная и малозатратная; всего снаряжения – мешок и жменя подсолнечных семечек.
Я любил подолгу жить у родной тетки на Втором участке, даже когда мы с родителями переехали. Особенно в периоды, когда дядька был дома, а не в тюрьме. Еще утром, встававший по лагерной привычке засветло, он объявлял: на ужин будет дичь. И, набегавшись за день, голодный, я смотрел, как тетка зачерпывает из огромного чугунка и щедро накладывает в глубокие тарелки. Почему-то самыми вкусными казались кусочки шкурок в острых пупырышках, но и все остальное – огненный бульон, ржаной хлеб, упругое мясо, хрусткие косточки, молодая картошка, травка всякая, э!..
Ум отъешь, как говорит известный кулинарный авторитет, ныне и. о. главы администрации Саратова, Алексей Прокопенко.
Не сомневаюсь, что у каировского деда получалось не хуже, а может, и праздничней, ибо жили они в частном доме, как раз напротив пивного ларька – капитанской рубки.
Мы с Игорем выросли, сделавшись молодыми негодяями. Спортивные, рок-н-ролльные, наглые, распираемые цитатами из Ильфа-Петрова и Вилли Токарева, мы полагали: если не мир, то родной К. у нас в кармане батников (тоже армянского производства). И знанию этому не мешали ни родители, ни, смешно сказать, перестройка Советской власти.
Мы начинали ухаживать за барышнями. Каиров уже “ходил” с Танечкой М., а я был еще только влюблен в Олечку Я. У нас родилась идея: вывезти девочек на шашлык. На дачу к Игорю. Вспомнив кулинарные таланты наших родственников, мы решили побаловать подружек голубиной дичью.
Это сейчас шашлык привычней яичницы, для лодырей его продают в полуготовности и готовности прямо на улице. А тогда добропорядочные граждане устраивали себе “шашлыки” (с долгим подготовительным циклом) пару раз в лето, а все остальные времена года об этом вспоминали. Дичь же и вовсе свидетельствовала о крутизне парней, требуя от барышень ответной решимости.
Чердаков в К. по-прежнему оставалось много, и мешок мы набили за полчаса. Отскребли с подошв кроссовок голубиный помет (его крепко ценили тогдашние дачники) и на мопеде отвезли “дичь” на место грядущего пира. Она, живая, тревожно колыхалась и шелестела в мешке. Вопрос убийства мы обходили, но и так было понятно, что поваром, а значит, экзекутором, станет Игорь. Во-первых, его дача и мангал, а во-вторых, на мне – доставка барышень и спиртного.
Легко сказать! То были времена горбачево-лигачевского полусухого закона; выпивка для нас являлась не развлечением, но поступком, даже подвигом, когда совершенно непринципиально количество и, тем более, качество.
Впрочем, я легко раздобыл литр самогонки: мутности вполне обыкновенной, но неправдоподобной даже по тем временам вонючести.
А две бутылки сухого я выпросил у родителей – под обещание “больше ничего не пить”. На такси, букеты и мороженое-лимонад средства у меня имелись собственные – накануне записал однокласснице два альбома “Модерн токинг”. С “балкантоновской” пластинки на кассету, пять рублей сторона.
Словом, я не увидел самого главного – процесса. Только результат. Это было сильно: дача, покрытая слоями перьев, как будто дивизия пионеров устроила Куликовскую битву на подушках. А тут еще ветер. Лужицы крови и комочки внутренностей. Кое-чего еще: поскольку голуби даже перед смертью занимались основным своим делом, гуще и обильнее, чем обычно. И вообще, помню ощущение скотобойни и птичьего крематория одновременно.
У девчонок, как им и положено, психика пожиже. Смотрели они на все это недолго, вздернули и зажали носики одновременно. Развернулись и поцокали каблучками в калитку, благо таксист не уехал сразу, а расположился покурить…
Каиров потом объяснял, что промахнулся по хронометражу. А мобильников еще не было. Только на ощипывание одной птицы уходила чертова уйма времени. Сколько на убийство, я из деликатности не спросил.
И хорошо, что они уехали. Не зафиксировали главный наш позорище. Уже первый шампур оглушительно доказал, как бездарно мы промотали кулинарное наследство родственников. Дичь была на вкус как перегретая доска. Даже наши юношеские зубы с трудом оставляли на ней отметины.
…Кое-как прибрались, не зная, что нас, как щенков, и дальше будет сегодня преследовать небесный Гринпис. Пошли в город пешком, и, подобно булгаковской Аннушке, раскокали литровку самогона об рельсу. Оно и сейчас бы не приветствовалось, а тогда… Ну не пить же из осколков?.. Естественно, чуть не подрались. Ругая друг дружку, брели и без вкуса прихлебывали родительское сухое.
Уже в городе небесный Гринпис удалось нейтрализовать. Добрым делом и любовью к ближнему. У закрытого пивного ларька – капитанской рубки, сидел наш знакомец по кличке Ушан, умудрившийся к 16 годам сделаться вполне кондиционным алкоголиком. Он тяжело грустил и здоровался вполголоса. Мы подарили ему обе полбутылки сухого. Редко мне потом доводилось видеть столь красноречивую молчаливую благодарность.
Молодость, по счастью, забывчива: уже назавтра мы большой компанией, с мячом и “мафоном”, отправились на пляж Гремячий, выделывались на турнике под взглядами девчонок (а может, они и не смотрели), ныряли с понтонов всеми известными на Волге способами… А вечером был шекспировский, феерический четвертьфинал чемпионата мира по футболу 1986 года, Бразилия-Франция. У бразильцев – Карека, Зико и Сократес, у французов – Платини, Жиресс, Тигана… Французы выиграли по пенальти, а вообще это был чемпионат, который сделал один человек. Звали его Марадона…
Дядька мне потом объяснил, что голубей, эх, вы, профессора, не жарят, а тушат. Как и любое жесткое мясо. В большом количестве воды и пряностей. А весной и в начале лета – и вовсе голый вассер, жиру еще не нагуляли… Или как с собачатиной. Убить-то псину легко, но мало кто понимает, что надо ее побить хорошенько, кровь по организму распределить, вот тогда и собачатина будет как собачатина, на баранину немного похожа…
Удивительно устроен русский криминальный человек. Нежно, с излияниями, любит всяческую живность, но не останавливается перед тем, чтобы со вкусом пообедать братом своим меньшим. Впрочем, у него масса извиняющих факторов, и вообще морали вы от меня не дождетесь. Не скажу также, что после этого случая я стал убежденным вегетарианцем, отказываюсь от приглашений на охоту, только и делаю, что помогаю приютам бездомных животных (кстати, немного помогал). Но тупые и тихие удары стыда при воспоминаниях ощущаю. Вот как сейчас.
Я понимаю, что мы с Игорем тогда сыграли сцену из очень распространенной человеческой комедии: завышенные представления о себе при заниженном понимании жизни. Как там у Довлатова? “Дешевка под законника канает”…
В Саратове на Горького, между Б. Казачьей и проспектом, еще недавно был ресторан “Корлеоне”. Итальянской кухни. Почему итальянской, а не сицилийской или американской? Ведь легендарная фамилия – первая среди равных в списке пяти семейств Нью-Йорка, а происхождением своим обязана названию деревеньки в сорока километрах от Палермо? Италия (и Сицилия) – это яркое солнце, синее небо и море, а тут – темноватый подвал с красным, как расстрельная стенка, кирпичом.
Впрочем, были там и находки – счет приносили в книгах русских классиков, еще советских годов издания. Конечно, больше подошел бы Уголовный Кодекс, но, может, классиков держали из педагогических соображений? Надо сказать, мафиозных коннотаций в самом ресторане было совсем мало, название существовало как бы отдельно, и со всем этим когнитивным диссонансом можно бы и смириться. Но откуда в итальянской кухне энгельсские макароны, упорно не желающие становиться похожими на спагетти? Или полусырые баклажаны?
Ресторан “Корлеоне” предсказуемо прогорел, и теперь там мексиканский бар Сabo-Wabo. Цирк-то уехал… Девушка моя, как у героя “Криминального чтива”, вегетарианка, и из мяса позволяет себе только морепродукты. В данном случае позволила королевские креветки. Принесли обыкновенные, мелкие – ну, как в летних пивных. Даже, кажется, мельче. Призванная к ответу официантка сначала объяснила, что в меню – опечатка. Потом, отойдя, будто бы к поварам, сообщила, что креветки, хоть и небольшие, на самом деле королевские. По вкусу. Снова Довлатов, ага: “У нас портвейное вино продавалось за рубль четыре. А на вкус как за рубль семьдесят две…”
Когда принесли счет, там, естественно, никаких опечаток не было. Взяли, как за королевские. Но главное – предел архаического жлобства – вписали десять процентов за обслуживание… Туда я больше не ездок, как говорил ресторанный критик Чацкий.
Мне осталось сообщить, что за немыслимое количество лет, прошедшее с того неудавшегося пикника, Игорь Каиров, вернувшись из армии, женился на Танечке М., потом они разошлись, и он женился на Олечке Я., и они тоже разошлись, Ольга уехала жить в Германию, а он снова женился. Дядька мой и каировский дед умерли. Я, слава небесному Гринпису, не видел их мертвыми. Поэтому они в моей памяти, как тогда – седые строгие мужчины, с жилистыми руками и богатым жизненным опытом. Курят без фильтра и обмениваются короткими репликами.
Алексей Колобродов