Потемкин пишет с очевидной оглядкой на Достоевского, это видно невооруженным глазом. Даже в выборе имен для своих персонажей он явно ориентирован на великого писателя. Параллели с Достоевским напрашиваются вольно и невольно.
Литература явилась для Александра Потемкина наиболее интересным и востребованным способом познания тайн бытия, прежде всего человеческого мира, с закоулками его психологии. Именно так — не способом самовыражения (в этом его отличие от других писателей), а способом познания в процессе собственного интеллектуального развития, наращивания и отдачи своего интеллектуального потенциала. В условиях современных массмедиа, когда каждого писателя подстерегает мощная конкурентная среда, писатель поставил своей сознательной задачей сделать свои литературные произведения конкурентоспособными.
И эту задачу, которую можно считать сверхзадачей, он попробовал реализовать, вложив в свои произведения чрезвычайно насыщенную информативность и максимальную энергетику. Держать читателя в постоянном напряжении, чтобы тот не мог оторваться от текста.
Новый роман А.П. Потемкина «Кабала» подтверждает приверженность известного писателя этому принципу. «Сочинение для самого себя» — так с явным эпатажем заявляет автор в подзаголовке своего романа, как бы бросая вызов читателю, который для него, дескать, не нужен.
По жанровым признакам этот роман ближе всего к идеологическому роману, сочетающему в себе черты утопии и антиутопии одновременно, нечто новаторское, в формате ультрасовременном. Утопизм романа в том, что его главные герои так и норовят уйти в виртуальность; панацеей от всех зол, «философским камнем», якорем спасения становится для них наркотик. Антиутопизм романа — в его решительном отрицании самой возможности построения совершенного общества перед лицом глобальных проблем. И не только в России. Писатель обобщает ситуацию в планетарном масштабе. Для нас очевидно, что именно в этом огромный интеллектуальный заряд романа и его предостерегающий, можно сказать профетический, пафос.
* * *
Потемкин пишет с очевидной оглядкой на Достоевского, это видно невооруженным глазом. Даже в выборе имен для своих персонажей он явно ориентирован на великого писателя. Параллели с Достоевским напрашиваются вольно и невольно. Инфернальные явления профессора Кошмарова заставляют вспомнить сцену «кошмара» в «Братьях Карамазовых», а именно беседу черта с Иваном Карамазовым, а также «Бесы», где эта тема начата. Но Потемкин идет дальше Достоевского. Все идейные споры герои романа ведут в трансе опийного опьянения! С первоклассным мастерством, психологически очень убедительно описаны состояния наркотической ломки.
Явный, зачастую нарочитый аллегоризм — излюбленный прием автора, в идейной перекличке его персонажей связь между значением и образом устанавливается по признаку сходства. Мы знаем, что аллегория как троп используется преимущественно в баснях и «моралите» — нравоучительной аллегорической драме, персонажи которой олицетворяют различные человеческие добродетели и пороки. Так и в романе Потемкина. Его персонажи очень контрастны по разности яркостей. Аллегоризм был характерен и для средневекового искусства, и для эпохи Возрождения, позднее нашел свое воплощение в стиле маньеризма, отличающемся нарочитой изощренностью формы. Я бы назвал стиль Потемкина нео-маньеризмом, с некоторыми оговорками.
Композиционно роман состоит из двенадцати обширных глав, которые, вероятно, покажутся читателю слишком велики, чтобы удерживать в поле зрения развитие фабулы. Языковая палитра романа широка и красочна, хотя явно перегружена терминами из различных областей экономики и социологии, науки и техники, истории и теологии, а также жаргоном. Однако благодаря этому автору удается продемонстрировать свою «сногсшибательную» эрудицию, порой просто ошеломляющую читателя. У многих, особенно у литературоведов, это вызовет явное раздражение, но некоторые ценители современных информационных технологий непременно восхитятся.
Главная идея романа — из арсенала евгеники: русскую нацию надо спасать генетически, добавив нам иноземной и иноверной крови в разных пропорциях: немецкой (15%), китайской (10%), еврейской (10%) и грузинской (5%). Такую панацею в условиях глобального (в том числе демографического) кризиса вполне серьезно предлагает нам автор, к стыду и ужасу ревнителей этнической и вероисповедной чистоты. Его цифровые расчеты делают честь экономисту (автор — доктор экономических наук), но весьма уязвимы, на наш взгляд, с точки зрения христианской антропологии.
Христианство зиждется на откровении живого и личного Бога, создавшего человека по Своему образу и подобию. Христианская мысль унаследовала лучшее из античной философии, в которой уже есть проблески Откровения, достаточно вспомнить Сократа с его призывом к самопознанию. Для христианина такое самопознание должно вести к смиренному постижению красоты Первообраза, к нравственному и духовному самосовершенствованию в доброте и мудрости на путях сознательной аскезы. Потемкин об этом, конечно же, знает, он в этом хорошо осведомлен. Гордость писателя, у которого исключительно высокое чувство самодостаточности, мешает ему стяжать евангельскую «нищету духа»; а ведь с писателя, как бы ни был он талантлив, не
снимается ответственность за это знание на последнем суде, ему предстоит держать и другой ответ — за свои дарования…
На фоне современной прозы роман Потемкина отличается своей чрезвычайной актуальностью, своим глубоким, можно сказать, выстраданным правдоискательством. Но обретаем ли мы правду, переживаем ли мы катарсис, читая это, безусловно, яркое произведение?
В своем новом романе Александр Потемкин вновь выступает как новоявленный «провокатор» не только христианства, но и других мировых религий. Провокативность его мышления и сознания очевидна, она индуцирует непредсказуемо острые читательские реакции.
Но если ранее писатель предупреждал нас о надвигающейся антропологической катастрофе, то в новом романе он не только предупреждает, но и заклинает нас против катастрофы демографической и генной, против катастрофы всеобщей и глобальной. Знаем из Писания, что «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем». Будет ли скандальный автор в чести за пределами России? Похоже, что к этому идет. Об этом свидетельствуют
переводы книг Александра Потемкина на европейские языки, успешные издания его книг во Франции и в других странах. Дойдет ли эта волна до скандинавских стран? до Нобелевского комитета? Не пора ли его членам прислушаться к мнению целого ряда выдающихся литературоведов и критиков, отменных знатоков изящной словесности, начиная от профессора славистики Рене Герра. Все они воздают должное Потемкину как самобытному, крупнейшему писателю начала XXI века. Известный литературовед и философ, доктор филологических наук Светлана Семенова охарактеризовала писателя как «удивительно разностороннюю ренессансную личность… с изощренной литературной техникой, заставляющей вспомнить не только Гоголя и Достоевского, но и Кафку, и Михаила Булгакова, и Набокова».
Мне уже приходилось писать о творчестве Потемкина, выражая сожаление, что вектор его идейных исканий смещается в область инфернального… Поиски новой религии, начатые еще в повести «Отрешенный», привели в «Кабале» к провозглашению вожделенной целью религии искусственно вызываемого блаженства в мире виртуальных грез. Но объединить Библию и чернокнижие невозможно. Бог не умер, это вечно живая Реальность! Отправляя читателей
в виртуальный, то есть мнимый, вымороченный мир компьютерных игр и фантомов, к черту на кулички, сам писатель, конечно же, предпочитает жить в мире реальном, полнокровном, богодарованном.
Заемной или закладной кабалой называли в старину на Руси письменное обязательство, по которому холопы брали деньги вперед, обрекая себя на рабскую работу за долги. Разновидностью такой заемной кабалы был так называемый договор с дьяволом. На Руси лица, предающие душу дьяволу, скрепляли текст договора кровью и бросали в омут…
И если юридическим аспектом благодатного и спасительного таинства крещения является договор с Богом, то колдовская губительная инициация подразумевает подписание подобного договора с Сатаной. При широкой трактовке, которой придерживался Блаженный Августин, любое колдовство, всякие гадания, предсказания и заговоры не обходились без договора с дьяволом. В этом инфернальная изнанка слова «кабала».
Но «счастья не закабалишь», как гласит прекрасная русская поговорка! Не закабалить и любовь, высшее проявление счастья, и бессмертную человеческую душу, которая «по природе христианка».
Не оттого ли даже в трагическом финале романа, который потрясает своей фатальной безысходностью, Григорий Потешкин в огне самоубийственного пожара терпеливо ждет «ослепительного, магического перевоплощения»?!
Валентин Никитин, доктор философии
Комментарии:
10-04-02 17:42 Иван
Главная идея романа Потемкина, как пишет доктор философских наук Валентин Никитин, проста — русских надо спасать генетически. Разбавить нашу кровь кровью немецкой, еврейской, китайской и грузинской. Но почему кровью именно этих народов? А почему не африканской или австралийских аборигенов? Или кровью американских индейцев? Вот было бы дело! Мы сразу бы задвигались быстрее. Ускорение нам нужно. Разве забыли7 А если серьезно, то кровь русского народа веками качественно разбавлялась кровью славян — украинцев и белорусов. А теперь они живут в других государствах. Смешиваться стало сложней. Вот и загибается россиянин… Но при случае, обязательно прочитаю роман «Кабала». Затравили душу… Ответить
10-04-06 15:49 Дмитрий Приокский
Интересная статья. Хотелось бы почитать роман Потёмкина. Огорчает то, что он пишет, как заметил Валентин Никитин, с «очевидной оглядкой на Достоевского и даже в выборе имён для своих персонажей явно ориентирован на великого писателя»… Ответить
11-07-11 21:24 Rangle
Why do I bother calling up poelpe when I can just read this! Ответить
13-03-14 21:38 Maria
Got it! Thanks a lot again for helipng me out! Ответить