На дне стакана…

…А что ни го­во­ри, но Ро­ман Сен­чин – вы­да­ю­щий­ся со­вре­мен­ный пи­са­тель уже по­то­му, что его нель­зя тол­ко­вать од­но­знач­но. Его ро­ман «Ел­ты­ше­вы» сер и мра­чен, под стать те­ма­ти­ке и эпо­хе – за это его стер­вят, об­ви­няя в рас­тле­нии, сгу­ще­нии кра­сок, на­зы­вая лже­цом, под­ле­цом и са­мим ас­пи­дом… Но чи­та­ют и бу­дут чи­тать, по­то­му что си­ла сло­ва его мо­гу­ще­ст­вен­на: оно за­хва­ты­ва­ет вни­ма­ние и за­став­ля­ет пе­ре­жи­вать ко­жей всю чу­до­вищ­ность изо­б­ра­жа­е­мо­го…

 Ещё А.П. Че­хов в сво­ём рас­ска­зе «Му­жи­ки» под­нял те­му вы­ми­ра­ния де­рев­ни, за что и был рас­кри­ти­ко­ван Л.Н. Тол­стым – де­с­кать, пи­са­тель дол­жен сво­им чи­та­те­лям на­деж­ду да­вать, а не пре­уве­ли­чи­вать, на­гне­тая со­сто­я­ние дей­ст­ви­тель­но­с­ти. Сен­чин же не счи­та­ет, что его ро­ма­ны «на­гне­те­ние об­ста­нов­ки», но они есть пря­мое опи­са­ние де­рев­ни на­ших дней. Од­на­ко это опи­са­ние тра­гич­но и ду­ше­раз­ди­ра­тель­но, ибо пе­ро пи­са­те­ля об­ла­да­ет по­тря­са­ю­щей спо­соб­но­с­тью за­тя­ги­вать лю­дей в это тош­но­твор­ное, омер­зи­тель­ное бо­ло­то сель­ской жиз­ни, ко­то­рая пред­став­ля­ет­ся нам гла­за­ми ав­то­ра. На про­тя­же­нии все­го ро­ма­на лю­ди гиб­нут, как мош­ки, ко­то­рых при­хло­пы­ва­ют ру­ка­ми, ос­тав­ши­е­ся в жи­вых спи­ва­ют­ся – спир­том, ко­неч­но! – до си­не­вы ко­жи, а не­пью­щие бы­с­т­ро и уве­рен­но мо­раль­но раз­ла­га­ют­ся от од­но­об­раз­ной от­ча­ян­ной жиз­ни. Что же Сен­чин хо­тел ска­зать, со­здав ро­ман без­на­дёж­ных стра­да­ний?

Ге­ро­ев в ро­ма­не нет, ведь «Ел­ты­ше­вы» – ро­ман без ге­роя; в нём слож­но най­ти да­же по­ло­жи­тель­ных пер­со­на­жей. Всё дей­ст­вие ро­ма­на – это по­пыт­ки жу­ков вы­лез­ти из кон­серв­ной бан­ки, в ко­то­рую их по­са­ди­ли, за чем весь­ма лю­бо­пыт­но на­блю­дать и по­ра­жать­ся, на­сколь­ко силь­но ок­ру­жа­ю­щий мир про­тив их «вы­ле­за­ния» и на­сколь­ко тя­же­ло они пе­ре­но­сят не­при­ят­но­с­ти, да­же не мо­гут спра­вить­ся со сво­и­ми чув­ст­ва­ми, не то что вы­лез­ти из за­то­че­ния. Со­бы­тия раз­ви­ва­ют­ся ди­на­мич­но, и каж­дый раз по­яв­ля­ет­ся на­деж­да, что всё-та­ки они вы­бе­рут­ся, но, от­ве­тив на улыб­ку фор­ту­ны, они вновь обес­си­ле­ва­ют, за­ва­ли­ва­ют­ся на кро­вать и гло­та­ют горь­кую, за­бив на даль­ней­шие по­пыт­ки на­чать жить по-че­ло­ве­че­с­ки. В де­рев­не всем жить тя­же­ло, лю­дям не по­мо­га­ет тех­ни­ка, а по­мо­га­ют лишь близ­кие лю­ди да свои соб­ст­вен­ные ру­ки, но Ел­ты­ше­вы не це­нят друг дру­га, ссо­рят­ся, за­ры­ва­ют­ся в свои мир­ки, раз­ры­вая то­нень­кую ду­хов­ную связь, ко­то­рую им по­да­ри­ло со­жи­тель­ст­во в ма­лень­кой ком­нат­ке.

  Се­мья Ел­ты­ше­вых – го­род­ские жи­те­ли, пе­ре­ехав­шие из-за без­вы­ход­ной си­ту­а­ции в де­рев­ню, где жи­вут лишь не­мощ­ные ста­ру­хи да му­жи­ки, бе­га­ю­щие за ко­пей­ки по­ку­пать ре­зи­но­во-жгу­чий спирт, и ни у ко­го про­сто вре­ме­ни не ос­та­ёт­ся на под­ня­тие соб­ст­вен­но­го хо­зяй­ст­ва. Так и уми­ра­ют – не мо­ясь, по­едая лишь вы­ра­щен­ную с го­рем по­по­лам кар­тош­ку.

В этом ме­с­те смер­ти нель­зя жить, но и вы­жи­вать про­бле­ма­тич­но, ибо са­мо ме­с­то ожи­да­ет тво­ей ско­рей­шей ги­бе­ли, тво­е­го па­де­ния на дно. А это на­сто­я­щее дно жиз­ни: здесь есть ещё лю­ди, но уже не че­ло­ве­ки. Это не бом­жи (ка­ко­вы­ми бы­ли ге­рои Горь­ко­го), но эти пер­со­на­жи ку­да урод­ли­вее – свои ду­ши они со­зна­тель­но гу­бят, а жиз­ни на­ме­рен­но про­жи­га­ют. У них всех бы­ла воз­мож­ность жить до­стой­но, имея смысл и ра­до­с­ти жиз­ни, но они вновь и вновь, изо дня в день по­вто­ря­ют са­мый страш­ный грех – са­мо­унич­то­же­ние уны­нь­ем и без­дей­ст­ви­ем. 

Сен­чи­на об­ви­ня­ют в том, что он изо­б­ра­жа­ет де­рев­ню уж че­рес­чур мрач­но, но цен­т­раль­ное ме­с­то в его ро­ма­не за­ни­ма­ет не де­рев­ня, а лю­ди, и имен­но лю­ди по­вин­ны в сво­ём нрав­ст­вен­ном па­де­нии и де­мо­ра­ли­за­ции. Имен­но лю­ди в са­мом на­ча­ле пу­ти опу­с­ка­ют ру­ки и без­дель­ни­ча­ют. В этом и ви­дит­ся ав­то­ру са­мый центр ужа­сов и де­рев­ни, и го­ро­да, ведь го­род­ские жи­те­ли не слиш­ком от­ли­ча­ют­ся от де­ре­вен­ских, раз­ве что день­ги до­бы­ва­ют­ся про­ще, по­то­му и пьют ко­нь­як, а не спирт, од­на­ко жи­вут оди­на­ко­во спу­с­тя ру­ка­ва, за­бы­вая про на­сто­я­щие цен­но­с­ти, спу­с­кая жизнь на ал­ко­голь да пу­с­тые раз­вле­че­ния, – они про­во­ро­ни­ва­ют жизнь, не зная це­ли и же­ла­ния жить, а это же­ла­ние и не­воз­мож­но без се­рь­ёз­но­го ду­хов­но­го стерж­ня, иду­ще­го от се­мьи, меж­ду про­чим, от тра­ди­ций. Что в го­ро­де, что в се­ле лю­ди оди­на­ко­во раз­ла­га­ют­ся от ску­ко­ты и ду­ра­ка­ва­ля­ния, пусть в го­ро­де это смо­т­рит­ся как-то по­при­лич­ней, хо­тя ду­ши всё рав­но вяз­нут в тря­си­не. А по­то­му Сен­чин не раз под­чёр­ки­ва­ет: в сво­ём па­де­нии ви­но­ва­ты са­ми лю­ди, не же­ла­ю­щие дей­ст­во­вать, а во­все не внеш­ние об­сто­я­тель­ст­ва.

 Судь­ба у Ни­ко­лая Ми­хай­ло­ви­ча Ел­ты­ше­ва бы­ла не вы­да­ю­щей­ся, но не раз пред­ла­га­ла ему по­дар­ки, на ко­то­рые он не об­ра­щал вни­ма­ния, каж­дый раз от­не­ки­ва­ясь, не же­лая ло­вить уда­чу за хвост. Отец се­мей­ст­ва ра­бо­тал в вы­трез­ви­те­ле, где в ро­ко­вой день по­сту­пил же­с­то­ко и бес­че­ло­веч­но: за­пу­с­тил в ма­лень­кую ком­на­ту че­тыр­над­цать (!) вы­пив­ших лю­дей – не пья­ниц! не ал­ка­шей! – а при­лич­ных мо­ло­дых лю­дей, ко­то­рые от­ды­ха­ли в клу­бе и пе­ре­бра­ли. Ав­тор очень соч­но и осо­бен­но тош­но­твор­но опи­сы­ва­ет сце­ну, ког­да дверь всё-та­ки от­кры­ли, и из неё вы­рва­лись пе­реч­ный газ и кон­цен­т­ри­ро­ван­ное ам­б­ре, до­вед­шие уз­ни­ков до по­лу­смер­ти. За что ох­ра­ни­тель пра­во­по­ряд­ка и был на­ка­зан уволь­не­ни­ем, но то был шанс стать бли­же к род­ной зем­ле и на­чать дру­гую жизнь. Впос­лед­ст­вии он сам вы­нуж­ден бу­дет по­сто­ян­но на­хо­дить­ся в тес­ной ком­нат­ке, где нель­зя раз­вер­нуть­ся, – как бы то ни бы­ло, сей урок жиз­ни не на­учит его ров­ным счё­том ни­че­му, он толь­ко пить нач­нёт.

Его по­тух­шая же­на-биб­ли­о­те­карь не очень-то пе­ре­жи­ва­ла из-за пе­ре­ез­да, она да­же как-то с го­тов­но­с­тью при­ня­ла свою участь. Эта жен­щи­на все­гда убе­га­ла от про­блем, не стре­ми­лась ни к че­му кон­крет­но­му; она всю жизнь счи­та­ла, что луч­шее не здесь, а где-то там, да­ле­ко.

Их стар­ший сын Ар­тём – это со­вре­мен­ный Об­ло­мов, толь­ко со зна­ком «ми­нус», ведь Илья Иль­ич пре­бы­вал в бла­жен­ном со­сто­я­нии том­но­го меч­та­ния, а этот – се­рый крот, «не­до­де­лан­ный» (так на­зы­ва­ет его ав­тор) с един­ст­вен­ной по­треб­но­с­тью сбе­жать в тёп­лую кро­ват­ку, но не меч­тать… а про­сто спать. Пу­с­тая тра­та че­ло­ве­че­с­кой ду­ши и жиз­ни.

Свя­зу­ю­щим зве­ном меж­ду го­род­ски­ми жи­те­ля­ми и де­ре­вен­ски­ми яв­ля­ет­ся муж­чи­на, по­зи­ци­о­ни­ру­ю­щий се­бя «Юр­кой» – под­хо­дя­щее имеч­ко для дво­ро­во­го обо­рван­ца, а не для от­ца не­сколь­ких де­тей. Он яв­ля­ет­ся со­би­ра­тель­ным об­ра­зом всех де­ре­вен­ский му­жи­ков, ко­то­рые шля­ют­ся по чу­жим до­мам в по­ис­ках вы­пив­ки, при­чём Юр­ка яв­но яв­ля­ет­ся ав­то­ри­тет­ным ли­цом – имен­но он при­во­дит к Ел­ты­ше­ву пред­ста­ви­те­ля спирт­за­во­да. На долж­ность рас­про­ст­ра­ни­те­ля спир­та ме­ти­ли мно­гие, од­на­ко её дер­жа­ли слов­но бы имен­но для Ел­ты­ше­ва – ви­ди­те ли, един­ст­вен­ный при­лич­ный че­ло­век. И вот он – оче­ред­ной шанс за­жить но­вой жиз­нью, са­ма судь­ба пред­ла­га­ет Ел­ты­ше­ву ра­бо­ту (а в де­рев­не её во­об­ще нель­зя най­ти), и в ней нет амо­раль­но­с­ти: ведь вод­ки в де­рев­не нет, лю­ди тех­на­рём тра­вят­ся! Всё-та­ки се­мья не со­гла­ша­лась, ибо стра­да­ла гор­до­с­тью, но ка­кая мо­жет быть гор­дость у не­до­стой­но­го че­ло­ве­ка? Пыль в гла­за! В ито­ге на ра­бо­ту они всё-та­ки со­гла­си­лись, но это уже бы­ло по­сле их «па­де­ния», ко­то­рым, по сло­вам Ва­лен­ти­ны Вик­то­ров­ны, был день, ког­да они про­да­ва­ли на рын­ке жи­мо­лость. Эка над­мен­ность! Ко­ли ра­бо­ты нет, так за­ра­ба­ты­вай, как мо­жешь, а не кру­ти но­сом! За­ста­ви­ли их, ком­нат­ных, ра­бо­тать, а они это по­зо­ром на­зы­ва­ют!

 За два го­да их жиз­ни в де­рев­не они не сде­ла­ли для улуч­ше­ния соб­ст­вен­ной жиз­ни ни­че­го: стро­и­тель­ст­во до­ма так и не сдви­ну­лось с мёрт­вой точ­ки, уча­с­ток за­хла­ми­ли. У них от­лич­но по­лу­чи­лось раз­ру­шать, од­на­ко на ме­с­те раз­ру­шен­но­го ни­че­го со­здать не по­лу­чи­лось. Да, бы­ва­ют та­кие лю­ди, ко­то­рые кро­ме соб­ст­вен­ных от­хо­дов ни­че­го «со­здать» не мо­гут. Здесь от­ли­чил­ся Ар­тём: он, без­дель­ни­чая, со­здал сы­на. Те­ма люб­ви у Сен­чи­на – это за­жи­ма­ние в ба­не и под­ти­ра­ние про­меж­но­с­ти. При­чём лю­бовь у Ар­тё­ма на­ча­лась не с пер­во­го взгля­да, не с тре­пет­но­го вздо­ха или ми­мо­лёт­но­го ка­са­ния кон­чи­ков паль­цев… А с рас­пре­де­ле­ния де­вок меж­ду па­ца­на­ми, и Ар­тё­му до­ста­лась блуд­ли­вая бес­тия, ко­то­рая рас­суж­да­ет о люб­ви та­ким об­ра­зом: «А как без это­го? Я люб­лю секс…» Дру­го­го от этой де­ви­цы и ожи­дать нель­зя бы­ло, ведь мать её – му­жик в юб­ке, ко­ло­тя­щая сво­е­го крот­ко­го пьян­чуж­ку-му­жа. Но сто­ит по­жа­леть бед­ную жен­щи­ну, ведь ей при­шлось стать муж­чи­ной, раз му­жи­ки все спи­ва­ют­ся…

Как бы мы ни жа­ле­ли ге­ро­ев, те­мы со­ст­ра­да­ния в ро­ма­не не по­явит­ся. Смерть там встре­ча­ет­ся с рав­но­ду­ши­ем, с оп­ла­ки­ва­ни­ем соб­ст­вен­ной уча­с­ти (на по­хо­ро­нах баб­ки Та­ть­я­ны Ва­лен­ти­на Вик­то­ров­на – её пле­мян­ни­ца! – за­пла­ка­ла лишь при мыс­ли, что и ей при­дёт­ся уме­реть в этой глу­ши). Убий­ст­ва, под­жо­ги, гра­бе­жи иг­но­ри­ру­ют­ся ми­ли­ци­ей, ведь, на­вер­ное, кри­ми­нал в де­рев­нях на­столь­ко ча­с­тое де­ло, что ми­ли­ции не хва­та­ет на всех. В даль­ней­шем Ел­ты­ше­вы да­же нач­нут за­ви­до­вать уми­ра­ю­щим, что они уже от­му­чи­лись, ос­та­вив их на не­на­ви­ст­ном этом све­те, и нач­нут вы­зы­вать смерть. Смерть для них не ужас, а дар, ведь жизнь для них сплош­ное на­ка­за­ние…

В те­че­ние все­го ро­ма­на чи­та­те­ля пре­сле­ду­ет мысль, что са­мо го­су­дар­ст­во ре­ша­ет убить дей­ст­ву­ю­щих лиц, сте­реть их фи­гу­ры с ли­ца зем­ли. Впол­не мож­но рас­це­ни­вать ро­ман «Ел­ты­ше­вы» как вы­ра­же­ние пре­зре­ния го­су­дар­ст­вен­но­му строю с его бю­ро­кра­ти­ей и на­пле­ва­тель­ским от­но­ше­ни­ем к лю­дям, од­на­ко ж в том по­ви­нен не го­су­дар­ст­вен­ный строй, а са­ми лю­ди, ко­то­рым для нор­маль­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния ну­жен кнут, ко­то­рый при­ну­дил бы всех жить по за­ко­ну и по со­ве­с­ти, жить и ра­бо­тать – толь­ко при та­ком по­ряд­ке спо­со­бен су­ще­ст­во­вать рус­ский че­ло­век. При та­ком по­ряд­ке и при яв­ной си­ле вла­с­ти на­род все­гда бы вы­пол­нял свою ра­бо­ту.

Та­кие лю­ди, жи­ву­щие по со­ве­с­ти, ещё су­ще­ст­ву­ют в злач­ной де­рев­не Му­ра­но­во: это ста­рые ба­буш­ки, до­жи­ва­ю­щие свой срок. И не­смо­т­ря на свою не­мощ­ность, они и дом в чи­с­то­те под­дер­жи­ва­ют, и ско­ти­ну раз­во­дят, и на ого­ро­де что-то вы­ра­щи­ва­ют, и да­же де­ла­ют со­ле­нья – дрях­лы­ми руч­ка­ми. Они каж­дый день со­вер­ша­ют один и тот же об­ряд про­буж­де­ния и си­де­ния на лав­ке, и хоть их су­ще­ст­во­ва­ние дей­ст­ви­тель­но убо­го (ес­ли ря­дом нет де­тей и вну­ков, ко­то­рым они бы пе­ре­да­ли свой опыт и зна­ния), они жи­вут, под­дер­жи­вая хо­зяй­ст­во в по­ряд­ке, и каж­дый но­вый день ими вос­при­ни­ма­ет­ся не как на­ка­за­ние, а как ещё од­на воз­мож­ность по­лю­бо­вать­ся ми­ром и по­раз­мы­ш­лять над про­жи­той жиз­нью. К со­жа­ле­нию, этот един­ст­вен­ный по­ло­жи­тель­ный пер­со­наж – тёт­ка Та­ть­я­на – у Сен­чи­на весь­ма схе­ма­ти­чен, но он за­да­ёт на­прав­ле­ние, ка­ко­го сто­и­ло б при­дер­жи­вать­ся Ел­ты­ше­вым.

Не­смо­т­ря на от­вра­ти­тель­ность и бе­зы­с­ход­ность про­ис­хо­дя­ще­го в ро­ма­не, на­деж­да в нём есть: это и ве­ра в сво­их де­тей, ко­то­рые при­дут и гро­мо­глас­но спа­сут сво­их ста­ри­ков, и ве­ра в теп­ло и ле­то, – пре­крас­ное ле­то, ко­то­рое рас­то­пит лёд при­ро­ды и сер­дец, и, быть мо­жет, жизнь пой­дёт по-дру­го­му. Ав­тор ро­ма­на с лю­бо­вью опи­сы­ва­ет при­род­ные яв­ле­ния, осо­бен­но чув­ст­вен­но вос­при­ни­ма­ет­ся у не­го вес­на – по­ра ожи­ва­ю­щей при­ро­ды. И каж­дый раз с ожи­ва­ни­ем при­ро­ды ге­ро­ям да­ёт­ся но­вая по­пыт­ка из­ме­нить жизнь к луч­ше­му, и ес­ли б они пе­ре­ста­ли уто­пать в не­ве­рии, от­ча­я­нии и ле­но­с­ти, они бы смог­ли от­крыть сво­е­го Бо­га, спо­соб­но­го при­ве­с­ти их к све­ту. К ужа­су чи­та­те­лей, ге­рои без­воз­врат­но за­блу­ди­лись во тьме, по­то­му фи­нал «Ел­ты­ше­вых» по­лу­чил­ся ис­клю­чи­тель­но кро­ва­вым и тра­ги­че­с­ким, в ко­то­ром по­ви­са­ет в воз­ду­хе ог­лу­ши­тель­ный вопль Ва­лен­ти­ны Вик­то­ров­ны, про­воз­гла­сив­ший ко­нец эры Ел­ты­ше­вых и их пол­ное вы­ми­ра­ние…

Ос­та­ёт­ся по­же­лать чув­ст­ви­тель­ным чи­та­те­лям обой­тись ре­цен­зи­я­ми на ро­ман, а са­мо­му пи­са­те­лю быть ак­ку­рат­ным с его да­ром. Дар Сен­чи­на по­тря­са­ет и ужа­са­ет од­но­вре­мен­но, ведь сло­ва­ми он ка­са­ет­ся всех по­та­ён­ных стра­хов и опа­се­ний чи­та­те­ля, он спо­со­бен убить в че­ло­ве­ке ве­ру в жизнь и своё го­су­дар­ст­во, и по­то­му пи­са­те­лю сто­ит быть ос­то­рож­ней с дан­ной ему вла­с­тью уп­рав­лять чув­ст­ва­ми и ума­ми лю­дей и да­вать в сво­их тво­ре­ни­ях чи­та­те­лям на­деж­ду и ве­ру, ко­то­рые и без то­го се­го­дня да­ют­ся с тру­дом.

Напечатано в газете «Литературная Россия» (№46 20 ноября 2009г).

Вероника Васильева