Акунин прославился как мастер стилизации, требовавшей эрудиции и мастерства. Детективный сюжет привлекал народные массы, а читатель взыскательный находил в книгах о сыщике Фандорине и монахине Пелагии остроумную и тонкую игру с русской и европейской классикой. Этим Акунин и «купил» наших интеллектуалов – даже снобистская журнальная критика до поры до времени Акунина жаловала.
Литература на костылях классики
Правда, Акунин уже не тот. У автора «Коронации» было две категории читателей: одни угадывали литературные аллюзии и реминисценции, другие просто следили за интригой. Кажется, скоро у него останутся только последние.
Все началось со злосчастного проекта «Жанры», когда Акунин, бросив игры на полях Достоевского и Лескова, взялся писать «Детскую книгу», «Шпионский роман» и тому подобное. Перейдя от стилизации классики к стилизации примитива, Акунин из автора стильной детективной прозы превратился в обыкновенного массового писателя, лишь немногим лучше Устиновой или Донцовой.
Уже одно название его последней книги «Смерть на брудершафт» отсылает к примитивному кино начала ХХ века. Дочаплинская и доэйзенштейнова эпоха. Киноискусства еще не сложилось, был только модный технический трюк. Аттракцион для непритязательной публики.
Лихой сюжет, быстрая смена декораций и герои-маски (вражеский суперагент, обольстительная коварная шпионка, честный офицер, молоденький смазливый герой) и само оформление книги – все отсылает в 10-е годы ХХ века. Да, было такое кино, было, только вот зачем извлекать этот музейный хлам?
Теперь литературными цитатами Акунин уже не играет. С их помощью он лишь заполняет пустоты – использует, как строительный материал, шлакоблоки. Можно не придумывать герою имя, а сразу назвать его, скажем, Акакием Акакиевичем. Быстро, дешево, экономично. Литература на костылях классики.
Месть имитатора
А почему, собственно, Б.Акунин? Почему автор детективов о полицейском чиновнике, страже государственных интересов, борце против убийц, революционеров, шпионов и экстремистов берет себе псевдоним, отсылающий к имени анархиста и террориста, врага всякой государственности?
Несколько лет назад в «Алмазной колеснице» писатель раскрыл еще одно значение своего псевдонима: по-японски «акунин» означает «злодей». На кого злится Акунин?
Сразу оговорюсь: я пишу не о корректном, либерально мыслящем, ироничном, но всегда соблюдающем рамки приличия Чхартишвили, а именно о господине Б.Акунине. Этот «мистер Хайд», конечно, лишь исполняет приказы Чхартишвили, но зато ему позволено то, чего Чхартишвили себе ни за что не позволит. Маска бывает правдивее и выразительнее лица.
Однажды Акунин признался, что более всего любит свои пьесы, ремейки шедевров мировой драматургии: «Работа над «Чайкой» заняла мало времени, но доставила мне массу удовольствия».
Вот он себя и выдал.
Акунин одним удачно найденным штрихом превратил «Гамлета» из великой трагедии в третьесортный детектив. Героев «Чайки», слабых и не слишком замечательных, но все-таки порядочных людей, Акунин изобразил порочными и преступными. Великий Писатель (догадайтесь, кто) в начале «Турецкого гамбита» домогается близости с юной стенографисткой, которой он только что диктовал новый роман. Карл Маркс после смерти становится вампиром и бродит в поисках коммунистической крови (кровь буржуа ему претит) по Хайгейтскому кладбищу.
Как будто умный и небездарный, но злой и раздражительный филистер сводит счеты с классиками. За что он так с ними?
Вспомним, что Б.Акунин до того, как стал писателем, много лет работал редактором и переводчиком. Эти занятия требуют хорошей филологической подготовки, немалой эрудиции, усидчивости и трудолюбия. Но кто знает редактора, кто знает переводчика? Многие ли читатели Мисимы и Мураками обращали внимание на фамилию переводчика, набранную мелким кеглем?
Не обидно ли переводчику за его тяжкий труд? Рано или поздно редактор возненавидит автора, а переводчик с неприязнью возьмет в руки оригинал.
Более того, редактор и переводчик Чхартишвили, даже превратившись в модного писателя Акунина, по-прежнему шел по чужому следу, повторял чужие мысли, перетасовывал чужие стили, чужие сюжеты, чужих героев.
Автор «Ф.М.» однажды признался: «Труднее всего не тасовать специфические стили речи или подпевать Лескову–Достоевскому, а петь собственным голосом. Еще вопрос, есть ли он у меня».
Вот то-то и оно. Акунин слишком много знает, слишком много прочел, слишком свободно ориентируется в русской и мировой литературе. Он умеет подражать великим, но сам в компанию классиков мировой литературы не попадет никогда.
Виктор Пелевин пишет не в пример хуже Акунина, но у Пелевина есть что сказать читателю. А что говорит читателю Акунин, особенно в своей поздней прозе?
Поэтому «злой человек» Акунин и любит деконструировать Достоевского и Лескова, Чехова и Шекспира. Поэтому и взывает к анархическому духу Бакунина, вечного разрушителя и борца против авторитетов.
Сергей Беляков