Массовое сознание чаще всего хранит образ какого-нибудь государства, народа, правления, создавшийся из яркой метафоры. В умах миллионов застревают не страницы школьного учебника, и уж конечно не выводы историка-профессионала, изложенные в академичной по форме и языку статье. О, нет! Одна-единственная фраза из популярного исторического романа или одна-единственная сцена из исторического фильма… Так лихо, например, подшучивает царский любимец Меншиков над старомосковскими боярами в знаменитом советском фильме «Петр Первый»! И так тупо огрызаются они, «брады уставя», так смотрят «зверообразно», так чужды государственным интересам их склоки… Эта сцена запомнилась целому поколению. Каков стиль целой эпохи — эпохи Московской Руси? — а вот, сидят глупые жирные бояре и смотрят «зверообразно». Любая героика, любая высокая трагедия, любой триумф с грохотом разбиваются об одну единственную сцену. Минин и Пожарский? Позвольте, какие там могут быть Минины с Пожарскими, когда все обсижено зверообразным боярами? Что? Иван Грозный в день мог сотню людей казнить? Публично? Да полно, там эти потешные бояре, они так уморительно сидят… За реформы, оказывается, принялся не Петр, а еще его отец Алексей Михайлович? Не смешите. Какие-такие ха-ха могли быть реформы, когда повсюду сидят толстые бородатые бояре и ждут, когда, наконец, Петр I даст им хорошего пинка!
Вот укоренится подобное мненьице с легкой руки нашей беспредельно творческой интеллигенции, и не вырубишь топором. Разве что появится новое, поярче, похлеще, и «выбьет» клин клином. Один из множества устоявшихся, добротных мифов: Империя — непрочный вид общественного строя, Империя совершенно не стабильный и слабо резистентный к экстремальным ситуациям общественный организм. Вот эпитеты, переходящие из книги в книгу и характеризующие государственный уклад Византии: загнивающий, дряхлеющий, разваливающийся… Порочный, развратный, ожиревший… (Рим). Стоящий на крови… (Ассирия). Всякий раз предполагается, что «загнивание», «ожирение» и «стояние на крови» неизбежно приводят к скорому социальному взрыву, всеобщей гражданской войне, нашествию варваров, революции и т.п. Словом, к печальному финалу. Вектор всегда один: Down, down and explosion.1 Вот появляется очередной литературный демиург и проникновенно выносит вердикт:
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря…
А как иначе? Империя — деспотизм, бюрократия, агрессия, нестабильность, все, как вы понимаете, прогнило, и в самом скором времени будет большой ба-бах. Так что не лучше ли в глухой провинции? У моря? В беседке? Кормить собой комаров… Мифы — почва плодородная.
Если выпало в Империи родиться, надо этим, граждане, гордиться.
На что опирается миф о принципиальной социально-политической нестабильности Империи, о ее неизбежном и ужасном падении? На исторический опыт Нового времени.2 Но это же очень мало! В массовом сознании бытует иллюзия того, что главный опыт всей истории человечества сконцентрирован на пятачке последних столетий, в основном XVIII-XX вв. Она опирается на следующее: во-первых, завораживающее действуют научно-технические успехи последних столетий,3 во-вторых, обыденное сознание сконцентрировано на здесь-сейчас и на ближайших периодах,4 в-третьих, и главное, опыт знакомства с историей всего мира абсолютное большинство европейцев, американцев и русских получают в детстве, на школьной скамье, притом что история Нового времени искусственно раздувается школьной программой на несколько лет — в ущерб более ранним эпохам. В результате школьник, а потом студент без конца изучает, как совершенствовались парламенты в Западной Европе, какие партии были на коне, а какие отставали, да что за социальные группы поддерживали эти партии… Для него в конечном итоге вся история человеческой цивилизации оказывается в подчиненном положении, а доминирует тот самый пятачок. Пятачочек…
Опыт Нового времени говорит следующее: империи разваливаются в конкуренции с мононациональными парламентарными демократическими республиками. Демократические республики представляют собой более устойчивый, более стабильный образец общественного устройства. Основные примеры: королевская Франция, имперская по сути своей, развалилась под натиском рождающейся из ее лона парламентарной Франции в конце XVIII в. Германская и Австро-Венгерская империи развалились, дав место республиканским демократическим государствам в 1918 г., после поражения в Первой мировой войне. Российская империя уступила место стихийной февральской республике 1917 г., а советская империя — целому ряду августовских республик 1991 г. Британская колониальная империя рухнула в послевоенные годы. Японская империя пала под ударами союзников, потерпев поражение во Второй мировой войне вместе со всеми прочими странами «оси». По конституции 1947 г. японский император-тэнно утратил всю реальную власть и стал всего лишь символом древней политической традиции. Дольше всех сопротивлялась переменам Испания с ее богатейшими имперским прошлым. Но в XIX в. она утратила свои колоссальные заморские территории, а во времена Хуана-Карлоса I в этой стране установился особый политический режим, который хоть и монархия, но по сути своей — все та же парламентарная демреспублика, чуть ли не стыдящаяся этого прошлого… Самый мощный пример — США, которые вроде бы с конца XVIII в. высоко несут знамя парламентарной демреспублики…
Итак, результат: на империи смотрят как на «взрывающиеся» или «разваливающиеся» государства.
Если присмотреться повнимательнее, долго ли способна мононациональная парламентарная демреспублика поддерживать стабильное состояние страны? В Германии Веймарская республика продержалась совсем недолго, всего десятилетие, 3-й Рейх закрыл ее капитально. А существование марионеточных государств ФРГ и ГДР после войны на протяжении нескольких десятилетий активно поддерживалось усилиями двух мощных внешних сил — США и СССР. Более или менее самостоятельное существование Германии вне Империи насчитывает ничтожное количество лет. Территория Австро-Венгрии: то же самое. Австрия претерпела аншлюс, восточная буферная зона весьма быстро оказалась либо прямо разделенной, либо расписанной по сферам влияния. Послевоенное бытие Австрии, Венгрии и всей Восточной Европы может быть кратко охарактеризовано теми же словами, что и ситуация с ФРГ/ГДР. Франция после революции 1789 г. провела вместо стабильности несколько десятилетий в жутких войнах, познала вкус I-й империи Наполеона и все это окончилось оккупацией со стороны внешних империй в 1813-1815 гг., затем «счастливо» продолжилось революциями 1830 г. и 1848 г., реставрацией Наполеона III, революцией 1871 г., трижды оккупацией со стороны Германской империи — в 1870-1871 гг., 1914-1918 гг., 1940-1945 гг… О, стабильность! О, процветание! Всего на «девственную» парламентарную демреспублику во Франции остается около полутора столетий. Демократическая Великобритания благоденствует без своих колоний всего полстолетия, еще неизвестно, сколько она проживет-протянет без них дальше.5 Даже если считать ее классической демреспубликой при пожизненном президенте-монархе с более раннего времени, то только с XIX в. (со времен чартизма и реформ избирательного права, произведенных в викторианскую эпоху), но не прежде того. У Испании времени и того меньше. Если не считать СССР парламентарной демократической республикой (даже звучит-то странно), на демреспублику в России падает менее 10 лет. А о моноэтничности в данном случае и речи быть не может.6
Таким образом, исторический опыт моноэтничных парламентарных демреспублик невелик: в самом лучшем случае — полтора века, как во Франции и Великобритании. Для истории всего человечества это ничтожный срок. Вряд ли нечто, существующее столь недолго, может служить аргументом для далеко идущих выводов.
В то же время, «взрывы» империй на деле оказываются что-то уж слишком медленными. Каков опыт империй? Российская империя существовала почти 200 лет, а считая Московское государство — более 400 лет, со времен Ивана III (1462-1505 гг.). Римская империя (несмотря на «пороки», «разврат» и «ожирение») — около 500 лет (от Октавиана Августа до Ромула Августула). Византия — без своей западной соседки, самостоятельно — «дряхлела» 750 лет и еще без малого двести в виде Поствизантии.7 Турецкая Османская империя 400 лет. Значительный (по несколько веков) опыт достаточно цельного и стабильного существования у тех же Ассирии и Ахеменидской Персии. Первая из них просуществовала на пике могущества почти триста лет (IX-конец VII в. до н. э.),8 а вторая — два с половиной столетия, до разгрома, учиненного войсками Александра Македонского. Испанская империя родилась при Карле V (первая половина — середина XVI, может быть, отчасти, чуть раньше — при Фердинанде Арагонском), а по-настоящему «скончалась» только в XIX в., т.е., просуществовала не менее 300 лет.9 Между тем, учебник по истории, да и художественная литература все больше подбрасывают русскоязычному читателю примеры поражений испанцев, все больше создают негативный образ этой империи. Как ловко топил испанские галионы пират Дрэйк! А как здорово погибла Непобедимая армада! А Боливар! Боливар, — как он рубил испанцев в капусту! Отчего же галионы все шли и шли на дно, а империя все стояла и стояла? Как сравнительно небольшая страна сумела удерживать на протяжении нескольких столетий добрую половину ойкумены под контролем?
Империя многое множество раз являла примеры чрезвычайно высокой резистентности. Эпоха 30 тиранов в Римской империи окончилась не развалом и хаосом, а возрождением, хотя казалось, возрождаться уже нечему. Смута начала XVII в. в России привела страну на грань полного исчезновения. В 1611 году на огромном пространстве не было даже призрака центральной власти. А к 1618 году все закончилось восстановлением державы. Византия настоящий рекордсмен по параметру сопротивляемости центробежным силам. Не будучи сломленной ни готами, ни славянами, ни аварами, ни болгарами, ни арабами, ни турками-сельджуками, ни внутренними неурядицами, она пережила эпоху славы при Юстиниане I, потом вторую — при македонской династии, а затем оказалась способной выдержать мощный внутриполитический кризис середины XI в. и еще раз восстать из пепла в виде мощного, мобильного, агрессивного государства Комнинов (80-е гг. XI в. — 80-е гг. XII в.).10 Комниновская Империя — это век славы, век расцвета и могущества, обретенный в весьма преклонном «цивилизационном возрасте».11 Следовательно, есть нечто в Империи, способное придавать прочность государственному организму, поддерживать его силы на марафонских дистанциях и проводить «регенерацию тканей» после тяжелых потерь. И пока никакой другой государственный уклад не способен противопоставить что-либо сравнимое «имперским марафонам».
Можно предвидеть контраргумент: в древности, да и в эпоху Средневековья существовали государства с выраженным республиканским строем. Им современная политологическая и отчасти историческая традиция приписывает в какой-то степени роль истока демократических, парламентарных традиций в государственном управлении; все они в свое время проявляли изрядную устойчивость и способность к выживанию в экстремальных условиях. Но это лишь на первый взгляд. Сколько демократического было Карфагене, Венеции, прочих республиках средневековой Италии, в Новгороде Великом или Полоцке? До крайности мало. Все эти государства были насквозь пропитаны правлением аристократии (порой — олигархии). «Демократические» Афины (между падением царской власти и македонским завоеванием) — очень маленькое государство, роль которого в средиземноморской истории очень сильно преувеличена благодаря все той же тенденции Нового времени: везде отыскивать и возвеличивать следы демократии. Что остается? Швейцария? Но эта небольшая альпийская республика вплоть до XX века не влияла на мировой исторический процесс сколько-нибудь серьезно. И даже на политической арене Западной Европы Щвейцария играла роль золушки. В лучшем случае она была поставщиком очень хороших наемников для чужих войн.
Автор позволит себе сделать несколько выводов а) рано говорить о сколько-нибудь значительном историческом опыте мононациональной парламентарной демреспублики как удачного, стабильного способа общественного устройства, более того, существует немало свидетельств обратного; б) напротив, в Империи есть, видимо, некоторый цементирующий раствор, который, придает ей прочность и способствует ее восстановлению в самых экстремальных ситуациях. Почему? Возможные варианты ответа на вопрос: во-первых, сохранение имперского устройства гарантирует социокультурный комфорт, порядок и защиту от внешних вторжений; во-вторых, статус полноправного гражданина (подданного) в Империи давал и до сих пор дает сознание причастности к высокой цивилизации, противостояния варварству; в-третьих, необыкновенную мощь имеют ментальные конструкции, поддерживающие империю (главным образом сакрального, этнического и юридического характера)11; в-четвертых, благотворно действовало сохранение традиционной сословности, которая явно отрезала от управления нижние слои (особенно маргинальные группы) общества — отсутствие равенства в доступе к управлению позволяло сравнительно небольшому слою получать концентрированный опыт политической и военной практики вместо всеобщего слабого представления огромных масс об этом — как сейчас. (Кроме того, подозреваю, что доверие к сословиям более высокого статуса укрепляло механизм власти больше, чем знание, что выбирают таких же кретинов, как и все). Таким образом, при мощнейшем давлении извне имперское устройство давало огромные ресурсы для социальной сопротивляемости катаклизмам и для регенерации при территориальных, демографических, политических утратах.
Примечания.
1 Разумеется, все это существует вне информационного поля современной профессиональной науки. Зато прочно укоренено в массовом сознании как целая «грибница» однородных мифов.
2 Различные научные школы и платформы называют нижнюю хронологическую границу начала Нового времени в широком диапазоне от второй половины XV в. до конца XVIII в. Таким образом, до на нашего времени всего от двухсот с лишним до пятисот с лишним лет. Классические формы мононациональных парламентарных демократических республик существуют в сколько-нибудь значительных государствах на протяжении ста-ста пятидесяти лет. Возраст империй «солиднее» во много раз.
3 Как магически действуют хвастливые россказни о величии человеческого разума из детских книжек! «Наши предки и представить себе не могли, что можно не палить лучину, а прикоснуться рукой к электрическому выключателю, и комната озарится светом… Наша медицина буквально делает чудеса, немыслимые для человека Средневековья… Наша наука… Наша промышленность…» Был двор, на дворе кол, на колу мочало, начинаем сначала. И нет там ничего о цене за тупой «вертикальный прогресс»: ни об экологической проблеме, ни о демографической, ни о суицидальной тенденции. Притом, услышанное в детстве способно укорениться в сознании намного прочнее любых интеллектуальных концептов, воспринятых в зрелом возрасте.
4 Вполне обоснованное мнение, принадлежащее Ф.Ницше. Человек склонен видеть в своем времени нечто особенное, переломное, трагическое. Чаще всего — на пустом месте.
5 Кстати, это в неменьшей степени относится и к другим европейским странам, в прошлом оказавшимся метрополиями для огромных колониальных империй. Имеются в виду Португалия, Бельгия, Голландия, потерявшие колоссальные колониальные владения относительно недавно, несколько десятилетий назад. Да и та же Франция перестала быть центром огромной державы лишь после войн в Индокитае и Алжире. Не придет ли экономика этих стран в состояние упадка после того, как запасы, «выкачанные» из колоний, будут окончательно «съедены», а практика эксплуатации бывших колониальных владений косвенными способами потеряет стабильность? Пока рано отвечать на этот вопрос категоричным «да» или категоричным «нет». Problem in progress, так сказать…
6 Чем считать США? Это, конечно, по формальным признакам парламентарная демреспублика, но далеко не моноэтничная и, более того, с целом рядом имперских «родимых пятен» в политическом укладе. Некоторые считают США последней настоящей империей, хотя и скрытой под либерально-демократическим маскхалатом. Но если даже допустить США в этот ряд (Германия-Англия-Франция и т.д.), пример окажется нерепрезентативным. Сколько-нибудь значительную роль в мире и влияние на большую политику это государство приобрело чуть более ста лет назад, приблизительно между окончанием войны Севера и Юга и президентством Мак-Кинли. 100 лет. Для государства — почти младенческий возраст. Судить о стабильности, прочности, резистентности государственного устройства США можно будет лет через двести, не ранее.
7 Имеется в виду период от захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. до окончательного падения Империи в 1453 г. Этот период органично разделяется на два меньших. Во-первых, времена существования на бывшей византийской территории нескольких государств-наследников (крупнейшим из них стала т.н. Никейская империя), героической борьбы династии Ласкарей за восстановление державы, умаление Латинской империи крестоносцев и возврат Константинополя. Во-вторых, собственно Поствизантия, Империя династии Палеологов, родившаяся в 1261 г., после того, как был отвоеван Константинополь. Уже казалось бы, старая, дряхлая Империя проявила в эти двести пятьдесят лет необыкновенный, какой-то сверхъестественный запас живучести и регенеративной способности. Как будто византийцы, утратившие собственную столицу и ядро государственных земель, почувствовали, сколь много ими потеряно, повернули вспять от проматывания накопленного к строительству нового и прочному удержанию того, что им досталось от предков… Палеологовская Империя, несмотря на усиливающийся натиск турок и южных славян, несмотря на гражданскую войну, сохраняла относительную территориальную стабильность и государственную силу вплоть до середины XIV столетия. Кроме того, именно тогда происходил последний расцвет византийской культуры («Палеологовский ренессанс»); плодоносила краткая, но прекрасная «золотая осень» Империи.
8 Это если не считать значительного периода процветания до арамейского нашествия, иначе пришлось бы добавить два или даже три века.
9 В XIX в. история нисхождения Испании с имперского статуса знает два главных события: потеря латиноамериканских колоний в 10-20-х гг. и война с США 1898 г.
10 Традиционно школьный учебник по истории Средних веков (а нередко и вузовские учебные пособия) учиняет над судьбой Византии маленькое насилие. Как правило, территория империи показана по убывающей: вот государство времен Юстиниана I, вот IX век, а вот век XV-й, агония. Смотрите, дети: все хуже и хуже идут дела у ромейских василевсов. Между тем, граница империи «дышала» в очень широких пределах, и за существенным сокращением византийской территории нередко следовало ее значительное наращение. Например, при тех же Комнинах.
11 Из этого маленького перечня выпал Китай. Автор не чувствует себя в достаточной мере информированным по части китайской истории, чтобы делать какие-либо выводы. Более того, для него остается открытым вопрос о политической и культурной преемственности в отношении различных государств, существовавших на территории современного КНР (даже не совсем понятно — это ли считать территорией китайской цивилизации, или вычесть кое-что, например, Тибет, а может, добавить кое-что, например, Тайвань) на протяжении последних четырех тысяч лет. Сколько общего между периодами Чжоу и Юань, например? Между государствами, из которых сложилась империя Цинь, и Южным Китаем времен монгольского завоевания? Не следует ли вместо единой китайской традиции анализировать несколько разных традиций? По незнанию всех этих тонкостей, автор хотел бы удержаться от воинствующего дилетантизма.
12 Имеются в виду прежде всего, традиционное для империи решение конфессиональных проблем в духе веротерпимости; органичное соединение «имперского интернационализма» со своего рода «этнической иерархией» — от народа-«хозяина» к «базовым союзникам», и далее, ко все менее «полноправным» в политическом и культурном отношении этническим группам; юридическое равноправие (или хотя бы принципиальная возможность добиться такового, не прибегая ко всяческим переворотам).
Дмитрий Володихин